Мой брат Михаэль - Стюарт Мэри - Страница 4

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая

Если я попаду в Дельфы.

Моя уверенность в себе равномерно возрастала, пока я двигалась среди одиночества, окружающая среда становилась все более дикой и красивой, а дорога выбралась из-под оливковых рощ и полезла на горы. Она даже пережила серию пугающе крутых поворотов с уклоном к плоским полям Беотийской равнины. Погубил ее автобус.

Рейсовый автобус из Афин я догнала на половине до отвращения прямой дороги, рассекающей равнину. Он был маленьким, безобразно выглядел, вонял и тянул за собой пятидесятиярдовый хвост пыли. Его распирали люди, ящики и разнообразные живые существа, включая кур и, по меньшей мере, одну козу.

Я аккуратно сместилась влево и пошла на обгон. Автобус, который уже расположился на середине дороги, уверенно взял левее и поехал чуть быстрее. Я вернулась обратно, глотая пыль. Он опять двинулся ровно по центру с бестолковой скоростью тридцать миль в час. Через полминуты я попробовала еще раз: аккуратно подобралась к его заднему колесу в надежде, что водитель меня увидит. Увидел. Резко увеличил скорость, перекрыл путь, четко зафиксировал меня сзади себя и благодушно вернулся на старое место. Выкашливая пыль, я старалась не обижаться, убедить себя, что он нашутится и благополучно меня пропустит, но руки начали сжиматься на руле, и что-то нервно задрожало в горле. Если бы Филип вел машину… да с ним бы ничего и не случилось, женщины-водители на дорогах Греции — законное развлечение.

Мы миновали табличку, сообщающую по-гречески и по-английски: «Фивы — 4 км, Дельфы — 77 км». Если придется ползти за ним всю дорогу…

Новая попытка. На этот раз я начала решительно гудеть. К моему удивлению» и благодарности он послушно съехал вправо и замедлил ход. Дрожа как струна от нервной концентрации, я увеличила скорость и устремилась в щель как раз подходящего размера между автобусом и высоким обрывом сухой, осыпающейся земли. Не вышло. Гнусный нахал дернулся, зарычал и поехал наравне со мной. Мы с машиной могли бы его обогнать, но щель сужалась, и я испугалась. Потом он взял резко левее. Не знаю, собирался ли он действительно спихнуть нас с дороги, но, когда его грязно-зеленый бок начал к нам прижиматься, мои нервы не выдержали, в чем водитель был уверен заранее. Я нажала на тормоза и еще раз осталась позади в облаке пыли.

Впереди появились первые разбитые дома Фив. Там, где Антигона отправляла слепого Эдипа в изгнание, старики сидят под солнцем на бетонной мостовой рядом с газовыми насосами. Игра в трик-трак, которой они отдают час за часом — вероятно, самая древняя вещь в Фивах. Где-то есть фонтан, возлюбленный нимфами. Все. Но без малейшего намерения скорбеть о судьбе легенд, я не думала об Эдипе и Антигоне, даже о Филипе и загадочном Саймоне или о жалкой прелюдии к моим приключениям. Я с ненавистью устремил глаза вперед. Ничего не оставалось в жизни, кроме желания обогнать проклятый автобус.

Со временем появился шанс. Кучка женщин просигналила ему остановиться, и он замедлил ход. Я тащилась, скосив глаза налево, потные руки на руле, нервы на пределе. Он встал ровно посередине дороги и не оставил места для объезда. Стоп. Когда он, наконец, тронулся, руки мои так тряслись, что я не могла повернуть ключ.

Через заднее стекло моего удаляющегося врага на меня смотрело молодое лицо, расколотое широкой усмешкой. Когда мотор завелся, и машина поехала, юнец сказал что-то назад. Еще физиономия с улыбкой уставилась на меня. И еще.

Вдруг так близко позади, что я чуть не слетела в кювет со страху, раздался сигнал. Когда я автоматически сместилась к краю, вперед с ревом вырвался джип, колеса вспенили пыль, он помчался дальше прямо в зад автобусу, а гудок его выл сиреной. Я мельком увидела девушку-водителя: молодое смуглое лицо, прикрытые ресницами глаза, утомленный мрачный рот. Она откинулась назад, вела джип с небрежным, почти оскорбительным мастерством. И кто бы там ни сидел за рулем, автобус уступил дорогу, галантно вильнув вправо и оставаясь там, пока она пролетала мимо.

Не то чтобы я сознательно решила ехать за ней, даже до сих пор не знаю, нажала на газ нарочно или искала тормоз, но что-то на меня нашло, мой лимузин рванулся вперед, проскочил в нескольких дюймах от жалкой переполненной развалины и понесся в кильватере джипа — два колеса на дороге, два — поднимают достаточно пыли, чтобы указать дорогу в Фивы детям Израиля. Мне до сих пор плевать, как там справился автобус, я даже не посмотрела в зеркало.

Я пронеслась через Фивы и роскошно спикировала на неправильную сторону проезжей дороги, ведущей в Ливадию и Дельфы, Рука Гермеса, покровителя путников, не оставила меня. Хотя в Ливадии конская ярмарка своими праздничными побрякушками заполонила улицы, потом мне ничего не препятствовало, кроме маленьких караванов сельских жителей, движущихся на ярмарку верхом и толпы цыган — настоящих, из Египта, — кочующих с мулами и пони, покрытыми яркими одеялами.

Вскоре после Ливадии пейзаж меняется. Неумолимые банальности Аттики — фотоальбомное процветание равнин — остаются позади и забываются, вытесняемые горами. Дорога возносится и вьется между великанскими ребрами бурых гор, ломающих природу на складчатые обрывки. У подножия в безводных равнинах мертвые потоки корчатся, белея в одиноких постелях, как сброшенные шкуры змей. Сухие склоны покрыты желтеющей порослью сгоревшей травы, обломками камней и раскрошившейся почвой. Все растут горы, обнажается земля, раскрашенная широкими мазками в различные оттенки от краевого через охру к темно-, а потом рыжевато-коричневому цвету львиной гривы, и все это горит, озаренное безграничным прекрасным светом. А вдали — тень горного массива, не пурпурная, не голубоватая, как в обычных странах, а ярко-белая — величественный серебряный лев Парнас, жилище призраков старых богов.

Лишь однажды я остановились отдохнуть чуть не доезжая Ливадии. Дорога поднялась уже высоко и спряталась в тень, прохлада. Я пятнадцать минут посидела на парапете. Внизу в долине встречаются три пути, давным-давно на этом перекрестке юноша, движущийся из Дельф в Фивы, вышиб старика из колесницы и убил его… Но привидений сегодня не было. Ни звука, ни дыхания, ни даже тени ястреба. Только пустые горы львиного цвета и беспредельный безжалостный свет.

Я села в машину, завела мотор и подумала, что богу путников, который до сих пор очень хорошо обо мне заботился, осталось стараться еще миль двадцать, а потом он может спокойно меня покинуть. Но он оставил меня не доезжая десяти километров до Дельф, в середине деревни Арахова.

Арахова — картинка с выставки. Она не нарочно, но декорации избыточно живописны, а здания в национальном стиле доводят все до предела. Деревня пристроилась на отвесной скале ярусами домов — пол одного на уровне крыши другого. Все это, кажется, вот-вот скатится в долину глубоко вниз. Стены белые, на каждой пристроились цветущие растения, виноградные лозы: усыпанные гроздьями и огромные мотки шерсти цвета янтаря, гиацинтов и крови. Крыши розово-красные. Вдоль короткой главной улицы вывешены на продажу ковры; солнце и ослепляющее белый фон стен делают их еще ярче. Улица немного угловата и шириной футов восемь. На одном из ее углов я врезалась в грузовик.

Ну не то, чтобы совсем. Остановилась от него в девяти дюймах и замерла, парализованная и неспособная думать. Мы стояли фара к фаре, как коты, уставившиеся друг на друга, причем один из них загадочно молчал. Я, разумеется, заглушила мотор… Скоро стало ясно, что мне, а ни в коем случае не ему, надо отъехать назад. Вся деревня — мужской состав — поднялась, чтобы мне это втолковать, жестами, в основном. Они были очаровательны, восхитительны, очень полезны и готовы сделать для меня все, только не повернуть машину. Они явно были неспособны понять, что ее владелец может не уметь чего-то с ней делать.

Вскоре я въехала в дверь чьего-то магазина. Вся деревня помогала поднять прилавок, опять повесить ковры и убеждала, что это — ерунда. Я собралась с духом и повернула на этот раз на ослика. Все вместе уверили меня, что ему ничуть не больно, он примерно через километр остановится и вернется домой. В следующий раз я проехала по прямой ярдов десять, публика затаила дыхание. Дальше дорога поворачивала. Стоп. Я была определенно не готова перелетать через двухфутовый парапет в чей-то сад двадцатью футами ниже по склону. Я сидела, тяжело дышала, дико улыбалась селянам и очень хотела, чтобы на свет никогда не появлялись ни я, ни этот пресловутый Саймон. Отстрелялась.

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая