Серебряные коньки - Додж Мери Мейп - Страница 13
- Предыдущая
- 13/32
- Следующая
Потом Гретель сосчитала все стекла в окнах, по большей части разбитые, но аккуратно замазанные; осмотрела все трещины в стенах и перевела глаза на хорошенькую резную полку, сделанную Гансом. На ней лежала фамильная драгоценность – толстая Библия в кожаном переплете с медными застежками. Это был свадебный подарок родителей Метты.
«Какой молодец Ганс: он может сделать все! – подумала Гретель. – Если бы он был здесь, то, наверное, сумел бы положить папу как-нибудь поудобнее, чтобы тот не стонал. Господи, Господи, когда же он выздоровеет, когда перестанет мучиться!.. А нам теперь уж нечего и думать о состязаниях: мы не попадем туда!»
И слезы полились из глаз Гретель.
– Не плачь, моя девочка, – нежно сказала Метта. – Болезнь отца, может быть, не так опасна, как нам кажется. С ним и раньше бывали такие припадки.
Гретель не могла удержаться и зарыдала.
– О, мама, я плачу не только от этого… ты не знаешь… я очень, очень дурная девочка!
– Ты, Гретель, такая терпеливая, такая добрая! – сказала Метта, с любовью взглянув на нее. – Ну, перестань же, моя милая. Ты разбудишь отца.
Гретель прижалась головой к коленам матери, стараясь удержать слезы. Ее худенькая смуглая рука лежала в загрубевшей от работы руке Метты. Ричи, наверное, содрогнулась бы от одной мысли прикоснуться к таким рукам, а между тем в их крепком пожатии было столько нежности, столько любви!
– Папа хотел сжечь тебя, мама, – сказала, наконец, прерывающимся голосом Гретель, подняв голову, – да, сжечь. И я видела… видела сама… что он смеялся!
– Тс-с-с! Молчи!
– Тс-с-с! Молчи!
Метта так неожиданно и быстро остановила ее, что даже Рафф Бринкер, лежавший неподвижно, как мертвый, вдруг пошевелился. Гретель замолчала и стала тихо водить рукой по юбке матери на том месте, где она было прожжена.
* * *
Позавтракав и отдохнув, наши молодые путешественники вышли из кофейной.
Петер еще не оправился от тяжелого впечатления, произведенного на него рассказом Ганса, и шел, глубоко задумавшись.
– Проснись, дедушка! – крикнул ему Людвиг. – Что же ты не говоришь, куда идти?
– Сюда, сюда, друзья! – сказал Петер, вспомнив о своих обязанностях предводителя. – Пройдемся по городу!
И мальчики пошли по выложенному кирпичами тротуару, который лежал на одном уровне с замощенной булыжником улицей.
Какая-то странная фигура двигалась им навстречу. Вблизи это оказался маленький человечек в черной одежде и коротком плаще. На голове у него были парик и треугольная шляпа с прикрепленной сзади длинной креповой вуалью.
– Какой уморительный! – сказал Бен. – Кто это такой?
– Глашатай, – ответил Ламберт. – Должно быть, кто-нибудь умер.
– Так это траурный костюм?
– Нет-нет! Глашатай уведомляет родных и друзей покойного о его смерти и присутствует на похоронах…
– Какой странный обычай!
– Мы привыкли к нему… А вот и новое существо явилось на свет!
Бен вытаращил глаза.
– Что ты имеешь в виду? – воскликнул он.
– Взгляни вон на ту дверь. Видишь хорошенькую красную подушечку для булавок, которая висит над ней?
– Ну, вижу.
– Это значит, что в доме родился мальчик.
– Почему же мальчик?
– Потому что когда родится девочка, то вывешивают не красную, а белую подушечку. У богатых эти подушки бывают очень красивы, с лентами и кружевами; но и бедные стараются по возможности хоть чем-нибудь украсить их.
– Смотри, смотри, там родилась девочка! – воскликнул Бен. – Белая подушечка висит над дверью вон того дома со смешной крышей!
– Я не вижу никакой смешной крыши.
– Ах, я все забываю, что тебе они не кажутся смешными. Я говорю про дом, который стоит рядом с большим зеленым зданием.
– Верно, там родилась девочка…
– Послушай-ка, Петер! Нам нужно поскорее убираться с этой улицы новорожденных. Все эти младенцы того и гляди заревут!
Петер расхохотался.
– Я избавлю вас от такой музыки. Мы лучше пойдем послушать знаменитый Харлемский орган. Церковь теперь отперта.
Петер был прав: церковь действительно была открыта. Службы не было, но на органе кто-то играл.
Музыка волнами вырвалась из храма, когда они входили в него. Звуки эти, гармонически сливаясь, то гремели, напоминая шум рассвирепевшей бури или рев океана, хлынувшего на берег, то замирали, сменяясь серебристым звоном колокольчиков, а потом снова разрастались и наполняли весь храм. Вдруг раздался какой-то жалобный стон, как будто голос человека, молящего о помощи. Громовые раскаты заглушили его, но он послышался опять, еще раз. Буря стала затихать, замер и человеческий голос. Полилась нежная, чарующая мелодия, в которой было что-то неземное. Бену и Петеру казалось, что они слышат пение ангелов.
Вдруг кто-то дернул Петера за рукав.
– До каких же пор будем мы стоять тут? – сказал Карл. – Уж давно пора идти.
Делать нечего, пришлось уходить.
– Какая чудесная музыка! – восхитился Бен. – Это лучшее из того, что я видел или слышал в Голландии!
Выйдя из церкви, путешественники остановились, чтобы сговориться насчет дальнейшего маршрута. Решено было немедленно отправиться в Лейден, и через несколько минут вся компания весело бежала по льду канала.
– Если хочешь видеть Харлем во всей красе, – сказал Ламберт, обращаясь к Бену, – то приезжай сюда летом. Нигде во всем мире ты не увидишь столько прелестных, редких цветов. Кроме того, здесь много прекрасных мест для загородных прогулок, а лес из высоких, развесистых вязов тянется на несколько миль. Нет дерева лучше голландского вяза. Разве только английский дуб может сравниться с ним.
– Да, да, английский дуб, – машинально повторил Бен.
Мысли его унеслись далеко, в Лондон, и вот уже образы маленького брата Робби и сестры Дженни носились перед ним.
Глава VIII. За?мок. – Маленький герой. – На канале
В то время как Бен думал о брате и сестре, его спутники слушали рассказ Петера:
– Давно, очень давно на этом самом месте стоял древний замок. Он принадлежал знатному лорду, который так жестоко обращался с городскими бюргерами, что они, наконец, потеряли терпение и осадили замок. Долго длилась осада. Наконец гордый лорд, утратив всякую надежду на спасение, решил сделать вылазку и умереть, как храбрый воин, с оружием в руках. Но жена остановила его. Она вышла на вал и, обещав осаждающим сдачу замка, попросила, чтобы ей позволили выйти и взять с собой столько драгоценностей, сколько она будет в силах унести. Позволение было дано. Она снова вернулась в замок и через несколько минут вышла оттуда, неся на плечах своего мужа. И бюргеры, тронутые такой самоотверженной любовью, почтительно расступились и пропустили ее.
– Неужели ты полагаешь, Петер, что это правда? – недоверчиво спросил Карл.
– Конечно. Это исторический факт. Да и что же тут невероятного?
– Да у женщины не хватило бы на это сил!
– Могло хватить, если она любила мужа.
– Конечно, – согласился Якоб. – Я тоже вполне уверен, что это не сказка. Если я когда-нибудь женюсь, то только на женщине, способной оказать мне такую же услугу.
– Да поможет ей Бог, – воскликнул Карл, оглядывая фигуру Якоба Пута. – Ведь и троим мужчинам трудно было бы тащить тебя!
– Может быть, она и не сладит, – сказал Якоб, чувствуя, что и на самом деле требует слишком многого от будущей госпожи Пут, – но мне хотелось бы, по крайней мере, быть уверенным в ее готовности сделать это.
– Ну, довольно болтать! – прервал их Петер. – Пора отправляться в путь!
* * *
В то время как Бен, скользя по льду канала, думал о брате и сестре, они сидели в хорошенькой английской школе вместе с другими детьми. Был урок чтения.
- Предыдущая
- 13/32
- Следующая
