Ельцин - Минаев Борис Дорианович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/210
• Следующая

Не хочу быть неверно понятым. Конечно, Ельцин — вовсе не замаскированный оппозиционер. Не Лех Валенса в строгом партийном костюме. Секрет в другом.

Главная крамола Ельцина этих обкомовских лет, которую не заметил никто (в том числе и он сам), — не в его излишней публичности, не в откровенности перед любой аудиторией, а в его внутреннем ощущении своей независимости. В его уверенности, что он должен решить любой вопрос самостоятельно.

Сам.

Однако большая, реальная политика не делается на виду.

Советская реальная политика — это прежде всего искусство неформальных контактов. Умение быть нужным и стать своим. Умение быть хорошим и надежным партнером для большого человека или группы больших людей. Умение оказаться в нужном месте в нужное время.

Когда говорят: он «тащил его наверх», «он взял его с собой», «такой-то был лично предан такому-то и благодаря этому сделал карьеру» — в этом всегда слышен пренебрежительный оттенок, интонация осуждения. На самом деле без этих хитросплетений и немыслима карьера как таковая.

Звезда Михаила Сергеевича Горбачева затеплилась во время его задушевных бесед с Андроповым, который поправлял здоровье во время летних отпусков в Ставропольском крае (в Минводах и Кисловодске), карьера Черненко — во время работы Леонида Ильича Брежнева первым секретарем солнечной Молдавии. И таких примеров немало. И не только в нашей отечественной истории.

Фактор, который можно условно назвать «давнее знакомство», играет огромную роль в важнейших государственных назначениях и в XVIII, и в XIX, и в XX веках. Человека нужно знать, чтобы ему доверять. Человеку нужно доверять, чтобы назначить его на высокий и ответственный пост.

Кто же вытащил Ельцина наверх? Кто ему покровительствовал? Кто рассчитывал на него в дальнейшем? В чью «команду» он входил?

Никто. Ни в чью.

Во всей партийной карьере Ельцина — вопиющее отсутствие политического закулисья. Вся она состоит из этих неожиданных рывков, спуртов, как в беге на длинную дистанцию, когда державшийся до какого-то момента в «общей группе» Спортсмен финиширует, оставляя всех за спиной.

Тридцатилетний инженер, еще недавно — скромный мастер и прораб, начальник участка, которому еще много лет пахать и пахать до повышения, — вдруг врывается в строительную элиту самой индустриальной области.

«Хозяйственник», да еще не самый заметный, да еще не имеющий богатого партийного опыта, становится первым секретарем области.

Малоизвестный провинциал, только поверхностно знакомый с Горбачевым лично, — возвышается до кандидатов в члены Политбюро.

Изгнанный из большой политики, не имеющий никакого ресурса во власти — избирается первым президентом России.

Само время, сама эпоха выталкивают его наверх.

Обкомовский период его жизни — с одной стороны, самый спокойный, с другой — и самый противоречивый. Будущий революционер, рьяно и последовательно выполняющий решения партии и правительства. Будущий ниспровергатель основ, который эти основы успешно оберегает и укрепляет. Парадокс? Да. (В истории таких парадоксов хоть пруд пруди.)

Но парадокс Ельцина — особого свойства. Идеалист с огромной верой в себя, в свои безграничные силы — он мог потерять этот идеализм на крутых ступенях своей головокружительной карьеры, мог сломаться, мог «врасти» в свою эпоху, в свое время, и не пойти дальше… Однако он сохранил и цельность характера, и волю, и свое безграничное, невероятное упрямство, умение пройти весь путь до конца. В этом-то и загадка.

…Но зато этот период — и самый гармоничный в его жизни. Здесь он достиг самого главного для мужчины его возраста — абсолютной уверенности в себе. Внешние обстоятельства жизни полностью совпали с тем, что бурлило внутри.

«А вообще, конечно же, в те времена первый секретарь обкома партии — это бог, царь. Хозяин области… Мнение первого секретаря практически по любому вопросу было окончательным решением. Я пользовался этой властью, но только во имя людей, и никогда — для себя. Я заставлял быстрее крутиться колеса хозяйственного механизма. Мне подчинялись, меня слушались, и благодаря этому, как мне казалось, лучше работали предприятия», — пишет он в «Исповеди на заданную тему».

Об этом гармоничном самоощущении говорят и, казалось бы, самые мелкие детали.

«Ельцин любил проводить несколько дней редкого отдыха в Бутке. Его родители вернулись туда… чтобы окончить жизнь так, как начинали: возделывая небольшой огород. Деревенские соседи были немало удивлены, увидев, как владыка области… вскапывает огород, носит воду из колодца и колет дрова…

Поначалу многие, в основном близкие и дальние родственники, стали приходить к нёму со своими многочисленными проблемами. Ельцин попросил мать остановить этот поток нуждающейся родни: “Я должен подходить ко всем одинаково”.

Однако Ельцин занимался личной благотворительностью. Посылал в детские дома изрядные гонорары, получаемые из центральных газет и партийных журналов. Однажды во время визита на один из свердловских заводов к нему подошла скромная уборщица и пожаловалась, что осталась без средств из-за черствости бюрократов… Но оказалось, что для улаживания потребуется время. Ельцин вернулся к женщине, ждавшей у двери директорского кабинета. “Возьмите, — сказал он и сунул ей в руку деньги. — Раз обещал помочь, я буду помогать вам лично, пока дело решается”» (Леон Арон).

Власть не тяжела для него — ни в какой ситуации. Даже в самой щепетильной. Он чувствует ее, как человек чувствует кожу. То есть попросту не замечает. Ему понятны ее границы. Ему ведомы ее бездны и искусы. Он легко избегает и того и другого.

Он — на своем месте.

В начале 1984 года на областную конференцию Свердловской партийной организации приехал новоиспеченный член Политбюро, бывший первый секретарь Томской области.

Вот что пишет об этом секретарь Свердловского горкома Виктор Манюхин в своих мемуарах:

«…Должен был прибыть к нам новый член Политбюро Егор Кузьмич Лигачев. Как-то за обедом, а секретари обкома обедали в буфете на этаже первого секретаря, Борис Николаевич сказал: “Вот звонил сейчас в Томск, спрашивал у коллеги, что любит Лигачев, чем его кормить, сказали, что спиртное он не пьет, любит гречневую кашу с молоком. Вот и организуем ему эту кашу. Всего он будет у нас 5 дней. На все дни распишем секретарей для работы с Кузьмичом. Я с ним буду только на конференции”».

Ельцин выполнил свое обещание: секретари обкома и горкома сопровождали Лигачева в его поездках по области, Б. Н. — нет. Это немало удивило его подчиненных. С членом Политбюро Андреем Кириленко Ельцин всегда ездил сам…

Новые члены Политбюро — Горбачев и Лигачев — были выдвиженцами Юрия Андропова. Все знали, что это — его молодые наследники, особенно М. С. Горбачев. Перед смертью Андропов попросил обоих приехать к нему на дачу, о чем-то долго говорил с ними, лежа в постели. После смерти Юрия Владимировича Горбачев, несмотря на глухое сопротивление престарелых членов Политбюро, быстро выдвинулся на пост второго секретаря, по идеологии, вел заседания Политбюро в отсутствие вечно больного Черненко, и хотя вокруг него шла глухая возня — старики, «брежневцы», старались оттеснить его от трона — постепенно всем стало ясно, что он и есть реальный наследник.

С самого начала Лигачев и Михаил Сергеевич были неразлучным тандемом. Оба они — из одного поколения с Ельциным, причем возглавляли области, гораздо менее значимые по масштабам и промышленному потенциалу. Оба уже давно вызывали у него ревнивое раздражение своим внезапным и труднообъяснимым взлетом.

«Минеральный секретарь» (как острили тогда злые языки) Горбачев организовывал отдых — обеды, ужины, прогулки, охоту — влиятельных секретарей ЦК и министров, лечивших в Кисловодске и Пятигорске свои усталые пищеварительные тракты. Там он и познакомился с Андроповым.

• Предыдущая
• 27/210
• Следующая