Петербург – столица русской гвардии. История гвардейских подразделений. Структура войск. Боевые дейс - Алмазов Борис Александрович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/99
• Следующая

Русский монарх благосклонно поддержал намерения Луи Бонапарта тоже стать монархом. Вряд ли эта поддержка – следствие красноречия Дантеса, но поскольку результат достигнут, принц-президент в награду назначил барона сенатором. Звание сенатора было пожизненным и давало право на весьма приличное содержание из казны – 30 000 франков в год (сумму позднее увеличили до 60 000). Новоиспеченному сенатору исполнилось в тот год всего лишь 40 лет.

На этом Дантес-Геккерен в целом и успокоился. В большую политику больше не лез, видных должностей не получал. Но в общественной жизни все же участвовал, любил выступать в Сенате с речами по внешнеполитическим вопросам. Сохранилось свидетельство Проспера Мериме об одном из таких выступлений:

«На трибуну взошел г. Геккерн, тот самый, который убил Пушкина. Это человек атлетического сложения с германским произношением, с видом суровым, но тонким, а в общем, субъект чрезвычайно хитрый. Я не знаю, приготовил ли он свою речь, но он ее превосходно произнес с тем сдержанным возмущением, которое производит впечатление». В 1860–1880-х годах барон, устав от политики, занялся предпринимательством и достиг неплохих финансовых успехов».[95]

Венчанная жена его Екатерина Николаевна, урожденная Гончарова, вполне в русских традициях, последовала «в изгнание» за мужем. Правда, в Париж, а не в Сибирь!

Она умерла в 1848 г., оставив трех дочерей и сына, и барон еще много лет судился с Гончаровыми из-за небольшого ее наследства (вот она, крысиная мелочность «французишки»).

Дантес скончался 2 ноября 1895 г., окруженный многочисленными детьми, внуками и правнуками. Среди них не было только одной из дочерей барона – Леонии-Шарлотты, она умерла раньше отца – в 1888 г.

На ее судьбу наложила трагический отпечаток дуэль отца с Пушкиным. Изучив в совершенстве русский язык, Леония-Шарлотта влюбилась в творчество Пушкина, после чего возненавидела отца и, мучимая этой ненавистью, сошла с ума. Что это суд Божий, Дантес, вероятно, не понял или не поверил, во всяком случае, он не устрашился и не раскаялся…

Какая поистине сатанинская ирония в том, что величайшего поэта России убил именно Дантес – двуполое ничтожество, международная мразь.

Иное дело – дуэль Мартынова и Лермонтова. И драма убийцы поэта совсем иного содержания.

Николай Мартынов – сын статского советника Соломона Михайловича Мартынова (ум. 1839) и его жены Елизаветы Михайловны, урожденной Тарновской. Семья их была большой, четыре сына и четыре дочери. Двоюродный брат Мартынова – автор исторических романов М. Н. Загоскин.

Николай Мартынов получил прекрасное образование, человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в юнкерскую школу, где был постоянным партнером поэта по фехтованию на эспадронах. Прослужив некоторое время в Кавалергардском полку, Мартынов в 1837 г. отправился доб ровольцем на Кавказ и участвовал в экспедиции кавказского отряда за Кубань. Награжден орденом Св. Анны III степени с бантом. К моменту ссоры с Лермонтовым имел чин майора в отставке.

Стихотворные и прозаические художественные произведения Мартынова немногочисленны: поэма «Герзель-аул», в которой усматривается подражание «Валерику» Лермонтова и вместе с тем полемика с ним, повесть «Гуаша», опять-таки с чертами полемики в адрес Лермонтова и его «Героя нашего времени», ряд стихотворений – оригинальных и переводных. В определенной степени сочинения Мартынова небезынтересны, во всяком случае не дают основания считать его графоманом. «…Его стихи нашли бы место среди массы посредственных стихов, печатавшихся в то время… Писал он, по-видимому, легко, язык свободный, ритм и рифмы почти всегда безошибочны… Иногда Мартынов склонен и к серьезным размышлениям», – писал исследователь О. П. Попов. Вместе с тем Мартынову присущи (и проявляются в его текстах) повышенное самолюбие, нетерпимость к иному мнению, определенная жестокость характера.

По воспоминаниям современников, Лермонтов в Пятигорске иронизировал над романтической «прозой» Мартынова и его стихами. Мартынов же с обидой считал себя (неизвестно, насколько обоснованно) прототипом Грушницкого в «Герое нашего времени». Лермонтову приписываются два экспромта 1841 г., высмеивающих Мартынова: «Наш друг Мартыш не Соломон» и «Скинь бешмет, мой друг Мартыш», а Мартынову – подобная же эпиграмма «Mon cher Michel». После этого, по мнению Мартынова, – скорее всего, необоснованному – Лермонтов не раз выставлял Мартынова шутом и совершенно извел насмешками.

Подобные, но более резкие взаимные колкости и случайная остановка музыки, из-за чего окончание реплики Лермонтова стало слышно всему залу, стали причиной вызова Мартыновым Лермонтова на дуэль (13 июля 1841 г. в доме Верзилиных); в 6 часов вечера 15 (27) июля дуэль состоялась, и М. Ю. Лермонтов был смертельно ранен.

Подробности столкновения и дуэли в значительной степени скрыты и мистифицированы Мартыновым и секундантами обоих дуэлянтов перед военным судом, и не все ее детали реконструируются теперь надежно. Есть серьезные основания доверять рассказу о том, что Лермонтов отказался стрелять в Мартынова (или даже успел выстрелить в воздух) перед тем, как получил смертельную пулю. Версии о том, что Мартынов был орудием некоего петербургского «заговора против поэта», (популярные в 1930–1940-е гг.), являются явно фантастическими.

Версия о том, что поэт был сражен не им, а якобы скрывшимся в кустах снайпером (1950–1970-е гг.), основанная на не вполне обычном угле между входным и выходным отверстиями сквозной раны, не подтверждена.

За дуэль Мартынов приговорен военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав состояния, однако по окончательному приговору, конфирмованному Николаем I, приговорен к трехмесячному аресту на гауптвахте и церковному покаянию и в течение нескольких лет отбывал епитимию в Киеве. Впоследствии написал воспоминания о дуэли.

Н. С. Мартынов умер в возрасте 60 лет и похоронен в фамильном склепе рядом со Знаменской церковью в селе Иевлево. Его могила не сохранилась, так как в 1924 г. в усадьбу переселилась Алексеевская школьная колония МОНО, ученики которой, бывшие беспризорники, разорили склеп, а останки Мартынова утопили в ближайшем пруду.

Карл-Густав-Эмиль Маннергейм[96] родился 4 июня 1867 г. (третий сын шведского барона Карла-Роберта Маннергейма и финской графини Елены-Жулии). Когда Карлу исполнилось 13 лет, отец обанкротился и убежал от семьи и кредиторов. Мать умерла. Детей разобрали родственники. Поначалу Карла определили в Финский кадетский корпус. Однако накануне выпуска он уходит в самоволку, и его исключают из кадетского корпуса. За два месяца Карл заканчивает Шведский лицей и получает аттестат зрелости.

С сентября 1887 г. Карл живет в России. Он по большому конкурсу поступает в Николаевское кавалерийское училище, заканчивает 1-й курс – четвертым по успеваемости из 84, на втором курсе он уже унтер-офицер. У него во взводе рядовым – будущий генерал Мамонтов. Это училище, кстати, окончили большинство белых генералов, а также Мусоргский и Лермонтов. Поэтому и улица, где было расположено это здание, именуется Лермонтовским проспектом. В 1889 г. состоялся выпуск. Последний выпускной экзамен – кавалерийская джигитовка. На незнакомой лошади надо преодолеть 13 барьеров. Лошадь оказалась норовистой. Перепрыгнув 13-й барьер, она сбросила наездника наземь. Однако все препятствия были преодолены, и Маннергейм получил «отлично», но на другой день выпускник ввязался в скандал в поезде и нагрубил дежурному офицеру. Ему этого не простили, офицерского звания не дали и определили в солдаты. Однако сиятельные родственники добились прощения, и прапорщик Маннергейм отправился в Польшу для службы в Пятой саперной бригаде. Эта служба сделала из него отличного фортификатора.

• Предыдущая
• 43/99
• Следующая