Сестры Марч (сборник) - Олкотт Луиза Мэй - Страница 3

• Предыдущая
• 3/127
• Следующая

– Но что же мне делать? Я никогда не видела, как падают в обморок. А если упасть, как ты показываешь, набьешь синяков. Можно мне не падать? Лучше опуститься в кресло. Пусть тогда этот Хуго грозит мне пистолетом сколько угодно, – возразила Эми.

В отличие от старшей сестры, у Эми не было никакого актерского дарования. На роль в домашнем спектакле ее выбрали только за маленький рост и хрупкое телосложение. По ходу пьесы герою приходилось уносить ее со сцены, и сестры решили, что лучше Эми тут никого не придумаешь.

– Тогда попробуй так, – предложила Джо. – Заламывай руки и, шатаясь, неверными шагами, направляйся в комнату. Кричи: «Родриго! На помощь! Спаси меня!»

Мольба о помощи в устах Джо прозвучала столь натурально, что сестры поневоле вздрогнули.

Эми попыталась повторить, но у нее опять не вышло. Движения ее отличались такой скованностью, а крик прозвучал столь неестественно, что в лучшем случае можно было подумать, будто она уколола палец булавкой. Во всяком случае, смертельной опасностью тут и не пахло.

Посмотрев на эти жалкие потуги, Джо застонала от бессилия, а Мег расхохоталась. Увлеченная репетицией, Бет забыла про хлеб, который жарила на огне, и гренки подгорели.

– Безнадежно, – развела руками Джо. – Постарайся хоть во время спектакля сыграть получше. Но предупреждаю: если зрители тебя освищут, они будут правы. И я в этом не виновата. Теперь давай ты, Мег!

Дело пошло гораздо лучше. Дон Педро бросил миру вызов, текст которого занимал в пьесе целых две страницы. Несмотря на это, Джо, исполнявшая роль дона Педро, ни разу не сбилась. Колдунья Хагар произнесла заклинания над котелком с волшебным варевом. Родриго сорвал с себя оковы, а Хуго, отравленный мышьяком, забился в судорогах. Он несколько раз истошно выкрикнул: «Ха! Ха!», а затем скончался.

– Отлично, – похвалила Мег, когда умерщвленный злодей, потирая ушибленный локоть, поднялся на ноги.

– Просто удивительно, Джо! – восхитилась Бет. – Ты сочиняешь такие отличные пьесы да еще умудряешься здорово играть в них. Ты у нас просто Шекспир!

Добрая Бет обожала сестер и была совершенно уверена, что все они по-своему гениальны.

– Ну уж, Шекспир, – заскромничала Джо. – Хотя эти «Проклятые колдуньи» действительно получились неплохо. А вообще-то мне очень хотелось бы сыграть леди Макбет. Жаль, у нас нет люка для Банко. Мне давно хочется поставить сцену убийства. «Не кинжал ли вижу я перед собой?» – продекламировала Джо, по примеру исполнителей трагических ролей закатывая глаза и ища руками опору в воздухе.

– Нет, это не кинжал! – со смехом воскликнула Мег. – Это всего лишь вилка для гренок, только вот не понимаю, почему на ней вместо хлеба мамина тапочка?

Тут все обратили внимание на Бет. Увлекшись репетицией, она действительно зацепила вилкой для гренок тапочку да так и сидела с ней перед камином. Дружный смех привел ее в чувство.

– Рада, что вы так веселитесь, девочки! – раздался голос матери.

Актеры и зрители, которых воплощала Бет, тут же повернулись к двери. Там стояла добродушная женщина, от которой веяло любовью и готовностью прийти на помощь каждому, кто в этом нуждается. Мать девочек не отличалась особенной красотой. Но для дочерей мать всегда прекрасна, и девочки не сомневались, что под серым плащом и вышедшим из моды капором скрывается самая привлекательная женщина на свете.

– Ну, как провели день, мои милые? А вот нам пришлось туго. Срочно отправляли посылки на фронт, целый день упаковывали. Я даже вырваться домой пообедать не смогла. Кто-нибудь заходил, Бет? А как твой насморк, Мег? Джо, у тебя усталый вид. Ну-ка подойди ко мне, милая.

Продолжая задавать вопросы, в каждом из которых сквозила истинно материнская забота, миссис Марч сняла мокрый плащ и ботинки и надела теплые тапочки. Устроившись в мягком кресле, она притянула к себе Эми и усадила ее на колени. Сейчас для миссис Марч наступало самое счастливое время суток.

Девочки суетились вокруг матери, каждая на свой лад заботилась, чтобы ей было удобно и спокойно.

Джо принесла дров и, опрокидывая и громыхая всем, чего касалась, принялась расставлять стулья. Бет бесшумно сновала из комнаты в кухню. А Эми, сложа руки, распоряжалась сестрами.

Когда они, наконец, уселись за стол, лицо миссис Марч просветлело, и она торжественно объявила:

– Похоже, у меня есть для вас сюрприз.

Сестры не отрывали от матери глаз; Бет, забыв о том, что держит в руках горячие гренки, захлопала в ладоши, а Джо, подбрасывая в воздух салфетку, крикнула:

– Письмо! Письмо от папы! Ура в папину честь!

– Да, – подтвердила миссис Марч. – Папа прислал длинное письмо. Очень хорошие новости. Здоров. Папа зря опасался холодов, он легко переносит их. Папа поздравляет нас всех с Рождеством, а вам, девочки, вложил отдельную записку. – И миссис Марч похлопала себя по карману с таким видом, будто там хранились несметные богатства.

– Доедайте скорее. А ты, Эми, поменьше бы любовалась своими пальчиками и побыстрее бы ела, – возмутилась Джо, давясь чаем и роняя на ковер гренок с маслом. Но сейчас было не до таких мелочей: ей не терпелось как можно скорее прочесть письмо.

У Бет от волнения пропал аппетит. Ей тоже не терпелось узнать, что пишет папа. Однако она не стала никого торопить. Устроившись в уголке, Бет терпеливо дожидалась, пока остальные допьют чай.

– Наверное, не каждый на папином месте пошел бы на войну, – сказала Мег. – Ведь он уже не призывного возраста и имел полное право остаться дома. В особенности при его слабом здоровье. А он все-таки пошел полковым капелланом[4].

– Вот бы стать барабанщиком или санитаром! Тогда мы сейчас с папой были бы вместе! – мечтательно проговорила Джо.

– Как это, наверное, противно – спать в палатке, есть невкусную пищу и пить из оловянной кружки, – вздохнула Эми.

– Марми, а папа скоро вернется? – спросила Бет, и голос ее дрогнул.

– Через несколько месяцев, милая. Он намерен выполнить свой долг до конца – останется в армии, пока нужен. Нам не следует его торопить. А теперь слушайте письмо.

Все собрались у камина. Мать снова опустилась в большое мягкое кресло, Бет устроилась у ее ног, Мег и Эми сели на поручни кресла, а Джо перегнулась через спинку. Это был хитрый маневр, чтобы никто не заметил, если при чтении письма у нее выступят слезы.

В те трудные для нашей страны времена фронтовые письма отличались такой искренностью, что их невозможно было читать без слез. Но письмо мистера Марча было несколько иного рода. Он живописал особенности армейской жизни, военные походы и фронтовые новости. И лишь в конце письма, словно не в силах более сдерживаться, говорил о своей любви к дочерям, с которыми его разлучила война.

«Передай девочкам, что я их люблю. Расцелуй их от меня. Скажи, что я думаю о них днем, молюсь по ночам, а их привязанность ко мне – главное мое утешение. Когда я вспоминаю, что мне еще год предстоит быть в разлуке с дочерьми, год этот кажется мне вечностью. Передай девочкам, что в дни разлуки мы можем трудиться, и тогда время ожидания пройдет для нас не напрасно. Я не сомневаюсь: они помнят все, о чем мы говорили. Я просил девочек быть особенно нежными с тобой, помнить о своем долге, бороться с тем, что мы с ними называли „внутренними врагами“. Уверен: когда я вернусь, я смогу гордиться своими дочерьми больше прежнего».

Тут прослезились все, и Джо не пришлось стыдиться того, что по ее носу скатилась огромная слеза. А Эми совсем не тревожилась по поводу своих растрепавшихся кудрей. Она уткнула мокрое от слез лицо в материнскую грудь и, всхлипывая, проговорила:

– Я знаю! Я слишком люблю себя! Но я постараюсь быть другой! Папа не разочаруется во мне.

– Мы все постараемся! – подхватила Мег. – Я, например, слишком обращаю внимание на свою внешность. И не люблю трудиться. Но я попробую взять себя в руки. Если, конечно, смогу.

• Предыдущая
• 3/127
• Следующая