Безумие Джоула Делани - Стюарт Рамона - Страница 23
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
– Кто это? – спросила я.
Дон Педро пожал плечами. Он не знал. Очевидно, какой-нибудь местный дух. Я вспомнила картину в галерее Парк-Бернет. Кажется, там изображалась Гуайама, и доктор Райхман назвал ее деревней ведьм. Очевидно, Тонио нашел собственную бруху. Как и его мать, он нашел себе защитника.
В тот день, когда миссис Перес пыталась забрать его, она наняла мальчишку-проводника за четверть доллара и испортила свои новые розовые туфли-лодочки, пробираясь через грязь и корни деревьев, пока не пришла к одинокой хижине в пальметтовой роще.
Бруха была ужасна. Огромная черная старуха в черном платье и черном тюрбане. Высунув голову из окна своей кухни, она наблюдала, как миссис Перес пытается выманить своего сына.
Но шесть лет жизни у тетки Рамона сделали Тонио подозрительным. Обещанная мистером Пересом жизнь в Нью-Йорке, деньги, телевизор и настоящий снег не могли заставить его покинуть свою бруху. И я понимала почему. Последние шесть лет жизнь Тонио была ужасной. Другие дети, наверное, дразнили его из-за нервных припадков. Не говоря уже о побоях. Благодаря брухе, он испытывал сладостное чувство, видя, как прежние обидчики теперь боятся его самого. Вероятно, он также занялся брухерией, учился произносить клятвенные заклинания, собирать ядовитые растения и готовить снадобья. Даже тетка Рамона боялась взять его обратно.
В результате миссис Перес уехала без сына. Он отплатил своей любимой, но беспутной матери, которая бросила его, и наконец заставил ее плакать, как прежде плакал сам.
Но за день до отлета Переса в Нью-Йорк Тонио оказался в Ла-Эсмеральде – окровавленный, с распухшим лицом. Его побили камнями, когда он ходил в поселок за покупками для брухи. За день до того в поселке умерла молодая девушка. Ее рвало черной желчью, и Тонио сочли виновным в этой смерти.
– Mal de ojo, – пояснил Дон Педро, – говорили, что у него дурной глаз.
Какой-то торговец подобрал Тонио в предместьях Сан-Хуана.
Первый месяц в Нью-Йорке оказался необычайно тяжелым для миссис Перес. Она думала, что умрет от холода, хотя зима уже кончилась. Конечно, в их квартире имелись все удобства: водопровод, ванна, туалет. Но не хватало привычной суеты Ла-Эсмеральды.
– Здесь все люди такие занятые и холодные, – жаловалась миссис Перес, – и двери у них всегда закрыты на замок.
Она не говорила по-английски и едва ли могла научиться. Кроме того, в отличие от большинства пуэрториканцев, приезжающих в Эль-Баррио, у нее не оказалось родственников. Весь день она, завернувшись в одеяло, сидела у радиатора, боясь даже пойти в магазин. Наверное, миссис Перес чувствовала себя увядшей и преждевременно состарившейся.
У мистера Переса дела шли лучше. Он уже жил в Нью-Йорке прежде, и неплохо говорил по-английски. Поэтому ему сразу удалось получить работу на обувной фабрике.
У Тонио тоже началась новая жизнь. Хотя ему давно пора было идти в школу, они не считали нужным заставлять его что-то делать, и он мог свободно разгуливать по городу. В первом порыве отцовских чувств мистер Перес проявил немалую щедрость, и Тонио тратил свои деньги в районе Тайм-сквера. Особенно его привлекал киоск фотографа. Миссис Перес порылась в своей черной сумке и протянула мне несколько старых снимков.
Фотографии произвели на меня сильное впечатление. Даже тогда, в тринадцать лет, он отличался от других пуэрториканских мальчишек. Лихорадочные, заметно косившие глаза, удлиненное лицо с заостренным подбородком, более темное, чем у матери. И на всех фотографиях одна и та же одежда. Черная, и как будто со стоячим воротником.
– Это накидка, – пояснила миссис Перес, склонившись над моим плечом, – Тонио всегда носил ее. Он был в ней как будто с крыльями.
Магическая накидка, брухерия и Бог знает, что еще – он наверняка считал себя супербоем и верил, что имеет mal de ojo. Я снова взглянула на его глаза, слишком дикие и беспокойные, чтобы свидетельствовать о его здоровье.
Однако некоторое время казалось, что Тонио забыл свое прошлое. Эпилептические припадки почти прекратились. Он научился говорить по-английски. И хотя так и не пошел в школу, но ни разу не попался за бродяжничество. К тому времени, когда мистер Перес начал тратить деньги в барах, вместо того чтоб одаривать своего приемного сына, Тонио даже устроился на работу в мясной лавке. И мясник закрыл глаза на то, что его работнику нет еще и шестнадцати.
Правда, очень скоро Тонио потерял это место. Миссис Перес точно не знала почему. Она только сказала, что мясник испугался. Возможно, причиной тому послужила жутковатая внешность Тонио или его особенная манера смотреть на ножи и наблюдать за разделкой мяса. А может, и упоминание о жизни с брухой. Разумеется, любой намек на mal de ojo лишил бы Тонио работы в Эль-Баррио.
Потом он просто шлялся повсюду. Его не взяли в банду, вероятно, потому, что он был слишком странен. Впрочем, к тому времени эпоха гарлемских банд уже почти миновала, уступив место эре марихуаны, героина, лазанья по крышам и уличных беспорядков.
Тонио в своей черной накидке бродил сам по себе, рассматривал комиксы, посещал испанские кинотеатры. Миссис Перес часто замечала, как он сидел на ступеньках крыльца и жадно разглядывал проходивших девушек. К тому времени ему исполнилось семнадцать, но его ни разу не видели с женщиной.
– Он бы невинен, как святой ангел, – сказала миссис Перес.
Я не могла понять, откуда такая невинность. Очевидно, он знал уже немало: Тереза, приводившая домой мужчин, и мать, работавшая официанткой в баре и сменившая нескольких мужей, не могли не оставить следов в его памяти. Но потом это знание оказалось проклято страхом или ненавистью, а может быть, тем и другим. Я вспомнила про старую тетку, которая жгла ему ноги. Наверное, не меньшую роль сыграла и мать, чья потребность в мужчинах обрекла его на мучения.
На наконец возмездие наступило.
Однажды утром, собираясь пойти в магазин, она увидела на улице несколько полицейских машин. Большая толпа собралась у входа в соседний дом – дом Марии Сан-чес, чью голову только что нашли в Центральном парке. Миссис Перес хорошо помнила Марию – симпатичную девушку с длинными густыми волосами. Только вчера Тонио, сидя на крыльце, засматривался на нее.
Последнее обстоятельство вновь пришло на ум миссис Перес, когда, убирая кровать Тонио, она нашла засунутую под матрас окровавленную рубашку. Когда миссис Перес развернула рубашку, из нее выпал нож с выскакивающим лезвием.
Миссис Перес очень боялась расспрашивать своего сына, но в конце концов решилась. Тонио сказал, что у него пошла кровь из носа, а нож он просто нашел. Миссис Перес поверила и вздохнула с облегчением.
Прошло два месяца. Однажды Тонио отсутствовал всю ночь. Он сказал, что ночевал под деревянными мостками в Кони-Айленде. Но в тот день в школьном саду на Сто четвертой улице нашли Терезу Ругьеро. На этот раз на его одежде не было крови, но мистер Перес застал свою жену в истерике и заставил ее все рассказать. Потом он напился, кричал и бил Тонио, который оставался молчаливым и равнодушным. Мистеру и миссис Перес, конечно, не приходило в голову заявить в полицию.
Однако они нашли свой способ решения проблемы. Перес устроился работать привратником в доме на Второй Восточной улице. Они решили забыть прошлое и начать новую жизнь в Ист-Вилидж.
Но у них ничего не вышло. Мистер Перес стал пить больше, чем прежде. Миссис Перес приняла Эспиритизмо. Тонио заявил, что религиозные картины действуют ему на нервы, и, поскольку в доме одна квартира пустовала, его переселили туда. Ненадолго, только чтобы подыскать другое жилье – домовладелец так ничего и не узнал.
Я вспомнила про нож, который обнаружила на антресолях у Джоула, и спросила:
– Это номер «Д» на пятом этаже?
Она кивнула утвердительно.
В сентябре они прочли в «Эль-Диарио» про Викторию Диас. Но теперь дело зашло слишком далеко. В Центральном парке Тонио допрашивал полицейский, который еще не знал о совершенном убийстве. Позднее он, конечно, вспомнил косоглазого паренька в черном плаще. Полиция довольно быстро выяснила, где живет Тонио. В тот же вечер на Второй Восточной улице появились два детектива.
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
