Поцелуй шута - Стюарт Энн - Страница 27
- Предыдущая
- 27/66
- Следующая
— Я не в том настроении, чтобы забавляться. Ты не сражаешься, не ездишь верхом, не ходишь и не говоришь как нормальный человек. Ты хотя бы пьешь?
Шут скользнул вперед. До Хью уже дошли слухи, что женщины из его окружения находят этого странного нового обитателя их замка весьма интересным. Значит, шут не относился к тому небольшому числу мужчин, которые предпочитают свой собственный пол. И в самом деле, если бы он почаще держал рот закрытым и одевался в нормальную одежду, он мог бы выглядеть неплохо. Даже очень неплохо. Стройный, с обманчиво тощим телом, в котором сэр Хью без труда угадал недюжинную силу. Сэр Хью всегда отлично видел силу и проворство, как бы хорошо они ни были спрятаны. Так вот, мастер Николас мог оказаться достойным противником, если бы дошло до дела.
— Я пью, — ответил Николас и снова поклонился.
— Дай ему кружку, Гилберт, — небрежно произнес сэр Хью. — И себе возьми. А потом вы оба скажете мне, что мне делать.
— «…и не найдется ли кто-нибудь, кто мог бы избавить меня от этого надоедливого священника, сующего свой длинный нос куда не следует?» — тихо закончил за него Николас, поднимая свою чашу и шутливо салютуя ею в сторону Гилберта. Лицо юноши оставалось при этом совершенно непроницаемо.
— Для вас было бы лучше, чтобы никто не слышал этих ваших странных слов, — сказал Хью холодным, жестким тоном, наклонившись вперед. — Существует предел, за который ваш хозяин и господин никогда не позволит зайти. А это уже слишком. Вы можете оказаться без головы, не успеете и глазом моргнуть, если я не убью вас прямо сейчас.
— А с чего бы вам убивать меня, сэр? — спросил Николас, свободно развалившись прямо на полу перед столом и охотно отпивая из чаши. — Ведь я здесь для того, чтобы выполнять ваши распоряжения. Если вы пожелаете убить меня, я с радостью подчинюсь, но хочу предупредить, что живой я могу развлекать вас гораздо лучше, чем мертвый.
Хью фыркнул. Где-то в его огромном замке аббат Святой Евгелины без сомнения поздравляет себя с тем, как замечательно он все придумал, чтобы заставить его страдать. Где-то его новая жена лежала в кровати одна, без него, и, возможно, радовалась, что не должна ложиться в постель с таким огромным, неуклюжим мужчиной. Он был простым солдатом в глубине своего сердца и плохо знал женские причуды, хотя его жены и женщины, которых он брал в свою постель, никогда не жаловались и, более того, выглядели вполне довольными. Но Изабелла была такой хрупкой, такой изящной. Она совершенно не подходила такому неуклюжему грубияну и косноязычному солдату, как он. Возможно, она на коленях сейчас благодарила Господа за то, что избавлена от необходимости выполнять свой супружеский долг.
Юный Гилберт присел на ступени, ведущие на помост, на некотором расстоянии от шута. Кружка с медом в его руках была совсем не тронута, а сам он не отрываясь смотрел на нелепо и ярко одетого человека, который распростерся у ног своего нового хозяина. Что-то было между этими двумя, подумал Хью, ненадолго отвлекшись от своих собственных горестей. Плохо, если его юный воспитанник будет очаровываться первым встречным.
А затем лорд Фортэм снова погрузился в раздумья, забыв обо всем, кроме своих собственных несчастий.
— Когда же это чудовище, повсюду сующее свой нос, уедет отсюда, — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Священник уйдет,
Когда все погубит,
Когда боль пройдет,
А сердце забудет.
Хью едва удержался от того, чтобы запустить в шута своим кубком, по одной простой причине — там еще оставалась изрядная порция меда, а Хью не собирался зря тратить этот дорогой напиток.
— Ненавижу стишки, — пробурчал он. — Особенно непонятные.
Его святая цель Преумножать печали,
Сломать чужую жизнь И поминай как звали!
Хью одним глотком осушил кубок и все-таки швырнул им в голову Николаса. Тот увернулся с неожиданным проворством и расплылся в дерзкой, нахальной улыбке.
— Слишком много меда туманит мозги и замедляет движения, милорд, — заявил он насмешливо. — Священник — ваш враг и враг нормальной, счастливой жизни. Он не уедет отсюда до тех пор, пока не сделает каждого из здесь живущих несчастным. Но ведь чего только не происходит совершенно неожиданно! Возможно, непреклонный аббат свалится случайно с одной из башен. Становится холоднее, а однажды ночью камни могут обледенеть и стать очень скользкими, — сказал он весело и посмотрел прямо в лицо Гилберту. Хью пришел в ужас от слов шута.
— Как смеешь ты предлагать мне хладнокровное убийство святого отца, да еще когда тебя слышит такое невинное создание, как Гилберт! Не обращай на него внимания, парень! Кругом полно злых людей, но подобные разговоры не должны тебя испортить.
— Конечно, нет, — произнес Николас с загадочной улыбкой. — Возможно даже, что он на всю свою жизнь останется таким же невинным и наивным, как сейчас.
— Если ему повезет, — сказал Хью, бросив неуверенный взгляд на бледное лицо Гилберта.
Юноша улыбнулся ему с нежной преданностью ласкового щенка.
— Я бы не хотел оставаться полностью невинным всю мою жизнь, милорд, — сказал он смущенно. — Я бы хотел жениться, когда придет мое время.
— Не женитьба отнимает у мужчины невинность, — с горечью произнес Хью, — а вот такие чертовы священники, сующие везде свой нос. Где моя жена?
— Вероятно, в постели, — ответил Николас.
Хью показалось, что с каждой минутой шут все больше и больше становился похож на обычного человека, а не на какую-то скачущую обезьяну, но он не собирался тратить время на раздумья о каком-то дураке.
— В чьей постели, черт возьми?
— Скорее всего, в той же самой, в которой она спала, как только приехала сюда, — пробормотал Гилберт, но Николас уже поднялся одним своим раздражающе грациозным движением.
— Она делит постель со своей дочерью в юго-восточной башне, — пояснил он. — Они обе скрылись в комнате несколько часов тому назад.
Хью свирепо посмотрел на шута, чувствуя, как мед ударяет ему в голову.
— А с чего бы это тебе обращать такое чертовски пристальное внимание на мою жену? Откуда ты знаешь, где она спит и с кем? Уж не хочешь ли ты за ней приударить? Да я отрежу тебе яйца, если ты осмелишься хотя бы заговорить с ней!
Дерзкий шут лишь усмехнулся, услышав угрозу.
— Леди Изабелла меня интересует лишь постольку, поскольку я должен служить ей как жене моего хозяина. Меня привлекает ее дочь.
— Леди Джулиана — само изящество и благородство, а ты — всего лишь дурак и слуга.
Николас чуть заметно улыбнулся.
— Но разве дурацкие мечты — не достойное занятие для дурака? Я поклоняюсь леди Джулиане издали, всего лишь греясь в лучах ее красоты.
— Смотри, чтобы там и оставаться. Раз уж я не могу заниматься любовью, то ты и подавно.
Лорд Хью поднялся с преувеличенным достоинством, угрожающе возвышаясь над пиршественным столом. Некоторые из слуг на дальнем конце комнаты неуверенно задвигались, не зная, смеют ли они приблизиться к их господину и хозяину.
— Я собираюсь пойти за своей женой, — объявил Хью во всеуслышанье. — И горе тому, кто посмеет мне помешать.
— Вы хотите пойти против приказов святого отца? — спросил Гилберт, изображая потрясение.
— Нет. Я буду просто лежать рядом с ней, а не между ее ног, — прорычал лорд Фортэм.
— Целомудренная брачная ночь, — сказал Николас. — Но уверен ли мой господин, что это верный шаг? Способны ли вы устоять перед искушением?
— Я способен устоять перед чем угодно, — прорычал Хью. — Так где моя жена, дьявол ее забери?
Джулиана обнаружила, что ее мать спит очень неспокойно. За окнами начался мелкий дождь, и звук капель, шелестящих по каменным стенам, убаюкал Изабеллу, погрузив ее в глубокий сон, и немудрено, после предыдущей ночи, испорченной аббатом ордена Святой Евгелины. Все, что Джулиана могла сделать, это тихо, недвижно лежать возле матери, стараясь дышать глубоко и медленно, в то время как Изабелла металась и ворочалась на постели.
- Предыдущая
- 27/66
- Следующая
