Красив и очень опасен - Стюарт Энн - Страница 45
- Предыдущая
- 45/74
- Следующая
— Ты ведь знаешь меня как облупленную, — промолвила она, великолепная беломраморная богиня в серебристом лунном свете. Полная противоположность хрупкой девушке, на которой он в свое время так опрометчиво женился, напомнил себе Тьернан, надеясь хоть с помощью этих воспоминаний подавить безумный пожар сладострастия, сжигающий нутро.
Но даже обращение к мертвой жене не помогло. И вот, глядя на приближающуюся Кэссиди, Ричард едва ли не впервые в жизни почувствовал необоримое желание повернуться и бежать без оглядки.
Кэссиди подошла вплотную, и Ричард уловил тонкий запах ее кожи, прозрачный аромат духов, смешанный с более тяжелым и удушливым ароматом цветущих нарциссов. И еще один запах, неоспоримый признак ее возбуждения.
— Но ты до сих пор так и не осознал, — продолжила Кэссиди тем же спокойным тоном, — что я начала тебя понимать. Несколько недель ты пытался меня запугать, но теперь я впервые поняла, что и ты способен меня бояться.
Ричард заставил себя цинично улыбнуться, но сердце его колотилось со скоростью пулемета.
— Дать тебе нож, Кэсси? — выдавил он.
— Нет, — ответила она. Затем, словно кающаяся послушница, опустилась перед ним на колени и, откинув со лба непослушные волосы, стянула с Ричарда джинсы. Его огромный фаллос, словно пойманная птица, затрепетал в ее руках, и, несмотря на свои уверенные движения, Кэссиди почувствовала, как по спине ее пробежал холодок. — У меня есть более опасное оружие, — сказала она, наклоняясь.
В следующее мгновение Ричард увидел, а затем и почувствовал, как ее губы сомкнулись вокруг его разрывающейся от желания плоти.
Он наклонился и погрузил пальцы в спутавшиеся волосы Кэссиди, твердо намереваясь оттолкнуть ее. Но, вопреки его воле, руки сами прижали голову Кэссиди к животу, пленив ее, хотя Кэссиди и не собиралась бежать.
Нет, не об этом помышлял Ричард. Он хотел когда-то безраздельно властвовать над Кэссиди, завлечь в свои сети, поработить ее, целиком подчинив своей воле. Но в эту минуту, напротив, он стал ее рабом, целиком и полностью оказался в ее власти, согласился отдаться на милость победительницы. Поразительно, но, понимая все это, Ричард всем своим существом отдавался страсти, уже не контролировал более свои поступки, позабыв обо всем на свете, кроме жаркого и до безумия сладостного плена ее губ.
Перед ним на коленях стояла несравненная женщина. С чудесной улыбкой и вечно испуганными глазами, с доброй и ранимой душой, с исключительно развитым материнском инстинктом, придающим ей силы для любой, пусть даже смертельной схватки. И главное, рядом с ним именно та женщина, которую он искал, женщина, которую он любил…
В последний миг Ричард все-таки попытался отстраниться, спастись, пока не произошло непоправимое, но Кэссиди не позволила ему вырваться; ее руки еще сильнее обхватили его бедра, насильно удерживая, в то время как мягкие, неумелые, но неумолимые губы порождали в нем самые сильные и невероятные ощущения, каких он не испытывал ни разу в жизни. И вот настало незабываемое и трепетное мгновение, когда, не в силах больше противиться неизбежному, Ричард выгнулся навстречу сладостной пытке и выплеснул ту пульсирующую и фонтанирующую страсть, которую никогда прежде не испытывал ни с одной другой женщиной.
Ричард прекрасно знал, что и для Кэссиди это испытание — первое в жизни. И оно никогда не повторится для нее с другим мужчиной. И его самого, и все то, что из него изверглось, она восприняла с неподражаемым стоическим спокойствием. Немного отдышавшись, Ричард опустился на пол рядом с Кэссиди и порывисто обнял ее.
Разгоряченная, взволнованная и дрожащая, она прильнула к Ричарду, зарывшись лицом в его крепкой и влажной груди. Кэссиди поняла, что победила, но одновременно и проиграла. Да, Ричард теперь принадлежал ей, но зато и ее добровольно возложенные на себя узы стали еще крепче.
Она попыталась высвободиться, и Ричард не стал ее удерживать, надеясь только, что Кэссиди не заметила, с какой неохотой он разжал объятия. В лунном свете лицо рыжеволосой женщины казалось бледнее обычного, и лишь пунцовые щеки выдавали душевное состояние. Не привыкла Кэссиди к таким любовным играм. Ричард отметил про себя, что румянец очень ей идет.
— Ванная напротив, — показал он, вставая и помогая Кэссиди подняться. Хорошо, что его подруга такая застенчивая! Стоило ей опустить сейчас голову, и она не преминула бы увидеть, насколько он опять возбужден. Впрочем, Ричард уже начал к этому привыкать. В присутствии Кэссиди он почти все время ощущал себя сатиром с откровенных картин, изображающих сцены вакханалий.
— Спасибо, — пробормотала Кэссиди с неуместной до нелепости вежливостью и проскользнула мимо него к двери. Ричард с превеликим трудом подавил в себе желание прикоснуться к ней, погладить атласную кожу.
— Пожалуйста, — так же вежливо ответил он. Проводив Кэссиди взглядом, он вдруг подумал: «А не стошнит ли ее? — И сам себе ответил: — Нет, вряд ли».
Пить она не любила, это Ричард помнил отчетливо. Она легко хмелела, и он с удовольствием представлял, что мог вытворять в постели с Кэссиди, подпоив ее. С видимым трудом застегнув джинсы, он спустился по лестнице, наполнил стакан виски с содовой, отпил и приготовился ждать, пока Кэссиди выпорхнет из ванной, словно новоиспеченная жена во время медового месяца.
На мгновение он с грустью припомнил свою собственную брачную ночь и, стиснув зубы, заставил себя прозондировать эти воспоминания, как незажившую рану. Ну как он мог не заметить столь очевидного? Ведь признаки порока бросались в глаза. Как мог он, привыкший смотреть на жизнь глазами циника, оказаться столь наивным?
Однако все это случилось давно, в другой жизни, когда он еще верил в любовь. В нерушимые священные узы, навек связывающие мужчину с его избранницей. В любовь всемогущую и немеркнущую. В бессмертную любовь. А также в святую невинность детей.
В любовь и священные узы Ричард давно уже не верил, а вот в непогрешимость детей верить продолжал.
Жизнь сложилась не так, как он мечтал, и Ричарду оставалось теперь только примириться. Возможно, он и примирился бы, если бы не Кэсси. Эта женщина стала ему очень дорога и близка. Она была нужна ему. Он делал все, чтобы целиком подчинить ее себе, но сам угодил в расставленные сети.
Впрочем, это не имело значения. Во всяком случае, по большому счету. Пока связующие их узы не прочнее паутинки, но с каждым часом они крепли. Когда придется вернуться в тюрьму, его дети будут находиться под надежным присмотром Кэсси. Даже грядущая смерть Шона сыграет ему на руку — ничто уже не вынудит Кэсси возвратиться в Штаты.
Ричард отнес стаканы с напитками наверх в спальню и поставил на столик у кровати. Кэсси по-прежнему не выходила из ванной, и он попытался представить, что она там делает.
Сняв джинсы, он отбросил их в сторону и вытянулся во весь рост на старинной кровати. Затем набросил на себя простыню. Не из целомудрия и не для защиты от ночной свежести, а ради Кэсси — Ричард не хотел ее смущать. Он поднес к губам стакан и задумчиво пригубил. Где же Кэсси?
Кэссиди вдруг обуяла паника; она боялась даже покинуть ванную, бесцельно возилась там, многократно умывалась и до блеска вычистила зубы позаимствованной у Ричарда щеткой. А вот душ принять не решилась, опасаясь, что Ричард захочет составить ей компанию.
Да, Кэссиди боялась не на шутку. Правда, уже не Ричарда. Точнее, его она тоже побаивалась, но уже не очень. Самые серьезные опасения вызывала у Кэссиди она сама. Ее отношение к Ричарду. Это была страсть, граничащая с безумием. Все ее тело горело и ныло, нетерпеливо дожидаясь его ласк. Вот почему Кэссиди так боялась выйти, она надеялась дождаться, что огонь в ее крови хоть чуть-чуть поутихнет. Пока вернется хоть капля прежнего самообладания. Хоть крошка той прежней Кэссиди Роурки, которая не принадлежала телом и душой Ричарду Тьернану.
Битва была проиграна. Это Кэссиди знала. Она уже рассмотрела свое отражение в зеркале. На нее смотрела ирландская ведьма. На нее смотрела счастливая и обезумевшая женщина. Влюбленная по уши. И бесполезно тратить время и силы на бессмысленное сопротивление. Тем более сейчас, когда время стало дороже золота.
- Предыдущая
- 45/74
- Следующая
