Петля - Судзуки Кодзи - Страница 17

• Предыдущая
• 17/83
• Следующая

Рэйко хотела, чтобы Каору заменил ее сыну отца. Разумеется, никаких помех для этого не было, он всегда достигал поставленных целей.

«А не хочет ли Рэйко, чтобы я заменил ей мужа?» — тешил он себя нелепыми надеждами. Каору не верил в это, но рядом с ней старался по возможности выглядеть как одинокий мужчина.

Договорившись о том, в какое время он будет приходить, Каору поставил номер палаты Рёдзи последним в своем расписании.

Но Каору общался с мальчиком и сверх отведенного времени. Тогда они в основном болтали на научные темы, Каору вспоминал детство, когда он с головой погружался в науку, всем сердцем стремясь познать устройство мира.

Когда-то Каору мечтал создать систему, которая смогла бы объяснить и охватить то, что считалось сверхъестественным, то есть ненаучным. Но чем глубже становились его познания, тем больше он убеждался в том, что в любой самой стройной теории обязательно возникало абсолютно не поддающееся объяснению явление. Когда же он приблизился к заветной системе, то из-за болезни отца все его глубокие устремления пришлось переключить на практические вопросы медицины.

Внезапно очнувшись от воспоминаний, Каору посмотрел на Рёдзи, который, как и он когда-то, мечтает познать устройство мира. Так старший товарищ смотрит на младшего.

Рёдзи, как всегда, сидел на кровати скрестив ноги и раскачивался. Рэйко, расположившаяся в кресле у окна и вроде следившая за их разговором, почти уснула и качала головой в такт движениям сына.

— Теперь тебя это интересует?

Рёдзи засыпал Каору вопросами о генетике.

— Ну, признаться...

Рёдзи уставился вечно пустыми глазами прямо перед собой и приосанился, сидя на кровати. Хоть в этом и не было ничего необычного, на его лице всегда блуждала улыбка. Нездоровая улыбка. Улыбка человека, знающего, что скоро ему придет конец, улыбка, исполненная насмешки над этим миром. Каору уже привык к этому, но все же сердился, когда видел ее. Появись у его отца на лице такое выражение, он бы его отбранил, хоть это и был его отец.

В случае с Рёдзи единственным способом убрать с его лица скорбное выражение было втянуть его в пламенный спор.

— А что ты думаешь о теории эволюции? — Раз уж они заговорили о генетике, то вполне естественно было перейти к вопросу эволюции.

— В каком смысле? — Рёдзи беспокойно завозился и, не поднимая головы, устремил взгляд на Каору.

— Ну, в общем, давай спросим так. Ход эволюции бесцелен, или все же есть какая то заданная цель?

— А ты, Каору-сан, что думаешь?

Это была дурная привычка Рёдзи: прежде чем напрямую выдать свое мнение, тщательно разузнать мнение собеседника.

— С определенной уверенностью полагаю, что у эволюции есть цель.

Каору не был склонен во всем соглашаться с мнением ортодоксальных дарвинистов. Хотя он и решил посвятить себя естественным наукам, он полностью не избавился от философского поиска смыслов.

— Я тоже согласен с теорией о преднамеренности эволюции. — Высказавшись, Рёдзи почти вплотную приблизился к Каору.

— То есть жизнь, по-твоему, с самого зарождения стремится к порядку?

— Зарождения? — с ужасом в голосе спросил Рёдзи.

— Вообще-то, существует большая проблема, что считать зарождением.

— Вот как! — Рёдзи, насупив брови, стремился показать, что хочет как можно скорее уйти от этой темы.

Каору не понимал, что случилось с мальчиком. Размышления о причинах возникновения жизни должны были стать для него веселой игрой. По крайней мере, Каору с отцом часто развлекались, связывая воедино вопросы, каким образом возникла на Земле жизнь и почему она получила возможность развиваться.

— Ну, продолжим. Как устроена жизнь, мы не знаем, но сначала она возникла, а потом... — Каору остановился, понуждая Рёдзи продолжить дальше.

— Я думаю, что сначала жизнь была как семечко. Из этого семечка появился росток. В него была заложена нужная информация, чтобы он в процессе роста стал как нынешнее древо жизни, включая человека.

— Но были же и отклонения?..

— Да. Совсем маленькое семечко, а превращается в большое дерево. Толщина ствола, цвет листьев, вся информация о самом виде заложена в изначальное семечко. Но разумеется, большое дерево подвергается природным воздействиям. Не будет солнца — оно завянет, станет меньше питательных элементов — истощится ствол. Ударит молния — ствол может развалиться. Сильный ветер может обломать ветви. Но сколько бы ни возникло непредвиденных воздействий, заложенные в семечке основные свойства не изменятся. Сколько бы ни лил дождь и ни сыпал снег, они не сделают из гинкго яблони.

Каору облизал пересохшие губы. У него не было желания возражать Рёдзи. Более того, мысли Рёдзи походили на его собственные.

— Иначе говоря, то, что животные вышли на сушу, а у жирафа вытянулась шея, было изначально запрограммировано.

— Да, так.

— Если так, то надо полагать, что перед возникновением жизни поработала чья-то воля?

— Воля? Чья? Бога? — простодушно отреагировал Рёдзи.

Но Каору подразумевал не божественную волю, а некую иную, функционировавшую как эволюционная лестница еще даже до появления жизни.

Внезапно ему представился косяк рыб, устремившийся на берег. В этих рыбах, окрасивших море в черный цвет, стремящихся на землю, выпрыгивающих из воды, чувствовалась всесокрушающая сила.

На самом деле морские животные самостоятельно не стремились на землю. Вероятно, в высохших в результате горнообразовательных процессов водоемах им неизбежно приходилось адаптироваться. Последователь Дарвина дал бы такое объяснение.

Но Каору представлялись пустые глаза рыб, каждый день стремящихся на сушу и умирающих на берегу, он видел растущие там горы трупов. Невозможно было поверить, что большая часть этих рыб адаптировалась к жизни на земле. Смена среды обитания сопровождалась изменением внутренних органов. Стал необходимым переход с жаберного дыхания на легочное. Каким же образом осуществлялись эти пробы и ошибки на пути к изменению внутреннего устройства? Один орган перерождался в другой, — если представить себе это, становится жутко.

• Предыдущая
• 17/83
• Следующая