Избранное - Родионов Станислав Васильевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/146
• Следующая

А дело в том, что у кого-то видел я подобный ноготь…

Вроде бы, ну и что? Однако поразился я до задумчивости. Почему — и сам не понимаю. Вогнутый ноготь на левом мизинце…

Чужая душа потемки. А своя? В этот момент решил я здраво и бесповоротно, что этот Вячик есть шпион. Или что похуже. Но спрашивать его не стал, а сделал вид, будто мне все до лампочки.

4

У нас-то не склад, а складик. Вроде лабаза. Вот рядом занимает гектары настоящий склад — там и счетные машины ворчат, и краны гудят, и операторы пыхтят, и грузы идут в пакетоконтейнерах… Считай, работает завод. А у нас один электрокар, да и тот сдох. Короче — легкая промышленность.

Когда я пошел на эту работу, Мария дала мне коротенький наказ: неподъемную тяжесть не вздымать, в раскаленные споры не встревать, уму-разуму людей не поучать, жареные пирожки не едать. И так далее и в том же направлении. Я стараюсь. По крайней мере, изжогные пирожки в обеденный перерыв не употребляю. Что касаемо длиннокудрявого Вячеслава, то привязался он к моей заботушке, как репей к коровушке.

Из-за вогнутого ногтя на мизинце. Другой бы на моем месте сел да крепко подумал — глядишь, зацепка бы и отыскалась. Но я себя знаю, за шестьдесят лет-то изучил. Коли нарочно о чем задумаюсь, то искомое тут и пропадет, и чем дольше мучаюсь, тем оно неуловимее. А может явиться вдруг, как снег на голову. И что примечательно: отгадка приходит, когда думаю о постороннем, о какой-нибудь ерунде на квасе, о глупостях, о черт-те чем… Эти черт-те какие глупости вдруг сцепятся невероятным макаром, да и сцепятся-то вроде не в самом мозгу, а где-то на его краешке — и в дамки. То есть осенило. Короче, смекнул.

Но это когда будет, да и будет ли?.. А пока свербит.

На второй день подкатывает ко мне Серега-груз-чик с заковыристой улыбочкой:

— Фадеич, вы со Славкой поругались, что ли? Он Семен Семенычу на тебя бочку катил…

— А что в бочке-то?

— Якобы ты зануда и травишь в рабочее время байки.

Подобного форц-мажора я не ожидал. Так ведь они тут работают не первый день, а я вроде пришлого. С другой стороны, с подлинным верно — байки травлю, занудство во мне наблюдается.

— Вы небось с Вячиком подружки?

— Отнюдь.

— В ссоре, что ли?

— У нас отношения нормальные — не ссоримся и не здороваемся.

— Чего ж так?

— Откровенно?

— Само собой.

Мы сели на сдохший электрокар и повели беседу вполголоса. Я люблю ребят открытых — и душой, и лицом. Серега такой. Глаза веселые, лицо чисто выбрито, бобрик на голове топорщится, и одет просто, по-рабочему, поскольку на работе.

— Фадеич, опасаюсь я его.

— С какой стати?

— Он ведь йог. Жердь толщиной с руку запросто о свою макушку переламывает.

Я почесал плешь — не потому, что зачесалось, а потому, что заныла.

— Так он что ж — рукоприкладством занимается?

— У него не заржавеет. В психичке ведь лежал.

— Да ну?

— Месяц связанным продержали в камере с мягкими стенами.

— А мне наплел, что перенес эту… лихорадку фик-фок…

— Вот после лихорадки его и прихватило.

— Выходит, и про отца не соврал? Якобы министр?

— Тут соврал — директор объединения. Папаша — будь здоров: куда хочешь вхож и откуда хочешь выхож. Поэтому, Фадеич, советую с ним не связываться. Себе дороже.

Тогда многое проясняется. Коли все вышеперечисленное сложить в одном человеке, то подобная личность хоть кого заинтригует. И то: псих, йог и сынок директора. Так что вогнутый ноготь тут ни при чем. Хотя, язви меня в подмышку, видел я подобный ноготь еще у кого-то, да внимания на нем не заострил.

— Фадеич, а тебе он как показался?

— Между нами, Серега, заподозрил я его.

— В чем?

— И сам не знаю в чем, а душой чую.

— Чего чуешь-то?

— Какой-то подвох.

Серега, конечно, напрягся выжидательно. И к месту, поскольку любое подозрение обязано иметь свой фундамент. А я мог только ответствовать примерами из жизни, когда душа узнавала наперед разума.

— Смурен он шибко.

— Как?

— Смурной то есть.

— Что такое «смурной»?

— Молчащий плюс злющий.

— Ну, это труха, Фадеич.

— Не скажи. От смурных всего жди. Вот послушай байку из моей биографии…

…Сидим мы как-то четверо мужиков — трое нормальных, а четвертый смурной. Говорим, конечно, про работу. Первый мужик, водитель-дальнейбой-щик, поведал о рейсах, о случаях, о грузах — зарабатывает дай бог каждому. Второй мужик, токарь наивысшего разряда, поделился про заготовки, про рас-преда-заразу, про расценки — зарабатывает тоже сытно. Третий мужик, то есть я, рассказал про бригаду, родное автопредприятие, коснувшись попутно соотношения первой сущности со второй, — на заработки, между прочим, никогда не жаловался, поскольку с работой дружу. А смурной молчит. Мы глядим на него: мол, давай выкладывай. Он и сказанул: «А я работаю в крематории». Мы, конечно, умолкли. Однако ж я поинтересовался, как у него с заработками. «Маловато, работу на дом беру». Мы крякнули и разошлись. Ну?

— Какую работу? — задумался Серега.

— А хрен его знает, мужик-то смурной.

— Эй, работнички! — гаркнул Семен Семеныч Гузь.

Женские кожаные пальто привезли. В длинных гробоподобных коробках. Мы с Серегой перекидали на стеллажи за милые глазки. И от физического труда стало на душе полегче, а то Серега меня совсем запугал. Вячик-то уже кажется натуральной зверюгой.

Когда мы сели это дело перекурить, я спросил:

— А как Семен Семеныч к нему?

— Заискивает.

— Это с чего ж?

— Видал, какие рядом склады? У Гузя верхнее образование. Он мечтает заделаться управляющим всем складским комплексом. А от Славкиного папаши многое зависит.

— Так карьерист, — задумался я.

— Ты, Фадеич, мужик неплохой, хотя и старик.

— Не любишь стариков?

— Я терпимо отношусь, а Славка давить их готов.

— Таких, как этот Славка, выпускать надо к людям в наморднике.

— Из-за стариков?

— А знаешь, кто не любит стариков? Хапуги.

— При чем здесь хапуги?

— При том. Хапуга, по-научному — мещанин, привык все хапать. И ему кажется, что он и молодость себе хапнул. Вроде дефицита. А старик вроде бы хапнуть не сумел. А коли так, то плюй на старика, как на прошлогоднюю моль.

— Ну и злой ты, Фадеич.

— Будешь злой, коли напарник дурной.

5

Злой ли я? Добрый ли? Несуразные вопросы, молодого парня достойные. Потому что зло-добро вроде перевертыша — это как глянуть. Они, между прочим, друг без друга не ходят, наподобие пары колес на одной оси.

Да хоть бы и злой. Еще надо разобраться, что это такое. К примеру, в газетах пишут: «На злобу дня». На злобу, а не на радость. И правильно делают, поскольку закавыка не в самой злости, а в том, против чего она бушует. Коли против негодного, так дай бог ей сил, злости-то. Между прочим, злость — чувство здоровое. Это не горе, от которого и помереть можно. А от злости только аппетит прибывает.

Теперь всюду о добре говорят, поскольку мода. Допустим, вопрос: «Что вы ставите выше всего в жизни?» Ответ: «Доброту». Да я и сам с профессором на эту тему препирался. Однако пришлось мне в жизни встретить немало людей, которым наша всеобщая доброта вышла боком. Вернее, они ее приспособили умеючи. Посему и пили, и работали спустя рукава, и эгоистами жили, и судьбы детей корежили, и в равнодушии глохли… Идти к ним с добротой? Да не добра им надобно, прости господи, а зла. Им зло пойдет на пользу, зло! Чтобы тряхануло, перевернуло да заново на путь истинный поставило.

Вот и перевертыш — зло коснулось и добром обернулось.

Если у кого есть подозрение насчет моей личной злобности, то будьте здоровы. Поскольку всему народонаселению желаю счастья. Однако по земле еще ходят такие паршивые людишки, о коих скажу откровенно: хочется мне, чтобы они шли-шли да споткнулись.

Взять хотя бы склад. Чудеса в решете, а сверху тряпочка. Ведь мы с этим Вячиком даже не обозвались. Однако произошел переполох из-за пары блох.

• Предыдущая
• 49/146
• Следующая