Роза и лев - Стюарт Элизабет - Страница 55
- Предыдущая
- 55/88
- Следующая
Она закончила купание, вытерла волосы и, завернувшись в широкое полотенце, встала у камина. Даже такой щедрый огонь не мог до конца прогреть комнату, покинутую на многие дни.
Джоселин расчесывала волосы жесткой щеткой. Ей пришлось покинуть замок Монтегью лишь в том, в чем она была одета в тот момент. Ее супруг послал гонца с требованием доставить обратно в Белавур ее наряды, но это — она была уверена — произойдет не скоро. Отец взорвется такой яростью, что, вполне о возможно, иссечет мечом все ее платья в клочки. Ей придется вновь напялить на себя наряд с пятнами от дорожной грязи, как бы тщательно ни очищала его старательная служанка.
Джоселин прикрыла свой наготу дорожным плащом и прилегла на кровать. Жалеть себя не было смысла, так же, как и возлагать вину за свои несчастья на других — Джоселин давно это поняла. Ей, наоборот, надо бы сейчас благодарить всех святых за то, что она выбралась из цепких когтей Монтегью и, неожиданно для всех и для себя самой, превратилась в полновластную хозяйку Белавура.
«Более всего, в чем я нуждаюсь, это во сне», — убеждала себя Джоселин. После нескольких часов отдыха все вокруг нее засияет. И ей нечего делать, никуда не надо спешить, пока Алисой не принесет ей очищенное от грязи платье. С этой мыслью она смежила веки и уснула.
— Вы проспали, мадам, аж до полудня!
Джоселин вскочила, озираясь по сторонам. За окошком был белый день, а на ней не было ничего надето. Плащ, в который она закуталась, спал с нее и обнажил ее наготу. Щеки ее запылали, когда она увидела, что Роберт де Ленгли склонился над ней.
Судорожно Джоселин нащупала полы плаща и поспешно прикрылась им.
— Простите, милорд. Наверное, я что-то упустила и не выполнила своих обязанностей.
Он явно наслаждался ее растерянностью. Его появление в спальне было вызвано самым невинным поводом — проверить, здорова ли его жена после долгого пути, но сейчас, раз она проснулась, ему не хотелось покидать ее ни с чем.
Ее растерянность возбуждала в нем желание. После скоротечной забавы со служанкой Алис прошло уже достаточно времени, чтобы мужская его природа не стала настойчиво требовать воздать ей должное.
Пухлый рот Джоселин, предназначенный не только для произнесения язвительных замечаний, но и для поцелуев, манил его к себе. Днем, когда Роберт целовал ее при всех, то и тогда с трудом оторвался от него — таким показался он ему сладким, соблазнительным.
— У вас есть какие-нибудь пожелания, милорд?
— Да, Джоселин. Мы уже женаты два дня, и я прошу называть меня по имени. С первой минуты, как я увидел тебя, я мечтал об этом. В этой самой комнатке… я помню. А ты помнишь?
— Разумеется, помню. — Она покраснела при воспоминании. — Но мой язык до сих пор не повинуется мне, и я не могу назвать вас Роберт.
— Он скоро будет слушаться тебя. Только надо чаще практиковаться.
Де Ленгли подошел к полке, где громоздились кубки и фляги с вином. Казалось, вечность прошла с той поры, как он имел дело с девственницей. Женщины учили его науке любви, а не он их. Они прекрасно знали, что могут предложить мужчине и что надо им от него требовать. Ему было приятно сознавать, что жена его несведуща в любовной игре. Иметь ученицу робкую, но жаждущую получить уроки и к тому же, как он был уверен, не испытывающую отвращения к своему учителю — разве это не огромное удовольствие?
Роберт наполнил чашу, поднес ее к губам, отхлебнул, потом приблизился к кровати, протягивая ей чашу с напитком.
— Выпейте, мадам, и ободритесь. Мне кажется, что вы еще до сих пор в полусне.
Джоселин приподнялась, стараясь по мере возможности скрыть свою наготу. Это было нелегко проделать под пристальным изучающим взглядом супруга. Она чувствовала, что дрожит, трепещет каждая клеточка ее тела, но стыдно, невозможно было признаться в этом.
Прикрывшись кое-как плащом, она протянула руку за чашей. Конечно, Джоселин имела право попросить его удалиться, пока она оденется, но она не знала, может ли высказать такое пожелание своему супругу, к тому же ее мучила жажда. Вино было приятно на вкус и придавало смелости.
— Прошу извинения… Роберт. Я собиралась вздремнуть только часок, а так получилось… Неужели я проспала весь день?
— Чуть меньше. Но ты заслужила эти часы спокойного сна.
А затем, к ее ужасу, он, отставив чашу с вином, улегся рядом с ней на кровать. Глаза его и его руки были в такой опасной близости от ее тела, что она полыхнула от одолевающей ее страсти постыдным для девственности огнем. «Как же мне вести себя, когда он закончит дразнить меня и пожелает овладеть мною?»
Ее охватил испуг, как однажды, при купании в пруду, когда дно неожиданно ушло из-под ног, вода сомкнулась над нею, солнечный свет погас и она не знала, куда метнуться. В тот момент ей казалось, что наступил конец. А сейчас?
Кровать легонько скрипнула, когда он, отставив чашу, ближе придвинулся к ней.
— Нам надо поговорить, Джоселин. Все то, что случилось, произошло не по нашей, а только по Божьей воле. Я сожалею, что ты лишилась радости свадебного торжества — громких поздравлений и роскошного наряда, что для женщины, конечно, очень ценно, потому что этот день остается в памяти на всю жизнь. Но я возмещу тебе эту всю мишуру сторицей. Если Монтегью откажется отдать тебе твои платья, ты получишь от меня столько серебра, что купишь наряды и получше. А твои вещи я у него выкуплю.
Джоселин засомневалась. Ее супруг владел теперь обширными поместьями, но не имел ни гроша в кармане, а ему еще надо было платить жалованье воинам.
— В моем гардеробе нет ничего ценного. Разве только несколько платьев, оставшихся мне от матери. Мне они дороги как память о ней.
Она набралась храбрости заглянуть ему в глаза.
— По правде, я не жалею, что мы провели время после брачной церемонии не за едой и выпивкой, а в скачке и в походном шатре. Мне лишь стыдно, что я предстала перед вашими друзьями в нищенском рубище им на потеху.
И тут ею овладел страх, потому что лицо его вновь стало жестким.
— Боже мой, мадам! Откуда у вас подобные мысли?
— Мой брат сказал, что идея нашей свадьбы принадлежит Ричарду де Люси и все восприняли ее как шутку. Мой отец считает, что вас принудили к заключению нашего брака и одновременно выставили дураком.
Ободренная его молчанием, Джоселин гордо вскинула подбородок.
— Вы рассчитывали заиметь в жены богатую и красивую девушку, милорд, а в конце концов получили дурнушку в одежде служанки. Какие бы слова ни были вами произнесены при венчании, я знаю, что вы недовольны подменой. Сочувствую вам…
— Неправда! Все, что сказали ваши родные, ложь — мерзостная и ядовитая! Да, признаю, был разговор о приданом вашем и вашей сестры. У вашей матери не было ничего за душой, кроме Уорфорда и земель вокруг него, населенных разбойниками, а у матери Аделизы, урожденной де Валенса, — жирный куш. Не хочу лгать вам, мадам, я торговался долго и упорно. Поступок вашей сестры помог мне в торге…
Роберт слегка умерил свой гнев.
— Но я не выставлял вас на торг, Джоселин. — Он пальцем осторожно коснулся ее щеки. — Меня никто не вынуждал жениться на вас, мадам. Называйте меня как угодно, но я выторговал себе самое драгоценное сокровище.
Она отстранилась. От его прикосновений путались мысли, а ей так необходима была сейчас ясная голова. Их отношения должны строиться если не на любви, то хотя бы на честной дружбе.
— Вам не следует говорить подобное… Сэр Джеффри неоднократно отзывался о вас как о порядочном человеке. Я предпочла бы услышать из ваших уст правду, а не лесть или утешение.
Удастся ли ей внушить Роберту, кто она и кто он? Ей очень хотелось добиться пусть горестной, но истины.
— Я не желаю, чтобы меня водили за нос, как дурочку. Доверьтесь мне, Роберт, и я ваше доверие оправдаю. Покончите с комплиментами, с фальшивой любезностью, и я тогда стану вам верным другом… уважающим вас и покорным… вернейшим из ваших друзей. В этом случае я буду уважать и вас, и себя.
- Предыдущая
- 55/88
- Следующая
