Избранное - Родионов Станислав Васильевич - Страница 141

• Предыдущая
• 141/146
• Следующая

— Откуда же она у нас взялась?

— Приехали из Калининской области.

— А не из Италии?

— Кому такая злыдня нужна в Италии… Но капусту квасит хорошо. Как-то по-особому. Я так не умею.

— Ты про кого говоришь? — подозрительно спросил Асик.

— Как про кого? — удивилась бабушка. — Ты ж про Марфу спрашиваешь?

— Ну и теща! — в сердцах сказал Асик отцовским голосом и придвинул молоко.

— Научился! — тоже в сердцах сказала бабушка своим собственным голосом.

В четверг после ужина папа достал газету. Почитав с полчасика, он гмыкнул и заключил:

— Да… На Западе все больше употребляют алкоголь, никотин и марихуану.

— Зачем они употребляют алкоголь? — сразу оживился Асик.

Папа подумал и объяснил:

— Чтобы обалдеть.

— А никотин?

Папа размышлял дольше, пожевывая губами:

— Чтобы забалдеть.

— А марихуану?

Теперь папа окончательно задумался, с надеждой уставившись в газету.

— Чтобы подбалдеть, — наконец нашел он нужную приставку.

Асик представил жуткую компанию. Главарь Алка, вернее Алька по фамилии Голь — зеленый, худой, с синим носом и кольтом под мышкой. Член шайки Ника по фамилии Тин — толстый, но подлый. Их подружка Мари по фамилии Хуана — в брюках и с сумочкой, набитой ядами. Ночью останавливают людей в темном месте и балдят по голове.

Асик пошел на кухню поделиться:

— Бабушка, ты когда-нибудь балдела?

— Передай ему, что от балды слышу! — отрезала бабушка.

В пятницу папа включил телевизор и спросил:

— Хочешь увидеть настоящих мужчин?

На такой праздный вопрос Асик даже не ответил и только молча придвинулся к экрану.

Два настоящих мужчины оказались в трусах, майках и пузатых черных перчатках. Когда один настоящий мужчина ударил другого, Асик понял, что это есть бокс. Потом одного из них унесли — он оказался ненастоящим. Следующая пара тоже не додралась: врач запретил, потому что у боксера из правого угла ринга нос загнулся влево. Боксер третьей пары нарушил правила — пинал ногой лежачего. Боксер четвертой пары после удара по голове не упал, но никого не узнавал и ходил по рингу с блуждающим взглядом…

Досмотрев бокс, Асик подумал, что в школе за такое мордобитие вызвали бы милицию. И без всякой задней мысли поинтересовался у бабушки, которая лепила на завтра пельмени:

— Ты боксом когда-нибудь занималась?

— С твоим отцом, что ли? — начала уточнять она.

В субботу Асик уходил в школу, а папа с другими

охотниками был уже в лесу. Вернулся он вечером, обветренный, возбужденный и радостный. Поставил в угол ружье, скинул громадный, тяжелый рюкзак, вернулся на лестницу и внес разлапистый куст, который занял полпередней. Присмотревшись, Асик понял, что это рога.

— Лось был красавец, — сообщил папа. — Я свалил его одним выстрелом.

— Красавца-то жалко, — заметил Асик.

— Так ведь зверь, — улыбнулся папа.

— Он на тебя напал? — Асик понял, почему папа был вынужден стрелять в красавца.

— Да нет, я сам на него напал.

— Тогда ты зверь, — насупился сын.

Папа рассмеялся и показал на рюкзак:

— Мясо-то нужно.

— Кашей бы обошлись, — все-таки не согласился Асик и пошел на кухню, потому что в передней запахло мясом, порохом и кровью.

Бабушка чистила рыбу. Асик молча посидел рядом и неохотно сообщил:

— Папа с охоты вернулся.

— Зайчишку хоть застрелил?

— Он любит стрелять лосей, — объяснил Асик.

— Он не лосей любит стрелять, — оживилась бабушка. — Он меня бы с удовольствием застрелил.

Асик посмотрел ей в лицо: не шутит? Но он еще не был психологом, поэтому ничего, кроме рыбьей чешуи, на ее щеках не увидел. Асик вздохнул и логично возразил:

— Он же в тебя не стреляет.

— А знаешь почему? — Бабушка бросила рыбу и подбоченилась.

— Патронов жалеет? — предположил Асик.

— Потому что ему не дают на отстрел меня лицензию!

В воскресенье второй класс ходил в ТЮЗ — смотрели про Волка и Красную Шапочку. Когда Волк стал подкрадываться к Красной Шапочке, учительница зашептала ребятам:

— Сейчас он ее съест. Не пугайтесь, не бледнейте и не вскрикивайте…

Волк зарычал, заворочал глазами, защелкал зубами и облизнулся перед прыжком…

— Боже, какой наивняк! — сказал Асик и расхохотался на весь зал.

Когда утром мне не хочется вставать, жена прибегает, по ее мнению, к магическим словам:

— Вставай, кофе уже сварен.

Я встаю, изображая плотоядную улыбку. И пью эту черную, горькую и чуть кисловатую жидкость, шумно отдуваясь — якобы вдыхаю аромат. Чашечки маленькие, кукольные, а зубы у меня металлические, поэтому пью осторожно, в одно касание, и не дай бог клацнуть по старинному фарфору.

— Божественно, — сообщаю я жене и для подтверждения глажу себя по желудку, в котором сразу начинается изжога.

— Вечером сварю еще, — обнадеживает жена, закрывая за мной дверь.

— Погуще бы, — воодушевленно прошу я, потому что вечером дома не буду.

В мастерской изжога разыгрывается сильней, и я думаю, что зря нет моды кофе закусывать. Например, селедкой или огурчиком.

Без четверти два ко мне подходит Валентина и сообщает:

— Сегодня ваша очередь варить кофе.

— О! — восклицаю я, загораясь якобы радостью: кофеварение в нашей мастерской считается торжественным обрядом.

Почему, интересно, чай кипятят, а кофе варят? Это же не суп и не сталь.

Хотя нас всего четыре человека, кофе кипятится, то есть варится, в пузатом полуведерном чайнике. Причем по-арабски. Это значит, что чайник дважды ставится на огонь. Всыпав кофе в бурлящий кипяток и оглядевшись, я опускаю в чайник небольшой кусок сухого клея. Безвредный, сделан из копыт.

Кстати, почему кофе «он»? Какао же «оно». Интересно, как это объясняют филологи?

Мы садимся за маленький столик, и каждый наливает себе по громадной чашке.

— Натуральный, — говорит Валентина: она это каждый день говорит.

— Свежепромолотый, — поддерживает Севка, прикидываясь гурманом, хотя однажды на моих глазах после ананаса слопал целую селедку.

— Потому что и без молока, и без сахара, — добавляет Клавдия Ивановна, хлебая импортный напиток, как суп.

— Его бы через соломинку, — замечаю я, потому что наступила и моя очередь сказать.

— Сейчас все пьют кофе, — пошла по второму кругу Валентина.

— Сегодня особенно густой, — восхищается Севка и бегает пальцами по чашке, пытаясь их отлепить.

— Какой аромат! — Клавдия Ивановна дергает носом, потому что кофе сильно пахнет студнем из копыт.

— А вы знаете, что собираются выпускать растворимый чай? — сообщает Валентина именно мне, как самому немодному.

— Не хватает только растворимого мяса, — нелюбезно бурчу я.

— Растворимое мясо есть, — без тени улыбки разъясняет Клавдия Ивановна. — Оно называется «бульонные кубики».

Мы заканчиваем кофепитие. Валентина начинает мыть чашки, недоуменно рассматривая их на свет: кофе вступил в реакцию с клеем, образовав что-то вроде коричневого полиэтилена, который намертво осел на фаянсе. Валентина еще долго скоблит чашки ножом.

После работы я иду к приятелю. Его жена усаживает меня в кресло и задушевно радует:

— Сейчас угощу вас кофе.

— Молотым? — как можно заинтересованнее спрашиваю я.

— Неужели зернами? — удивляется жена приятеля.

— Я хотел спросить: свежим?

— Неужели прошлогодним? — теперь удивляется сам приятель.

— Вернее натуральным? — пытаюсь уточнить я. — В смысле без гущи и без осадка?.. В общем, с молоком или без сахара? Точнее, угостите кофе, а не каким-нибудь там киселем?

Они на меня смотрят. Наконец приятель удивленно решает:

— Да ты гурман!

— А как же, — слегка самодовольно подтверждаю я и пью пять чашек, чтобы уж подтвердить неожиданную репутацию.

Домой я иду легкой, взвинченной походкой, дерзко подмигивая женщинам: это меня бередит скопившийся в организме кофеин. На перекрестке мнется симпатичная девушка. Я подмигиваю.

• Предыдущая
• 141/146
• Следующая