День святого Валентина (сборник) - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/75
• Следующая

— При чем тут зеркало?

— При том, что на твоей физиономии четко прописаны все твои рабоче-крестьянские русопятые предки до седьмого колена!

— Это ты намекаешь на то, что у меня волосы с рыжизной? — грозно спросил Ушаков.

— С рыжизной? Ну и словечко! — уже в полный голос расхохотался Шмаевский. — Какая еще рыжизна, если ты — натуральным образом рыжий! А нос — типичнейшая простонародная картошина!

— Да если хочешь знать, рыжесть — это нормальное дело для англичан! Для ирландцев, например!

— Брось, Миха! Из тебя такой же ирландец, как из меня — папа римский!

— Да?!! Ты так думаешь?! — с большой обидой в голосе проговорил Ушаков. — А некоторые девушки из нашего класса думают по-другому!

— Конечно же, это Вероника Уткина, да? — сказал Руслан и хитро подмигнул.

Это его дружеское подмигивание Ушакову абсолютно не понравилось, и он проревел:

— Если я встречаюсь с Вероникой, то, разумеется, ее и имею в виду! И ничего плохого в этом не вижу! А вот на твой породистый греко-римский нос что-то вообще никаких Вероник не находится!

— Да потому что я просто не хочу! — Шмаевский попытался сказать это как можно независимей.

— Это ты кому-нибудь другому рассказывай, только не мне! — покачал головой Мишка. — Я-то тебя знаю, как облупленного, и все, между прочим, вижу!

— И что же ты такого видишь? — насторожился Руслан.

— Я вижу, что Ирка Ракитина ходит вся несчастная и подговаривает девчонок устроить Катьке Прокофьевой бойкот!

— Бойкот? За что?

— Ирка говорит: за то, что Прокофьева чересчур выпендривается, в «Онегине» не участвует, всех презирает и воображает из себя неизвестно что. Прямо как Панасюк из девятого «А».

— Дался тебе этот Панасюк! — отмахнулся от него Шмаевский. — Ерунда какая-то…

— Ну, что касается Панасюка, то ты его просто еще не знаешь! Он еще покажет тебе свою гнусную личину! А вот Катька действительно от всех отбилась.

— Ну и что? Я тоже отбился. Не хочу участвовать в «Онегине», да и все!

— Честно говоря, мне это тоже не очень нравится, — сказал Ушаков, — но тебя можно простить, потому что ты других не презираешь, а эта Катька…

— Я думаю, что и она просто не хочет, и все, — попытался защитить Прокофьеву Шмаевский.

Мишка, как показалось Руслану, как-то излишне пристально на него посмотрел и многозначительно произнес:

— Не думаю, что все так просто, как ты хочешь представить. Но Ракитина, думаю, совсем по другому поводу начала против Катьки военные действия.

— И по какому же?

— А ты не догадываешься? — спросил Ушаков и хитро прищурил один свой голубенький глаз.

— Нет! — решительно ответил Руслан.

— Врешь, конечно, но мне некогда тут с тобой препираться. Я могу и сам сказать. Это все из-за Катьки. Все видят, что ты вдруг ни с того ни с сего положил на нее глаз. Я прямо удивляюсь! Вот ты мне как другу скажи, что ты в ней нашел? Ирка — это я понимаю! Модель! А Прокофьева? Там же смотреть не на что!

— С чего ты взял, что я на нее смотрю… — совсем растерялся Шмаевский.

— Собственными глазами видел. А еще я видел, как ты Катерину в библиотеке между стеллажами зажимал! Скажешь, нет?

— Мне просто спросить у нее надо было…

— В общем, так, Руслик! Оправдываться не стоит! Или ты мне все рассказываешь, как на духу, или конец нашей дружбе, потому что она подразумевает полное доверие и открытость, — подытожил эту часть разговора Ушаков. — Вот я же не отказываюсь от того, что у меня есть некоторые отношения с Вероникой!

— А они уже дошли до мыльной стадии? — спросил Шмаевский, чтобы отвлечь Мишку от Прокофьевой.

— Это в каком же смысле?! — уже с самой серьезной угрозой в голосе воскликнул Ушаков и всем своим крупным телом попер на Руслана.

Тот ловко увернулся и сказал:

— Ну… губы у твоей Вероники не напоминают тебе мыло, как той девчонки… из летнего лагеря? Тамарки, что ли?

Ушаков сощурил сразу оба глаза и с большим превосходством в голосе заметил:

— Совсем ты, как я погляжу, неопытный в этом деле! Мыло — это тогда, когда девушка не нравится… А когда нравится, то это уже совсем другое! И у меня, брат, такое впечатление, что ты хочешь в этом убедиться лично на примере Катьки Прокофьевой.

Руслан почувствовал, как щеки его заливает краска. Отпираться дальше было бессмысленно. Да и с кем еще поговорить о том, что беспокоит и не дает уснуть, как не с лучшим другом. Он потоптался на месте, покрутил лямку школьной сумки и сказал:

— Знаешь, Миха, честно говоря, я и сам еще во всем не разобрался. Я даже не могу сказать, что Прокофьева мне нравится. Тянет меня почему-то к ней, и все.

Шмаевский решил, что про Катин странный поцелуй не расскажет даже Мишке. Это было такое… такое… что никому… и никогда…

— Вот это уже другое дело, — отозвался довольный Ушаков. — Это по-честному, по-дружески. Это я ценю и даже могу замолвить за тебя словечко.

— Кому? — испугался Руслан.

— Разумеется, Веронике, а она как лучшая Катькина подруга может…

— Нет-нет! Не надо! Не вздумай! Я должен сам! — зачастил Шмаевский.

— Ну гляди! Сам — это, конечно, лучше! Тем более что через два дня День влюбленных. Напишешь Катьке «валентинку» — и дело в шляпе!

— Ты думаешь…

— Чего тут думать! По-моему, на Прокофьеву больше никто не претендует, хотя… Конечно, Панасюк из девятого «А» — может претендовать… из вредности.

— В каком смысле? Ты что, видел его с Прокофьевой? — испугался Руслан.

— Нет, врать не буду. Пока я его с ней не видел. Но я уже от этого Панасюка натерпелся. Вот представь, пока у нас с Вероникой не было никаких отношений, так и его рядом не было. А как только у нас эти отношения появились, так он и выполз, как из-под земли. Прикинь, постоянно названивает ей и в спортивный зал приглашает. Будто бы на тренажеры!

— Будто бы? А на самом деле?

— Ну ты даешь! — возмутился Мишка. — Тренажеры — это так, одна видимость. А на самом деле — он ей свидание таким образом назначает.

— Ну… а при чем здесь Прокофьева? — не понял Руслан.

— А при том, что этот Панасюк просто не может счастливые пары видеть! Ему непременно надо разбить! Но пока он не знает, что ты собираешься Катьку клеить, думаю, дорога к ее сердцу для тебя открыта. Только держись от Панасюка подальше. Это я тебе как друг советую. Он ничего себе внешне, девчонкам нравится. Блондин, между прочим! Опаснейший тип! Дантес недобитый! Дуэльный пистолет по нему плачет!

— Мишка, а что с бойкотом-то делать? — спросил Руслан, совершенно не заинтересовавшись коварным соблазнителем из девятого «А» Панасюком.

— А это не наше с тобой дело, Руслик, — со вздохом ответил Ушаков. — Это девчоночье. Мы тут с тобой не властны.

На этой далеко не оптимистической ноте Руслан расстался со своим лучшим другом, который спешил то ли на очередную репетицию, то ли на свидание с Вероникой Уткиной, и отправился домой.

В квартире Шмаевских неожиданно оказался отец. Он торопливо собирал вещи в дорожную сумку. На диване были разложены документы с синими печатями и бумаги, испещренные колонками цифр.

— Что, опять в командировку? — спросил его Руслан.

Иван Сергеевич молча кивнул, продолжая укладывать вещи.

— Опять надолго?

— Нет, ко Дню влюбленных обязательно вернусь! — весело ответил отец.

— Все прямо с ума посходили с этим днем! — заметил ему Руслан. — Тебе-то что за дело до него?

Иван Сергеевич бросил в сумку электробритву, которую держал в руках, сгреб в одну пачку документы, сел на диван и показал сыну на место в кресле. Когда Руслан уселся напротив него, отец смущенно сказал:

— Понимаешь, сын… Ты уже достаточно взрослый, и мне кажется, что можешь меня понять…

— Слушай, пап, — скривился Руслан, — а нельзя без душераздирающих вступлений?

Иван Сергеевич как-то беспомощно улыбнулся, потер пальцами переносицу и ответил:

— Можно, конечно… Дело в том, что мне вдруг понравилась одна женщина… хотя, с другой стороны, вовсе и не вдруг… Я долго к ней приглядывался… — Он вскинул на сына несчастные глаза и спросил: — Ты осуждаешь, да?

• Предыдущая
• 32/75
• Следующая