«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/175
• Следующая

– Так документы мои у старшины остались, во взводе.

– Плюнь на них. Мы тебе сами документы выправим и в дивизию сообщим, чтобы тебя дезертиром не считали.

– Подумать можно?

– Можно – часа два. Вот пусть лейтенант тебя немного просветит о нашей службе.

Лейтенант кивнул, и мы зашли в здание.

Предполагая продолжение разговора, я и не знал, что снова увижу «товарища Сидорова» нескоро. Встретиться с ним мне доведется только через год.

Лейтенант завел меня в небольшую комнатенку, нечто вроде бытовки.

– Чаю хочешь?

– Да я и поел бы чего-нибудь. То взаперти держат, то – самолет, то – тыл немецкий… А по-человечески поесть нигде не дают.

– Сейчас.

Лейтенант ушел, а когда вернулся, поставил на стол тарелку с вареной картошкой, полбуханки белого хлеба и – диво дивное! – изрядный кусок полукопченой колбасы, источавшей восхитительнейший аромат. Я не выдержал – схватил ее и понюхал. Как же давно я не ел такую колбасу! От чесночно-мясного духа чуть слюной не поперхнулся.

– Да ты ешь, сержант, я сейчас чайку подогрею.

Лейтенант поставил на электроплитку большой эмалированный зеленый чайник.

Я жадно накинулся на еду, набил полный рот картошкой с колбасой. Вкуснятина! Съел все подчистую, до последней крошки.

Лейтенант удивился:

– Здоров же ты есть.

– Как ем, так и воюю. А если серьезно, так я не только поесть от души не прочь, но и голод стерплю, коль нужда такая приключится. За разведчиками полевая кухня не ездит! Ты о деле рассказывай!

И рассказал мне лейтенант, что еще в июле создана Особая группа НКВД под командованием Павла Судоплатова, а при ней – особая мотострелковая бригада, цель которой – разведывательно-диверсионная деятельность в глубоком немецком тылу.

Лейтенант был немногословен, но я сразу понял, о чем речь. Претило только, что это структура НКВД – к этой организации отношение у меня было свое, но ведь я собирался уничтожать врага, а не охранять заключенных. Какие задания мне придется выполнять и будут ли они связаны только с разведкой в тылу, как говорит лейтенант – кто знает? НКВД занимался и карательными акциями… Как говорится, и хочется, и колется…

Насколько я помню, после раздела НКВД в 1943 году на несколько структур из этой организации образуется СМЕРШ.

Выбор у меня оставался – я мог вернуться в свой взвод. Только одно останавливало – в училище я изучал военную историю и помнил о Спас-Деменском котле, в котором немцы убили или взяли в плен многосоттысячную часть нашей армии, по разным оценкам, от 300 до 500 тысяч. И угодить в плен мне совсем не хотелось.

– Хорошо, я согласен.

– Вот это правильно! Давай по пятьдесят капель.

– А начальство учует если?

– Нет у тебя пока начальства. Ты уже не в армии, но еще и не в ОМСБОНе.

Лейтенант достал из стола бутылку водки и разлил ее по стаканам.

– Ну, давай за твою новую службу!

Выпили, крякнули. А неплохая водка в НКВД – не то что на фронте.

Лейтенант ушел, а вернувшись, пригласил:

– Идем со мной.

В другом кабинете, больше похожем на канцелярию, я написал автобиографию и заполнил еще несколько бланков.

– Ну вот, теперь в казарму. Будем ждать, когда Судоплатов приказ на тебя подпишет. А пока документов на тебя нет, никуда не выходи. Пропуск и увольнительная, только когда в штат зачислен будешь, да и то – выход в город здесь не приветствуется. Держи продовольственные талоны – в столовой питаться, она на первом этаже второго корпуса. Пойдем, я тебе все покажу.

Лейтенант показал мне вход в столовую, завел в казарму. Зал большой, у входа – дневальный.

– Командир здесь?

– Так точно.

– Вызови командира, курсант.

Дневальный крикнул на всю казарму:

– Рота, смирно! Командира роты – на выход!

Одна из дверей сбоку помещения открылась, подошел ротный.

– Новый курсант, Петр Колесников, – представил меня лейтенант. – Пока документы оформляются, к занятиям не допускать.

Ротный кивнул.

– С прибытием, товарищ курсант! Дневальный, покажи свободную койку новичку.

– Слушаюсь.

Лейтенант ушел. Второй, свободный дневальный подвел меня к застеленной койке на втором ярусе. Не любил я спать на втором – в училище таким макаром четыре года провел, но выбора не было.

В казарме было пусто, и я откровенно скучал, слоняясь по казарме и бытовке, но к вечеру сразу ввалилась толпа курсан-

тов в военной форме, и все без знаков различия. И что у них тут за мода такая? Секретность секретностью, но ведь курсанты в город не выпускаются, так зачем огород городить?

– О, у меня сосед появился! Давай знакомиться, меня Виктором звать.

Парень стянул с себя гимнастерку, аккуратно сложил ее на табурете рядом с койкой и протянул мне руку.

– Петр, – представился я в ответ.

Рука у Виктора была сильной, рукопожатие крепкое.

– Давно у нас?

– Только прибыл.

– Откуда? Можешь не отвечать, если секрет.

– Не секрет – с передовой, командиром взвода разведки был.

– Ух ты, здорово! А мне повоевать еще не пришлось. Что, и живого немца видел?

Я улыбнулся такой непосредственности:

– Не только видел, сам «языка» брал и не раз.

– И как они?

– В каком смысле как? Люди как люди, только форма другая.

Виктор удивился:

– Они же фашисты!

– У них что, рога должны быть? Воюют умело, в технике и вооружении недостатка нет.

– Ничего, подтянутся наши войска из тыла – Сибири, Дальнего Востока, сразу отбросим их к границе, а там и дальше погоним. Еще надаем им по мордасам!

Спорить я не стал, зная, что надаем по мордасам и не только, но будет это через долгих четыре года. Чего с Виктора взять? Парень молодой, боевого опыта нет, пороху не нюхал, да и мозги, похоже, идеологией большевистской заморочены до предела.

Уверенность в победе – непременное условие для воина, но без фанатизма. Видел я уже на фронте таких. Я был уверен: мастерство бойца заключается не в том, чтобы с гранатами под танк вражеский броситься и самому погибнуть, а в том, чтобы к этому танку умело подобраться, уничтожить его, а самому остаться в живых и продолжить бой.

Поужинали мы в столовой. Меню хоть и не отличалось щедростью и разносолами, а все же было сытнее, чем на передовой. Таких бы харчей ребятам в траншеи, а то бывали дни, когда и ржаных сухарей вволю не видели. Интересно, поче-

му в школе НКВД питание лучше? Потому что здесь дыхание войны не так остро чувствуется или нормы питания в НКВД выше?

На следующий день, уже после обеда, меня через дневального вызвали в штаб, зачитали приказ о зачислении в штат ОМСБОНа курсантом школы разведки и выдали документы.

Военный вышел из-за стола, пожал мне руку, поздравил с зачислением в бригаду и сказал:

– Пройди в третий кабинет.

Явился. За столом – военный, естественно, без знаков различия.

– Курсант Колесников.

– Садись, курсант.

Беседа шла на профессиональные темы – кем воевал, какое звание имею, каким оружием владею. Все, что я знал о боевом пути деда своего, Петра, рассказал без запинки. А дальше – о себе, ведь с момента гибели деда я воевал уже под его именем. Вскользь коснулись моих походов в немецкий тыл. Военный с интересом выслушал об операциях по взятию «языков», но как только пошла речь о выполнении совместного задания с «Ивановым» и «Сидоровым», он тут же прервал тему:

– Я об этом знаю, а больше никому не говори. С подрывным делом знаком?

– Не доводилось. – Он сделал пометку в блокноте.

Беседа длилась долго – часа три. Мне все время приходилось быть настороже, чтобы не проговориться об учебе в танковом училище или не проколоться на других подробностях моей прошлой офицерской службы в Российской армии, тем более военный периодически повторял вопросы, только задавал их по-другому.

«Перепроверяет, как на допросе», – подумал я.

Вышел из штаба весь мокрый от напряжения и выжатый как лимон. Но проверку, видимо, прошел, потому как со следующего дня меня зачислили в группу и я стал ходить на занятия.

• Предыдущая
• 59/175
• Следующая