Две могилы - Чайлд Линкольн - Страница 40

• Предыдущая
• 40/102
• Следующая

— Направо по коридору, но… туда нельзя входить без сопровождающего, — тихо произнесла она.

— У меня будет сопровождающий. Доктор Хеффлер согласился проводить меня или, по крайней мере, скоро согласится.

— Но…

Пендергаст достал свой сотовый телефон и набрал номер, затем вышел из приемной, повернул направо и неспешно зашагал по коридору. Как только он исчез из виду, зазвонил телефон Мадлен.

— Позовите, пожалуйста, доктора Хеффлера, — попросил голос из трубки. — Это мэр Старк.

— Мэр Старк? — Невероятно, но это действительно звонил мэр, собственной персоной. — Да, сэр, одну секунду.

Она переключила звонок на телефон Хеффлера. Не прошло и минуты, как доктор с багровым лицом пулей вылетел из кабинета:

— Куда он пошел?

— По коридору, в лабораторию. Я сказала ему…

Но Хеффлер уже припустил неуклюжей трусцой вдогонку за агентом. Мадлен никогда не видела шефа таким расстроенным и напуганным, и — к чему скрывать — она наслаждалась этим зрелищем.

«Роллс-ройс» остановился у крыльца особняка на Риверсайд-драйв. Агент Пендергаст вышел из машины, держа в руке тонкую папку из манильской бумаги. Вечерело, с Гудзона подул холодный ветер и растрепал его светлые волосы. Засохшие листья неслись над тротуаром и, когда открылась тяжелая дубовая дверь, залетели в прихожую вместе с ним.

Петляя по темным коридорам, Пендергаст решительным шагом направился в библиотеку. Здесь все оставалось неубранным, стол был завален бумагами, разбросанными также и по полу. Дверцы книжного шкафа были открыты нараспашку. Агент прошел к дальней стене, быстро щелкнул пальцами, и книжные полки, повинуясь скрытому механизму, разошлись в стороны, а за ними появился небольшой рабочий стол с компьютером и монитором. Даже не присев, Пендергаст быстро застучал пальцами по клавиатуре, и монитор тут же ожил. Агент вытащил из папки плоский пакет, нетерпеливо разорвал бумагу, достал компакт-диск и вставил его в дисковод. Затем набрал пароль, и на экране появилась долгожданная черно-белая страница официального документа:

Митохондриальная гаплогруппа[54]homo sapiens

Строчки бежали по экрану со скоростью пулемета, затем появилось изображение вращающегося колеса. Еще через секунду замигал короткий ответ. Пендергаст, по-прежнему стоя перед монитором, смотрел на этот ответ пять долгих секунд — и вдруг пошатнулся. Он отступил на шаг, задрожал и рухнул на колени.

Специальный агент Пендергаст вошел в гостиную своей квартиры в «Дакоте». Остановился, прислушиваясь к шуму водопада. Шагнул к небольшой картине кисти Моне и поправил ее, хотя рама идеально ровно висела на розовой стене. Агент двинулся дальше к горшку с бонсаем, взял со стола садовые ножницы ручной ковки и аккуратно срезал несколько свежих побегов. Рука немного дрожала.

Закончив с подрезкой, он принялся беспокойно бродить по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы подтолкнуть плавающие в чаше фонтана лепестки лотоса.

Он должен был совершить некое деяние, но даже думать об этом было невыносимо.

Наконец он покинул гостиную и решительно зашагал по длинному коридору с множеством дверей. Кивнул мисс Ишимуре, отдыхающей в своей комнате с книгой на японском языке. Потом свернул за угол в другой коридор и вошел в первую дверь справа.

Вдоль обеих боковых стен комнаты располагались высокие, до потолка, книжные шкафы красного дерева, заставленные изданиями восемнадцатого и девятнадцатого века в тяжелых кожаных переплетах. Всю дальнюю стену занимала огромная ниша, также отделанная красным деревом, в ее углах стояли две скамейки с мягкими вышитыми подушками, развернутые одна к другой. Между ними располагалось огромное панорамное окно, выходящее на пересечение Сентрал-Парк-Уэст и Семьдесят второй улицы. Дальше начинался сам необъятный Центральный парк с оголенными, продрогшими под лучами холодного зимнего солнца деревьями.

Пендергаст закрыл глаза, позволил телу расслабиться, выровнял дыхание. Окружающая обстановка начала постепенно исчезать: сначала комната, потом квартира, здание, остров, затем весь мир растворился во все расширяющейся сфере контролируемого забвения. Процедура заняла около четверти часа. Он погрузился в полную темноту, абсолютную пустоту и непоколебимое спокойствие. Потом медленно, очень медленно открыл глаза — не в физическом смысле, а свое внутреннее, духовное зрение.

Небольшая комната вновь предстала перед ним во всех деталях. Но она оказалась абсолютно пустой.

Пендергаст не позволил себе удивиться. Он был мастером чонгг ран — древней тибетской духовной практики, потратил много лет на ее изучение. Прежде крайне редко случалось такое, чтобы ему не удавалось достичь «стонг па нийд» — состояния чистой пустоты. Очевидно, помешало нечто сокрытое в нем самом.

Придется потратить на медитацию больше времени, намного больше.

Он снова успокоил дыхание, замедлил пульс до сорока ударов в минуту. Отключил свой разум, чтобы заставить умолкнуть внутренний голос, освободиться от надежд и желаний, забыть даже о том, зачем пришел в эту комнату. На какое-то мгновение он завис в невесомости в пустом пространстве. Затем — намного медленней, чем в прошлый раз, — начал воссоздавать в уме совершенную копию острова Манхэттен, начиная с собственной квартиры и постепенно отодвигаясь все дальше и дальше. Он проходил комнату за комнатой, дом за домом, наконец — с заботливым вниманием — квартал за кварталом. Пендергаст удерживал в уме каждую улицу Манхэттена, каждого живущего здесь человека. Он задерживал взгляд на каждом углу, на каждом перекрестке, на каждом ничем не примечательном здании, собирая все детали в прекрасное кружево памяти. Шаг за шагом он продолжал напряженную умственную работу, расширяя круг, пока не достиг Гудзона на западе и Гарлема на востоке, Бэттери-парка на юге и Спайтен-Дайвила[56]на севере. Бесконечно долго он удерживал в голове весь остров и каждую его деталь по отдельности и во взаимосвязи с остальными, а убедившись в их совершенстве, одним щелчком выбросил из головы. Смыл. Растворил. Погасил. Не оставил внутри ничего, кроме темноты.

Теперь он мысленно снова открыл глаза. Было пять часов вечера. На скамейке напротив него сидела Хелен Эстерхази-Пендергаст. Это была любимая комната Хелен. Ей не особенно нравился Нью-Йорк, и эта крошечная каморка — уютная, обставленная книгами, с запахом полированного дерева и видом на Центральный парк — служила ей тайным убежищем.

Конечно, в обычном понимании Хелен здесь не было, но в каком-то другом — в сознании Пендергаста, хранившем каждое воспоминание о ней, каждую мельчайшую деталь ее облика, — она оставалась частью его внутреннего мира и продолжала, так сказать, квазиавтономное существование.

В этом и заключалась сила и красота чонгг ран.

Руки Хелен были сложены на коленях, и на ней было то платье, которое Пендергаст хорошо помнил: черный шелк с бледно-коралловой вышивкой по краю глубокого выреза. Она выглядела теперь моложе — приблизительно как в то время, когда произошел этот несчастный случай на охоте.

Ирония заключается в том, что это действительно был несчастный случай, только совсем другого рода, чем он считал все эти годы.

— Хелен, — позвал он.

Она подняла глаза и на мгновение встретилась с его взглядом. Улыбнулась и снова опустила голову. Эта улыбка заставила его вздрогнуть от боли и отчаяния, изображение моргнуло и едва не погасло. Пендергаст подождал, пока картина восстановится, а его сердце станет биться спокойней.

• Предыдущая
• 40/102
• Следующая