Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Хаггард Генри Райдер - Страница 83

• Предыдущая
• 83/131
• Следующая

Земля скорбит и обливается слезами, усеянная звездами ночь обнимает ее, но не может утешить.

Она одевается в туман, словно траурное платье, и протягивает свои бледные руки к востоку.

Там, на далеком востоке, виднеется полоска света; земля смотрит туда, с надеждой воздевая руки.

Тогда ангелы слетаются из священного места, о солнце, и разгоняют темноту своими огненными мечами.

Луна бледнеет, как лицо умирающего человека.

Ты, о солнце светлое, появляешься во всей славе твоей!

О ты, лучезарное солнце, одетое в огненную мантию!

Ты шествуешь по небу в своей огненной колеснице!

Земля — твоя невеста. Ты возьмешь ее в свои объятия, и она родит тебе детей. Ты любишь ее, она принадлежит тебе!

Ты — отец мира, источник света, о солнце!

Твои дети протягивают к тебе руки и греются в лучах твоих!

Старики тянутся к тебе и вспоминают былую силу и удаль!

Только смерть забывает о тебе, лучезарное солнце!

Когда ты гневаешься, ты прячешь лик свой от нас.

Темная завеса облаков скрывает тебя, земля дрожит от холода, и небеса плачут. Плачут под ударами зловещего грома, и слезы их дождем падают на землю.

Небеса вздыхают, и эти вздохи слышатся в порывах ветра. Цветы умирают, плодородные поля скучают и бледнеют, старики и дети прячутся и тоскуют.

По твоему живоносному телу и свету, о солнце!

Скажи, кто ты, о вечное солнце?

Кто утвердил тебя на твоей высоте, о ты, вечное пламя?

Когда появилось ты и когда окончишь свой путь по небу?

Ты — воплощение живущего духа!

Ты неизменно и вечно, потому что ты — начало всего и тебе не будет конца, когда дети твои будут забыты!

Да, ты вечно и бесконечно! Ты восседаешь в высоте на своем золотом троне и ведешь счет векам!

Отец жизни! Лучезарное, животворное солнце!

Эгон закончил гимн, весьма красивый и оригинальный, и после минутной паузы взглянул вверх, к куполу, и произнес:

— О солнце, сойди на свой алтарь!

И вдруг случилась удивительная вещь! С высоты, подобно огненному мечу, блеснул яркий луч света… Он озарил лепестки золотого алтаря, и дивный цветок раскрылся под его лучезарным дыханием. Медленно расходились большие лепестки, открывая золотой алтарь с огнем. Жрецы затрубили в трубы… Громкий крик пронесся в толпе и поднялся к золоченому куполу, вызвав эхо в мраморных стенах храма. Солнечный луч упал на золотой алтарь, на священное пламя, которое заволновалось, закачалось и исчезло. Снова раздались звуки труб, и снова жрецы воздели руки, восклицая:

— Прими жертву нашу, о священное солнце!

Я снова поймал взор Нилепты, устремленный на медный пол.

— Берегитесь! — предупредил я друзей.

Эгон, наклонившись, коснулся алтаря. Лица в толпе вокруг нас вдруг покраснели, потом побелели… Глубокий вздох пронесся над нами, Нилепта невольно прикрыла глаза рукой, а Зорайя что-то шепнула начальнику охраны. Внезапно медный пол со скрежетом разверзся, открывая ужасную печь под алтарем, огромную и настолько раскаленную, что в ней могло плавиться железо.

Закричав от ужаса, мы отскочили назад, все, кроме несчастного Альфонса, который, наверное, упал бы в огонь, если бы сильная рука сэра Генри не оттащила его назад.

Зловещий ропот поднялся в толпе. Мы пятились, закрывая Альфонса, который прятался за наши спины. Ружья у нас вежливо отняли во дворце, но с нами были револьверы, потому что здесь никто не знает, какую опасность они представляют. Топор Умслопогаса никто не решился отнять, и теперь зулус с вызывающим видом раскручивал его над головой.

Жрецы выхватили мечи из-под белых одежд и бросились на нас. Действовать или погибать! Здоровый и рослый жрец, первым приблизившийся к нам, рухнул от выпущенной мной пули и с душераздирающим криком скатился в огонь, приготовленный совсем для других людей.

Не знаю, что повлияло на жрецов — ужасный крик или звук неожиданного выстрела, но они остановились, парализованные страхом. Прежде чем они опомнились, Зорайя что-то сказала, и целая стена вооруженных людей окружила нас, обеих королев и придворных. Последний вопль сгоревшего жреца замер внизу, и воцарилась мертвая тишина. Жрецы колебались, народ замер в ожидании.

— Прикажите закончить жертвоприношение! — закричал с перекошенным от злобы лицом верховный жрец Эгон, обращаясь к королевам. — Разве эти чужеземцы не совершили святотатства? Зачем вы прикрываете королевской мантией злодеев? Они обречены на смерть, потому что убили волшебством вашего жреца! Как ветер с небес, прилетели они сюда, откуда и кто они — никто не знает! Берегитесь, королевы, оскорблять величие бога перед его священным алтарем! Его власть выше вашей власти, его суд справедливее вашего суда! Берегитесь поднять против него нечестивую руку! Пусть жертвоприношение совершится, о королевы!

Первой заговорила Зорайя, и, как ни серьезна была ее речь, мне слышалась в ней насмешка.

— О Эгон, ты сам хочешь поднять нечестивую руку против правосудия бога. Полуденная жертва принесена, солнце приняло в жертву своего жреца! — В ее словах была правда, и народ одобрительно зашептался. — Подумай об этих людях! Они чужеземцы, приплывшие сюда по озеру. Кто принес их сюда? Как добрались они? Откуда ты знаешь, что они, так же как мы, не поклоняются солнцу? Разве принимать тех, кто приехал в нашу землю, значит бросать их в огонь? Стыдись! Разве это гостеприимство? Нас учили принять чужеземца и обласкать его, перевязать его раны и накормить! Ты хотел обласкать их огнем в печи и накормить дымом? Стыдись! — Она замолчала, наблюдая, какое впечатление ее слова произвели на толпу, и видя, что народ поддерживает ее, сменила тон. — На место! — крикнула она резко. — На место, говорю вам. Дайте дорогу королевам и тем, кого они покрыли королевской мантией!

— А если я не хочу, королева? — процедил сквозь зубы Эгон.

— Стража проложит нам дорогу, — последовал гордый ответ, — даже здесь, в святилище, через трупы жрецов!

Эгон побледнел от ярости и взглянул на толпу. Было очевидно, что симпатии народа на стороне королевы. Цу-венди — любопытные и общительные люди. Как ни чудовищно было в их глазах наше святотатство, они вовсе не радовались мысли бросить в огненную печь живых чужеземцев, которых видели впервые и о которых хотели разузнать побольше. Эгон видел это и колебался.

— Сестра права, Эгон, — обратилась к нему своим музыкальным голосом Нилепта. — Возможно, чужеземцы также служители солнца, но не могут сказать об этом. Оставь их, пока они не выучат наш язык! Разве можно осуждать, не выслушав оправдания? Когда эти люди будут в состоянии говорить за себя, тогда мы расспросим их и все выясним!

Это была отличная уловка для Эгона, и старый мстительный жрец ухватился за нее.

— Пусть будет так, о королевы! Отпустим этих людей с миром и, когда они выучат наш язык, допросим их! Я же вознесу мою смиренную молитву перед алтарем божества, чтобы отвратить от страны бедствие, посланное в наказание за святотатство!

Хвалебные возгласы были ответом на слова жреца.

Окруженные королевской стражей, мы направились из храма во дворец и долго обсуждали опасность, которой нас подвергли жрецы. Даже королевы бессильны против их могущества! Если бы не их хитрость, мы были бы убиты. Но кажется, попытка бросить нас в огонь, когда мы не подозревали об опасности, была не последней уловкой жрецов, чтобы покончить с нами.

Мы вернулись во дворец и отлично проводили время. Обе королевы, сановники и народ старились выказать нам почтение и засыпали подарками. Что касается печального инцидента с бегемотом, то его, к нашей радости, предали забвению. Каждый день появлялись делегации, рассматривали наши одежду и кольчуги, ружья и инструменты, особенно карманные часы, которыми они восторгались. Но мы пришли в ярость, когда модные франты Цу-венди вздумали скопировать нашу одежду, а именно мундир капитана Гуда.

Однажды утром нас ожидала многочисленная группа людей, и капитан Гуд, как обычно, дал рассмотреть им свою морскую форму. Но эта делегация состояла из людей другого класса, чем те, что приходили к нам раньше. Они были чрезвычайно учтивы, и все их внимание было обращено на подробности формы, с которой они сняли мерку.

• Предыдущая
• 83/131
• Следующая