Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" - Страница 21
- Предыдущая
- 21/88
- Следующая
А еще хотелось Тамиру хоть раз побаловать девушек. В Цитадели, хотя и кормили сытно, о домашних разносолах приходилось только мечтать. А сластей хотелось… даже ему, и то нестерпимо. Киселя, хлеба с медом, ягод сушеных – хоть чего. И ведь мог бы, мог напечь и пряников, и сдобы, вот только на поварню не попасть. Донатос, как назло, ни разу не отослал ученика к кухарям, куда иных за малейшую провинность отправлял чистить котлы.
Юноша весь извелся, гадая, как извернуться и попасть в царство горшков и сковородок, а потом плюнул и перед праздником Колосовика нагло соврал старшей стряпухе Матреле, будто крефф отправил его к ней в помощники. Ночью же, начищая горшки и скобля полы, выуч молился Хранителям, чтобы наставник его не хватился, чтобы никто из кухарей не нашел закиданную ветошью кадку с опарой, притулившуюся у печи, а Матрела не обнаружила бы пропажу меры муки и нескольких яблок. Обошлось. Пирог вышел румяный, с золотистой корочкой. Не позабыли руки, как тесто месить!
Ныне же таилось его чудо под скамьей, в углу смотровой площадки, что на Главной башне, дожидалось вечера. И хотя отец с матерью всю жизнь учили сына, что воровство – грех, Тамир, запустивший руки в кладовую, не дрогнув, утащил еще и прошлогоднего меда.
Будет девкам сегодня Велик день. И плевать, что в Цитадели не принято провожать лето и встречать осень. Пускай что хочет говорит наставник, да только есть в году дни, которые надо встречать как предки завещали – по обычаям. Ну а коли поймают их, все одно – кнутом накажут только зачинщика, а он за одну улыбку Айлиши готов хоть пять раз на седмице поротым быть.
Тамир зашел в комнатушку и застыл пораженный. Прекрасная девушка при свете лучины читала свиток. Тонкая рука с длинными нежными пальцами, белая, будто сияющая кожа, тени от ресниц на щеках…
Красавица! Какая же она красавица!
Врет крефф. Не может такая девка всю жизнь провозиться с болезными и немощными! Не может такого быть, чтобы никто не назвал ее своей! Юноша сжал кулаки.
Ну уж нет!
Вопреки всему отучатся, отдадут Цитадели двухлетний долг служения и вернутся под родной кров, к родительскому очагу. И он сам – сам! – введет ее в свой дом, и ни один Ходящий ему не будет страшен, и ничьего осуждения он не побоится. Никому не позволит обидеть! Лишь бы набраться храбрости, открыть девушке свое сердце. Лишь бы не оттолкнула. Лишь бы любила.
– Айлиша, – негромко окликнул парень.
Чтица встрепенулась и, увидев того, кто ее позвал, расцвела.
– Тамир! Ты уже от Донатоса вырвался?
– Я его сегодня не видел, – улыбнулся он. – Надысь неподалеку упырь бродил, крефф его второй день ловит.
– Этот поймает, – убежденно сказала девушка. – От него ни живой, ни мертвый не уйдет.
– Да уж, – помрачнел выученик, однако уже через миг лицо просветлело. – Ну его. Сегодня праздник, ты помнишь?
Она наморщила лоб, силясь вспомнить, какой Велик день выпадает на последние дни месяца плодо?вника, и тут же потрясенно выдохнула:
– Колосовик! Я бы и не вспомнила…
– Совсем вы с Лесаной одичали тут. – Тамир покачал головой. – Ничего, зато я вспомнил. Вот дождемся воительницу нашу – будет вам радость. Главное, к месту прокрасться незаметно.
– А ежели поймают? Вон, Фебр с Лесанки глаз не сводит, как коршун следит, – испугалась Айлиша.
– Не поймают. Мы тихонько, после вечери, когда все спать улягутся.
– Куда? – Девичьи глаза загорелись любопытством. – Куда покрадемся?
– А вот не скажу, – улыбнулся Тамир и осторожно убрал с высокого чистого лба волнистую прядь. – Терпи до ночи, раз Велик день проморгала.
Целительница потупилась, а потом фыркнула:
– Больно надо!
Но он-то видел, как снедало ее любопытство. И становилось от этого весело.
– Скорей бы Лесана пришла, – вздохнула Айлиша и снова склонилась над свитком, пытаясь хоть как-то скоротать время и приблизить вечер.
Да только лгала себе юная лекарка. Ей не хотелось возвращения подруги. И в этот же миг девушка ужаснулась себе и своим мыслям. Неужто Лесана хоть раз мешала им? Нет. Не случалось такого. Мешать не мешала, а вот… лишней была.
За своими размышлениями целительница даже не заметила, что и на лице Тамира отразилось легкое разочарование. Юноша, глядя на зарумянившуюся девушку, уже пожалел, что не сможет провести вечер с ней наедине. Но, видимо, услышали Хранители его чаяния – не пришла Лесана. Клесх, поди, задержал. И стало влюбленным от этого и радостно и неловко одновременно.
Как впотьмах бежали босиком через пустой двор, как поднимались по крутой лестнице на площадку, оскалившуюся в черное небо зубцами бойниц, они запомнили смутно. Потому что сердце обмирало от ужаса от царящей над миром ночи, от легчайшего эха, разбуженного легкими шагами босых ног. Рука дрожала в руке, и дыхание застревало в горле от волнения, от предвкушения, от близости…
И лишь теперь, сидя на расстеленном плаще, поедая пирог и глядя на бескрайнее, усыпанное звездами небо, два юных выуча Цитадели поняли, что только ради таких вечеров и стоит жить.
Тамир не запомнил вкуса лакомства, даже мед и тот показался пресным. Юноша смотрел в полумраке на улыбчивое лицо Айлиши, а видел только, как отражаются в ее глазах звезды. И серебряные искры, мелькавшие в черных зрачках, блестели ярче тех, что сыпались с неба. Девушка стояла, запрокинув голову, положив узкие ладони на каменную кромку стены, и с восторгом смотрела в темную высоту, а звезды сыпались, сыпались, сыпались… И казалось, будто они инеем оседают на короткие волнистые пряди, на нежную кожу, мерцают и переливаются. И так тихо было вокруг, только глухо стонали под ветром могучие вековые ели и пролетал у подножия башни ночной ветер.
Как-то само собой получилось, что юноша шагнул к девушке и обнял ее за плечи, закрывая от дерзкого сиверка, а она не оттолкнула, повернулась к нему и заглянула в глаза с такой щемящей лаской, что он вдруг понял: она видит в них те же падающие звезды, тающие, мерцающие.
Говорят, в незапамятные времена этот Велик день назывался не Колосовик, а Звездопадец. Ибо только раз в год, в эту ночь, небо, как слезы, роняло звезды. Но то было давно, сотни сотен лет назад, до того, как ночь стала принадлежать Ходящим. И Тамир всем сердцем возненавидел живущих во Тьме. Потому что, не будь их, все в его жизни сложилось бы иначе…
В кольце неожиданно сильных рук Айлише было тепло, а по телу разливалась сладкая истома. Лишь сейчас девушка заметила, как изменился за этот год ее друг. Злая учеба все же немного сострогала с него тело, даже черты лица, допрежь мягкие, теперь сделались жестче, и на скулах появилась щетина. Нет, он, конечно, не превратился в ремни и жилы, из которых теперь была свита Лесана, но… он стал другим. Это было видно и в развороте обещающих стать широкими плеч, и в потяжелевшем взгляде, и в упрямой складке, появившейся между бровями.
Айлиша смотрела на него с затаенной нежностью, а потом не выдержала и осторожно провела рукой по колючей скуле. И лицо, новой непривычной красотой которого она только что любовалась, повернулось навстречу ладони, а теплые губы коснулись озябших пальцев.
В следующий же миг и звезды, и ночь, и ветер отступили куда-то, словно перестали быть, потому что мужские руки запрокинули девичье лицо, а губы лихорадочно заскользили по щекам, глазам, подбородку шее… Юная целительница закрыла глаза, отдаваясь долгожданной ласке. Тамир рвал завязки ее рубахи и штанов, а потом сдергивал то и другое, не глядя, отшвыривал прочь, освобождая горячее мягкое тело.
Айлиша опрокинулась на спину, почувствовала грубую ткань плаща и то, как неровные камни впились в позвоночник, а потом руки и губы Тамира заскользили по плечам, груди, животу, и не осталось ничего, кроме сладкого томления, кроме жаркого тока крови в жилах. Тяжесть мужского тела, внезапная боль, глухой, едва слышный девичий стон, лихорадочное хриплое: «Прости, прости, прости…» И снова россыпь поцелуев по лицу и новые волны жара, огонь, несущийся по телу, сладкая дрожь и черное бездонное небо над головой, с которого на двух влюбленных продолжали сыпаться звезды…
- Предыдущая
- 21/88
- Следующая
