Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неиз - Каплан Роберт Д. - Страница 72

• Предыдущая
• 72/91
• Следующая

Что касается шиизма, он в значительной степени является компонентом этой Идеи – несмотря на мрачную с точки зрения культуры и гнетущую ауру, излучаемую правящим шиитским духовенством в наши смутные времена в Тегеране. Хотя приход Махди как «Сокрытого двенадцатого Имама» означает конец несправедливости, и это является стимулом к радикальным мерам, мало что в шиизме, помимо этого, побуждает духовенство играть открыто политическую роль. Для шиизма даже характерны смирение и послушание властям, которые часто основаны на суфизме.[418] Стоит посмотреть на пример главного духовного лица сегодняшнего Ирака, аятоллы Али Систани, который только в критические моменты призывает из-за кулис к политическому примирению. Именно из-за исторически сложившегося и основанного на географии симбиоза между Ираком и Ираном вполне возможным является то, что в постреволюционном Иране иранцы скорее будут обращаться за духовным наставлением в шиитские священные города Неджаф и Кербела в Ираке, а не в свой собственный священный город Кум. Или же Кум примет квиетизм Неджафа и Кербелы.

Французский востоковед-политолог Оливье Руа говорит нам, что шиизм исторически является арабским явлением, которое проникло в Иран довольно поздно, но которое в конечном итоге привело к установлению клерикальной иерархии, позволившей захватить власть. Шиизм в дальнейшем укреплялся традиционно сильным бюрократическим государственным строем, который в Иране существовал с древности и схож со строем государств арабского мира и который, как нам известно, частично является следствием пространственной целостности Иранского нагорья. Шиизм в Иран принесла в XVI в. династия Сефевидов. Их название происходит от их же собственного воинственного суфистского ордена «Сефевийе», который изначально был суннитским. Вокруг этого суфийского ордена консолидировались Сефевиды, или кызылбаши, одно из нескольких объединений кочевых племен конца XV в. смешанного турецкого, азербайджанского, грузинского и персидского происхождения, которые кочевали в гористом регионе между Черным и Каспийским морями, там, где сходятся восточная Анатолия, Кавказ и Северо-Западный Иран. Чтобы построить стабильное государство на Иранском нагорье, говорящем на фарси, эти новые правители смешанного языкового и географического происхождения утвердили иснаашаритское направление шиитского ислама (двунадесятники) государственной религией в созданном ими государстве. В соответствии с этим направлением 12-й имам, прямой потомок Мухаммеда, вернется на землю, ибо он не умер, а был сокрыт.[419] Такое развитие событий, конечно, не было предопределено историей или географией, а зависело в значительной мере от разных исторических личностей и обстоятельств. Если бы, например, правитель Олджейту из династии Ильханидов, потомок монгольских ханов, не принял шиизм в XIII в., развитие этого религиозного течения в северо-западном Иране могло бы пойти иначе, и кто знает, как бы все повернулось. В любом случае шиизм набирал силу среди различных тюркских племен в Северо-Западном Иране, подготавливая почву для появления сефевидского шаха Исмаила, который насаждал шиизм в завоеванных землях и приглашал арабских теологов с современного юга Ливана и Бахрейна, которые составили ядро духовенства в государстве.[420]

Империя Сефевидов на пике своего процветания простиралась приблизительно от Анатолии и Сирии-Месопотамии до Центрального Афганистана и Пакистана – еще один вариант Большого Ирана, существовавший в истории. Шиизм стал фактором консолидации Ирана в современное национальное государство, хотя «иранизация» шиитских меньшинств неперсидского происхождения в XVI в. также сыграла свою роль.[421] Может, Иран и был великой державой с древних времен, но Сефевиды, внедрив шиизм на Иранском нагорье, преобразовали страну, подготовив ее к современной эпохе.

В самом деле, революционный Иран конца XX – начала XXI в. является подходящим выражением этого могущественного и уникального наследия. Конечно, приход к власти аятолл стал мрачным событием в плане насилия, свершенного над такими – я не нахожу это преувеличением – роскошными, утонченными и интеллектуально побудительными традициями иранского прошлого. «Персия – страна поэтов и роз!» – восклицает во вступительном послании к «Похождениям Хаджи-Бабы из Исфагана»[422] его автор Джеймс Мориер, потомственный английский дипломат и знаток Востока.[423] Но, как известно, серьезная наука всегда начинается со сравнения. По сравнению с переворотами и революциями в арабском мире в начале и середине холодной войны режим, правление которого началось с Иранской революции 1978–1979 гг., поражал активностью и современностью. Правда состоит в том, что все, что делалось и делается в Иране (и это напрямую восходит к древним Ахеменидам), делается хорошо. К примеру, создание крайне эффективных империй от Кира до Махмуда Ахмадинежада. Разве может кто-то отрицать недюжинный талант иранцев в руководстве террористическими организациями, действующими в Ливане, секторе Газа и Ираке, что, в конце концов, можно назвать выражением имперской традиции! Или, к примеру, политические идеи и труды шиитского духовенства; или общая эффективность бюрократических структур и служб государственной безопасности в применении радикальных мер против диссидентов. Революционный порядок в Тегеране представляет собой широкую правительственную структуру с рассредоточенными центрами власти. Это не жестокая «бандократия» в руках одного человека, каким являлось правление Саддама Хусейна в соседнем арабском Ираке. Оливье Руа говорит, что «оригинальность» Иранской революции заключается в союзе духовенства с исламистской интеллигенцией:

В действительности именно эта «продвинутость» и модернизм дают «шиитскому мировоззрению», по словам Руа, «способность приспособиться к идее революции». Эта идея, в свою очередь, требует чувства истории и социальной справедливости в сочетании с идеей мученичества. В суннитском арабском мире конца XIX – начала XX в. были свои реформаторы и мыслители, такие как Мухаммад Абдо и Рашид Рида. Но сунниты были слишком долго закрыты от идей западных политических философов, таких как Гегель и Маркс, значительно больше, чем Иран, где моральное превосходство мулл основано на понимании цели истории как раз таки в духе Гегеля и Маркса. В отличие от консерватизма моджахедов Афганистана или удушающих военных режимов арабского мира революционеры Ирана 1980-х гг. рассматривали себя как часть братства, куда входят сандинисты Никарагуа и Африканский национальный конгресс ЮАР.[425] Хотя правящее духовенство в последние годы стало прибегать к более жестоким мерам подавления несогласия, что говорит о том, что режим находится в стадии упадка, – сама абстрактная и догматическая природа внутренних распрей, которые все еще случаются за закрытыми дверями, свидетельствует о возвышенной природе иранской культуры. Иранское государство более сильное и имеет более развитую структуру, чем любое другое государство Большого Ближнего Востока, за исключением Турции и Израиля, а исламская революция не разрушила иранское государство, а, скорее, влилась в него. Режим, гарантирущий всеобщее избирательное право, учредил президентскую систему, хотя, по всей видимости, фальсифицированные выборы 2009 г. говорят о злоупотреблениях со стороны интеллигенции и служб безопасности.

• Предыдущая
• 72/91
• Следующая