Роза и лев - Стюарт Элизабет - Страница 36
- Предыдущая
- 36/88
- Следующая
У Джоселин пересохло во рту. Мысли, самые разные, смерчем крутились в ее мозгу. То вспоминалась ей бойкая Алис, то плачущая Аделиза, то она прислушивалась к биению собственного сердца, то вдруг с испугом подумала: почему так болезненно напряжено внутри все ее тело — уж не отравлено ли выпитое ею вино? Она следила, как лицо Роберта все приближается к ее лицу, как Постепенно смыкаются на его глазах пушистые ресницы. Ни один мужчина не имеет права обладать такими ресницами! Она сама прикрыла глаза.
Рот его прижался к ее рту. Губы его были жесткие и шершавые, но за ними скрывалась восхитительная бархатистая нежность рта и языка. Прикосновение не было таким грубым, как она ожидала. Ни унижения, ни боли Джоселин не испытала. Наоборот, ее охватило ощущение тепла и удивительной легкости, чувство странного умиротворения, желания раствориться в другом существе, стать его частью, принадлежать ему…
Если это и есть то, что называется поцелуем, то это было не так уж плохо. Это чувство было почти… почти приятным.
Губы его завладели ее губами, соблазняя и принуждая раскрыться. Его язык скользнул по ее нижней пухлой губке, пробуя ее на вкус и проникая внутрь ее рта, что заставило Джоселин задрожать. И эта дрожь, пробегая по телу, все усиливалась.
Но тут же леденящий озноб сменился теплом, затопившим ее. Каждая клеточка ее тела отзывалась на его прикосновения, колени ее вдруг ослабли. Роберт держал ее на согнутой руке, уложив будто в колыбель, а она схватила его за плечи, удивляясь сама, какое удовольствие доставляет ей держаться за него, покоиться в его могучих руках.
Потом его язык властно проник в ее рот и затеял там то ли игру, то ли исследование, тщательное и бесстыдное. И это действо шокировало ее. Джоселин задохнулась и сделала попытку отвернуться, но Роберт не позволил ей сделать этого. Он придержал ее за подбородок и продлил поцелуй. Его язык словно обвился вокруг ее язычка, дразня и танцуя.
Вот об этом танце и говорила развратная Алис, вот что, должно быть, напугало Аделизу. Это была последняя четкая мысль, пришедшая ей на ум. Опять дрожь охватила ее, ритмичные движения его языка довели ее до исступления. Тело судорожно напряглось, боль где-то внизу становилась все ощутимее, требуя утоления.
Ей хотелось еще чего-то другого, чего-то большего, чем эта сладостная, но и издевательская пытка поцелуем. Желание становилось непреодолимым, противостоять ему было невозможно. Что еще, кроме поцелуя, он может дать ей? Чувствуя, как его напряженное мужское естество упирается ей в низ живота, она была готова принять от него любой подарок.
Откуда-то издалека до них донесся встревоженный голос, и де Ленгли издал недовольное рычание. Он резко приподнял голову, оборвав поцелуй как раз в тот момент, когда она больше всего на свете жаждала продолжения ласки.
— Джеффри! Черт его побери! Что там стряслось такого важного? Джеффри!
Джоселин мгновенно очнулась и вступила с де Ленгли в отчаянную борьбу, пытаясь оттолкнуть его. Еще мгновение он удерживал девушку в своих объятиях, затем разжал руки.
О чем она думает? Куда подевался ее разум? Что она себе позволила?
Джоселин увидела сэра Джеффри, стоящего в дверях. Конечно, он застал ее накануне грехопадения. Как долго он любовался открывшимся ему зрелищем?
— Простите меня, Роберт. Вы откликнулись на мой зов, и я посмел… Боюсь, что это очень важно… Большое войско приближается к замку.
Джеффри сделал паузу, потом осмелился продолжить:
— Я разглядел королевский штандарт… Это Стефан. Сам Стефан собственной персоной.
Де Ленгли стал похож на высеченную из камня статую.
— Он уже достиг лагеря Монтегью. Скоро вся компания будет здесь. — Джеффри осекся, с тревогой вглядываясь в лицо милорда. — Впускать их, сэр?
Затянувшееся молчание нарушил взрыв хохота. Подобного циничного смеха Джоселин еще не приходилось слышать.
— Впустить ли их? Конечно, мы их впустим! — Де Ленгли взлохматил пятерней свою густую темную гриву. — Разве я способен отречься от присяги, данной сюзерену? Неужели ты советуешь мне нарушить свой долг вассала?
Он схватил со стола опустевшую винную чашу, сжал в пальцах, словно хотел раздавить ее.
— Еще бы один день, — пробормотал он. — Клянусь ранами Христовыми, мне нужен всего лишь один день. О, Джеффри, еще один день, и у нас будет все!
Он швырнул чашу о стену, и она распалась при ударе о камень на мелкие осколки.
Джоселин по-прежнему оставалась там, где ее выпустил из объятий де Ленгли, словно прикованная к этому месту. Ее пошатывало, она с усилием пыталась удерживать равновесие. Поцелуй Роберта произвел на нее такое ошеломляющее действие, что до ее сознания с трудом доходило, о чем сейчас говорит милорд. Она лишь уловила, что речь шла о короле Англии. Но, вероятно, что-то она пропустила мимо ушей, потому что беседа, казалось, не имела смысла. Ведь Роберт де Ленгли был союзником Стефана, одним из его любимцев. Король, безусловно, должен был обрадоваться известию, что Роберт воскрес из мертвых.
Но такого взрыва отчаяния, такого приступа гнева, который извергал из себя милорд, она никак не ожидала. Чтобы привести человека в подобную ярость, нужны были весьма веские причины.
— Прости, Роберт, но я не считаю, что все потеряно. У тебя есть кое-что за душой, что можно выставить на торги, — взывал к нему сэр Джеффри.
— Но я не желаю торговаться! Как вы не поймете? Я устал от торгов, от переговоров, от уступок, от расшаркивания ножкой, от плясок на ярмарочном канате. Я занимался всем этим дерьмом столько лет и теперь сыт по горло. Мне надоело быть связанным клятвой и ходить на поводке у короля, когда все другие хватают все, что захотят. Мы ничего не получим теперь из того, что у меня украли. Ни сейчас, ни потом. Опять понадобятся месяцы или даже годы войны, опять потери, которые так осточертели. Через все это я прошел прежде, и, будь я проклят, если позволю, чтоб это случилось вновь! Его глаза вспыхнули.
— Я хочу победить, Джеффри! Клянусь Богом, никогда раньше не жаждал так победы! В первый раз за многие годы мы были так близки к ней.
— Я знаю.
С видимым усилием де Ленгли все-таки овладел собой.
— Что ж! Так и будет. Я слишком далеко зашел, чтобы повернуть назад.
Он огляделся, встретился взглядом с Джоселин и удивился, обнаружив ее на том же месте, где оставил ее.
— Возвращайтесь к себе, мадам. И приготовьтесь к встрече с королем. Не сомневаюсь, что он возьмет вас вместе с вашей сестрицей под свое покровительство. Вам известно, что всегда найдется местечко в благородном сердце Стефана и при его блистательном дворе для любой женщины, любого ребенка, для любого недовольного бунтовщика и для любой бешеной собаки. Вот жаль только, что он никак не может взять в толк, почему частенько ходит покусанным.
Джоселин поспешно направилась к выходу, желая как можно скорее скрыться с глаз долой. Постепенно ее разум начал проясняться. Роберт де Ленгли был прав. Все испытания очень скоро окажутся позади, во всяком случае для нее и Аделизы. Стефан был необычайно великодушен, когда дело касалось женщин. Отец постоянно твердил об этом, считая это проявлением глупости. Но можно было рассчитывать на то, что король не позволит никому обидеть беззащитных сестер.
Де Ленгли был прав и в другом. Теперь ему будет трудно заполучить свои земли обратно. Король нуждался в расположении ее отца, ибо Монтегью пользовался влиянием в пограничных с Уэльсом областях. Он поддерживал мир на границе и противостоял поползновениям эрла Честера захватить всю Западную Англию и отдать ее во власть герцога Генри и Анжуйской ветви Плантагенетов. Отец до сих пор ловко управлялся с хитроумным и бессовестным Честером.
Джеффри распахнул перед ней дверь. Его черные глаза не упустили ни малейшей детали в странном поведении девушки. Она стыдилась его внимательного, изучающего взгляда. Быть застигнутой в покоях милорда за жарким поцелуем — какой позор для нее!
И всякий воин из охраны подтвердит, что она пришла туда по доброй воле, без всякого принуждения. Отец взовьется от ярости, если до него дойдут слухи об этом, а репутация Джоселин будет безнадежно испорчена.
- Предыдущая
- 36/88
- Следующая
