Гончие Гавриила - Стюарт Мэри - Страница 5

• Предыдущая
• 5/58
• Следующая

Она умерла в одиночестве, старая и заброшенная, истратив все деньги. Крепость осыпалась вокруг, слуги игнорировали и грабили ее. Но оставила не только долги – легенду, живущую по сей день.

Было, конечно, интересно воображать, что она воплотилась в моей собственной бабушке Ха. Насколько я помнила, она прекрасно подходила к этой роли. Богатство, самобытность, какая-то образованность. Много путешествовала и, хотя и не так впечатляюще, как леди Эстер Стенхоуп в 1820 году, создавала массу суматохи и неприятностей через сто лет. Бабушка вышла замуж за археолога Эрнста Бойда, всегда сопровождала его, болталась вокруг и, надо признаться, руководила раскопками от Камбоджи до долины Евфрата. После смерти мужа бросила активную деятельность и вернулась в Англию, но продолжала глубоко интересоваться средним востоком и финансировала пару экспедиций. Двух лет английской погоды ей хватило. Она попрощалась с семьей (это последний визит, который я помню) и уехала в Ливан, где купила себе убежище на вершине горы и собралась (это она нам сказала) писать книгу.

Оттуда она выбиралась один раз четыре года назад, появилась сразу после нашего отъезда в Лос-Анджелес, по ее словам, чтобы разобраться в делах. Это значило перевезти ее существенную собственность в Ливан, найти пару для отвратительного (по словам Чарльза) тибетского терьера Делии, и навсегда отряхнуть со своей юбки грязь Англии. Больше я о ней ничего не слышала. Написала ли она что-нибудь на самом деле за время пятнадцатилетнего отсутствия, никто не имел ни малейшего представления. Но она регулярно переделывала завещания, которые семья с удовольствием читала и выкидывала из головы. Мы могли прекрасно существовать без бабушки Ха, как и она без нас. Никакой, конечно, ненависти. Просто она персонифицировала в себе семейную склонность к уединению. Поэтому я с сомнением посмотрела на кузена.

– Думаешь, она согласится тебя принять?

– Примет, примет. Мама всегда саркастически воспринимала склонность бабушки Ха к молодым людям, но ничто не мешает мне на этом спекулировать. И, если сказать, что я пришел потребовать принадлежащих мне по праву гончих Гавриила, ей это понравится. Бабушке Ха нравятся люди, помнящие о своих правах и обязанностях. Если я смогу попасть в Бейрут к вечеру воскресенья, что ты скажешь насчет понедельника?

– Согласна. Звучит завлекательно, если бы я только могла поверить хоть слову.

– Чистая правда, то есть чище в этой стране не найдешь. Знаешь, что говорят? Что в этой стране все может случиться, это – страна чудес. – Он мягко процитировал: – Мужчины, живущие в этой стране чудес, эти мужчины скал и пустынь, воображение которых ярко окрашено, но все же более облачно, чем горизонты их песков и морей, действуют по велению Магомета и леди Эстер Стенхоуп. Им необходимо общение со звездами, пророчествами, чудесами и вторым зрением гения.

– Что это?

– Ламартин.

– Заставляет бабушку Ха выглядеть вполне нормальной. Уже с трудом жду. Но мне пора. – Я посмотрела на часы. – Боже мой, уже время обеда.

– Уверен, что Бен попросит тебя остаться. Он будет с минуты на минуту. Можешь?

– С удовольствием бы, но завтра мы рано выезжаем, а надо кое-что сделать. И ты несомненно собираешься меня отвезти, милый мальчик. Не намерена ради тебя или кого-то другого рисковать в темных улицах Дамаска, даже если бы думала, что найду дорогу, а скорее всего, не смогу. Или одолжишь машину?

– Я тоже кое-чем готов рисковать, а кое-чем нет. Отвезу. Пошли.

Мы тихо пересекли двор. Кто-то, скорее всего арабский мальчик, принес лампу и поставил в нишу у двери. Лампа Алладина из серебристого металла, при дневном свете, должно быть, казалась бы ужасной, но в сумерках с оранжевыми язычками пламени выглядела очень красиво. На темно-голубом небе уже зажигались звезды. Уродливые испарения города не портили бархата неба, даже над сияющим переполненным оазисом Дамаска оно рассказывало о пустынях и тишине над одинокими пальмами. Отдаленный шум городского транспорта делал тишину во дворе еще явственнее, только журчал фонтан. Рыба шевельнулась в воде, мелькнула золотым плавником. Птица готовилась ко сну в шуршании листьев.

– Горлица, слышишь? – Чарльз заговорил очень тихо, но я подпрыгнула. – Поэты говорят, что она все время зовет возлюбленного – Юсуф! Юсуф! А потом рыдает. Позвоню вечером в субботу в «Феницию» и скажу, когда приеду.

– Буду ждать. Только надеюсь, что мы все же получим порцию экзотики в Дар Ибрагиме. Ты-то наверняка, такое очаровательное создание, но можешь ты придумать хоть какую-то причину, чтобы она захотела увидеть меня?

– Она с удовольствием увидит тебя, – сказал кузен великодушно. – Черт возьми, даже мне было приятно с тобой встретиться.

– Интересно, как ты себя чувствуешь, отпуская такие комплименты, – сказала я, проходя перед ним в дверь.

В общем-то, я предполагала, что Чарльз несколько утрирует, но оказалось, он прав. Я очень легко получила новости об эксцентричной родственнице в Бейруте. Более того, даже если бы я ничего о ней не знала, на нее обратили бы мое внимание.

Это случилось в субботу. Группа отправилась в Лондон, я перебралась в отель «Фениция» составлять планы, вести независимую жизнь и дожидаться Чарльза. За остаток субботы я решила сходить в парикмахерскую и купить кое-что, в воскресенье – нанять машину и исследовать истоки реки Адонис. И вот когда я подошла к клерку в гостинице попросить его нанять для меня автомобиль с шофером, я и столкнулась с легендой о моей бабушке.

Клерк встретил мои планы с энтузиазмом, даже почти сумел скрыть мысли о необъяснимых капризах туристов. Если девушка желает оплачивать машину и шофера, чтобы посмотреть на несколько грязных деревень и водопад, он безусловно ей поможет… И (я увидела, что он со знанием дела оценил мою одежду, номер и лицевой счет) чем дороже я найму машину, тем лучше.

Я добавила:

– Как я понимаю, почти у истока Адониса есть руины старой римской церкви и еще одни, совсем недалеко, так что можно посмотреть.

– Да? – спросил клерк и быстро поменял интонацию. – Да, конечно, церкви. – Он что-то записал. – Я скажу водителю включить их в маршрут.

– Пожалуйста. А где я смогу поесть?

Вот это уже был разговор. Клерк немедленно просиял. Поблизости имелся известный летний отель, о котором я безусловно должна была слышать, где прекрасно кормят под музыку. Да, да, музыка в каждой комнате, бесконечная музыка по расписанию, на случай если тишина гор свела тебя с ума. И бассейн. И теннис. «А потом, конечно, если слегка отклонитесь на обратном пути, сможете увидеть Дар Ибрагим. – Он неправильно оценил мое удивление и быстро объяснил: – Вы не слышали? Дар Ибрагим – это дворец, где живет английская леди, очень старая, она была знаменитой и купила этот дворец, когда он разваливался на части, и заполнила его красивыми вещами, опять посадила сады. Давно к ней приезжали пожить известные люди, и можно было посмотреть некоторые части дворца. Но теперь… Она старая и, говорят, немного… – Он скорчил странную рожу и потрогал лоб. – Дворец закрыт, она ни с кем не встречается и не выходит. Но я слышал, какое это было замечательное место, и сам видел, как она разъезжает на коне со слугами… Но все изменилось, она старая, и никто ее давно не видел.

– Как давно?

Он развел руками.

– Шесть месяцев, год… Не знаю.

– Но она еще там?

– Определенно. Говорили о каком-то компаньоне, хотя, возможно, это слухи. С ней, по-моему, двое или трое слуг, раз в месяц из Бейрута в ближнюю деревню Сальк присылают продовольствие, а оттуда перевозят на мулах.

– А дороги нет?

– Нет. Дорога идет по гребню горы над долиной. Чтобы попасть из деревни в Дар Ибрагим, нужно идти или ехать на муле. – Он улыбнулся. – Я не предлагаю вам делать это, теперь это не имеет смысла, вас все равно не впустят. Я просто рекомендовал вид. Он очень хорош. В любом случае, Дар Ибрагим лучше смотрится издалека.

• Предыдущая
• 5/58
• Следующая