Маленькие дикари (др.перевод) - Сетон-Томпсон Эрнест - Страница 27

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая

Через два дня чучела птиц были закончены. Оставалось только, когда они достаточно высохнут, снять все нитки и обрезать проволоку.

– Многих я учил набивать чучела птиц, но быстрее вас, мистер Ян, никто не мог одолеть этой премудрости, – похвалил своего помощника Си-Ли.

Гордый этой похвалой, мальчик чувствовал себя на седьмом небе от радости.

Переселенцы, пользуясь указаниями Калеба, соорудили себе «настоящие» индейские военные головные уборы. Из-за невозможности достать орлиных перьев, они собирали белые лебединые, гусиные и индюшачьи, а Ян окрашивал их кончики в черный цвет. Выкрашенные в красный цвет конские волосы, лоскуты фланели от старой фуфайки и обрезки кожи служили дополнительным материалом.

Все «индейцы» получили призы за разные «ку» и «гран ку». Сэм имел несколько перьев за стрельбу, плавание и за удачные набеги «на территорию бледнолицых». Кроме того, советом племени ему были присуждены два великолепных индюшачьих пера за искусно поваленную сосну и убитую сову.

Ян тоже имел знаки отличия: несколько «ку» за то, что пробежал сто шагов в десять секунд; за то, что прошел четыре мили в час; за то, что проплыл двести ярдов в пять минут; за то, что знал названия многих диких растений, птиц и животных; за то, что хорошо рисовал; за то, что научился быстро находить следы разных животных, и, наконец, «гран ку» – за что, что застрелил сову темной ночью.

У Гая также было несколько «ку» за разные второстепенные подвиги, в том числе и за острое зрение, но ни одного «гран ку», и это сильно огорчало его. Даже старый охотник, благоволивший к мальчику, не мог, по совести, присудить ему высшую награду.

– Что больше всего индейцы ценят в воине? – спросил однажды Гай у Калеба.

– Храбрость, – ответил старик. – Для них важнее всего, чтобы воин ничего не боялся. Да это не у одних индейцев: храбрых людей везде уважают.

– Ну, так я вам докажу, что ничего не боюсь! – воскликнул Гай. – Испытайте меня.

– Хорошо, – сказал Калеб, – мы испытаем твою смелость. Вот, видишь этот камень? – продолжал он, поднимая с земли небольшой круглый булыжник со сквозной дыркой. – Ты знаешь могилу старого Гарни?

Гарии был пьяницей, погибшим от какой-то случайности. Его похоронили на перекрестке, близ владений Рафтена. Суеверные люди утверждали, что он громко стонет по ночам. Каждый, кто услышит эти стоны, должен тут же выразить свое сочувствие, иначе ему грозит какое-нибудь несчастье. Старый охотник напомнил мальчикам об этой легенде, да так выразительно, что она произвела на них сильное впечатление, особенно на трусливого Гая.

– Так вот, я положу этот камень на могилу Гарни, а ты как-нибудь ночью сходи за ним и принеси его назад, – проговорил старик. – Согласен?

– Пожалуй, – протянул Гай изменившимся слегка голосом, и по его спине поползли мурашки.

– Если ты это исполнишь, то получишь «гран ку», – сказал Калеб и засобирался домой. – А чтобы ты не подменил камень, я привяжу к нему веревочку, – обернувшись, прибавил он.

Около полуночи мальчики услышали хриплый шепот:

– Эй, Гай! Вставай скорей!

– Кто там? – дрожащим голосом спросил Гай.

– Это я, Калеб. Выходи скорей. Уже половина двенадцатого. Отправляйся на могилу Гарни и принеси камень, который я положил там. Если же не найдешь сразу его могилы, то прислушайся к стону; он покажет тебе, где она. Иди же!

– Но я… я… не увижу дороги в такой темноте, – запинаясь, ответил Гай, плотнее закутываясь в одеяло.

– С твоими-то глазами и не увидишь? Будет врать! Ступай скорей! Помни, если принесешь камень, получишь «гран ку»… Пойдем, я провожу тебя.

– Нет, я… не пойду… сейчас… очень уж темно… Я лучше обожду, когда будет… лунная ночь, – упорствовал Гай, причем его дрожащий голос почти совсем прерывался от испуга.

– Значит, ты трус! – с неудовольствием прошептал Калеб. – И тебе никогда не удастся сделаться настоящим индейцем. А не пойдет ли кто из вас? – обратился он к другим мальчикам.

– Я пойду! – ответили они оба в один голос, хотя и не особенно твердо.

– Ну, кто-нибудь один, – проговорил Калеб. – Бросьте жребий, кому идти.

Ян раздул полупотухший костер и подбросил в него хворосту, а Сэм тем временем отыскал соломинку, переломил ее на две неравные части, зажал их в кулак и сказал:

– Тащи, Бобр. Если вынешь длинную, значит, идти тебе, а короткую – тогда мне.

Ян осторожно ухватил пальцами кончик соломинки и стал медленно вытягивать ее. Она оказалась длиннее той, которая осталась в руке Сэма.

– Тебе идти! – с облегчением произнес Сэм. – Ты вообще счастливчик, тебе во всем везет!

Делать было нечего, Ян медленно оделся и вышел наружу. Калеб терпеливо ждал поблизости. Узнав, что идти выпало на долю Яна, старый охотник ободрил его:

– Молодчина! Люблю смелых! Пойдем, я провожу тебя до опушки леса. Но дальше ты должен идти один, а я подожду твоего возвращения… Дорогу найти нетрудно. Следуй вдоль изгороди. Когда дойдешь до небольшого вяза, отсчитай от него четыре межи. Перейдя их, увидишь белую каменную плиту. За ней лежит камешек с привязанной к нему веревкой, конец которой перекинут через плиту. Вот тебе кусок угля. Если смелость тебя не покинет, напиши на плите свое имя… Да ты не бойся, дружок, и не думай о стонах: их не бывает, все это выдумки… Что, все-таки боязно?

– Да, – откровенно сознался Ян. – Но тем не менее я пойду.

– Молодец! – снова похвалил его охотник. – Да, смел и тот, кто ничего не боится, но еще более смелости у того, кто идет в опасность, преодолевая свой страх: значит, у него есть характер!

Разговаривая таким образом, путники вышли на открытое поле, где было несколько светлее.

– Скоро двенадцать, – проговорил Калеб, вынув часы и осветив их спичкой. – Ступай смелее. Я подожду тебя здесь.

Старик присел на траву, а Ян отправился дальше один. Чтобы не сбиться с пути, он старался держаться указанной ему Калебом изгороди и вскоре выбрался на дорогу, которая оказалась немного светлее травы.

Сердце юного путника судорожно сжималось, на лбу выступил холодный пот, руки и ноги слегка тряслись. Тишина ночи нарушалась только нежным писком полевых мышей. Мальчик время от времени останавливался и со страхом прислушивался, потом снова продолжал путь.

Вдруг в темноте, справа от себя, он услышал шорох и заметил что-то белое. Мальчик остановился, чувствуя, как кровь начинает застывать у него в жилах. Белая фигура медленно надвигалась прямо на него. Ян бессознательно подался в сторону и крикнул трепещущим голосом:

– Кто здесь?

Фигура продолжала молча приближаться. Ян поднял с дороги камень и изо всех сил запустил им в «привидение». Послышался громкий рев. «Привидение» повернулось в сторону и бросилось бежать, задрав вверх хвост. Тут только Ян разглядел, что это старая корова бабушки Ньювиль.

Встреча с коровой несколько ободрила и даже успокоила мальчика, и он снова тронулся в путь. Вот и вяз. Отсчитав четыре межи на запад, путник остановился и с замирающим сердцем стал всматриваться в ту сторону, где должна была находиться могила Гарни. Невдалеке действительно виднелось что-то белое, похожее на могильный камень.

Ян неуверенным шагом направился к могиле. Добравшись до могильной плиты, он стал шарить по ней трясущимися руками, стараясь нащупать веревку, к которой должен был быть привязан камень, но не находил: очевидно, ее сбросил ветер. Но надо же доказать, что он был здесь!

Мальчик вытащил из кармана уголек и нацарапал свое имя на шероховатой поверхности могильной плиты. И тут же нащупал веревку с привязанным к ней камнем.

Тут в канаве рядом с могилой послышалось падение чего-то тяжелого, затем раздался хриплый крик, и началась какая-то возня.

Крепко зажав в кулаке веревку, мальчик кое-как выбрался на дорогу и пустился бежать так стремительно, что чуть не сшиб с ног человека, который схватил его за плечи:

– Стой, Ян! Успокойся. Это я, Калеб.

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая