Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 15
- Предыдущая
- 15/116
- Следующая
Полицейский трудился у себя в саду и разговаривал с чиновником. — Здесь, — показывал он, — будут ваши грядки. Я выбрал для вас самое лучшее место, тут целый день солнце, — чтобы вы знали, как я вас уважаю. Рядом с вами будет участок пана учителя. А что до этих, — он мрачно указал рукой на мансарду, — они получат клочок перед самым домом. Для них любого клочка земли жалко. За квартиру платят меньше всех, а вид такой, будто они чем-то недовольны. Особенно она со своей постной физиономией. Моя жена говорит, что трафикант-ша, похоже, ждет, что она первая с ней поздоровается. Я одолжу вам инструмент и — работайте себе на здоровье!
Чиновник вооружился лопатой и начал копать с таким усердием, что даже запыхался. Полицейский отошел в сторонку и снова принялся за дело. Нагибался, разминал в пальцах комья, выбирал осколки стекла и бросал их через ограду. Каждую его клеточку переполняло чувство собственника; грудь распирало от гордости, и он говорил себе так:
«У меня есть земля. На этой грядке я буду выращивать красный редис. Овощ не сытный, но полезный для здоровья, и его хорошо погрызть после ужина, поскольку он очищает кровь. На этом месте будет расти сельдерей, листья которого придают аромат картофельному супу. Дальше. Вся эта грядка отводится под капусту, которая, если ее хорошо помаслить, насыщает почти как мясо. Кое-где я посажу и цветы, чтобы удовлетворить свою потребность в прекрасном. Посреди грядок — гвоздики и анютины глазки. Эти цветы можно приобрести у садовника по дешевке. Посажу и несколько розовых кустов, чтобы мой сад стал еще более великолепен. Надо непременно проследить, чтобы жильцы на своих участках высадили саженцы плодовых деревьев, а также кусты смородины и крыжовника. Когда они съедут, все это перейдет в мою собственность. Я не настолько глуп, чтобы платить за саженцы из собственного кармана. Какую-то толику крейцаров я на этом сэкономлю. Хоть и небольшая, а все же выгода. Вовсе не обязательно все овощи съедать самим. Излишки продам. И опять-таки выгода».
«У меня есть загоны и клетки, в которых я буду держать птицу и кроликов. Не надо будет покупать мясо. Сейчас я не могу себе позволить покупать мясо, потому как банк здорово прижимает меня процентами. Птицу мы есть не будем, это для нас слишком дорогое удовольствие. А вот яйца оставим для себя; все выгода. Стану продавать кроличьи шкурки. Так и приложится крейцер к крейцеру».
«У меня есть семья. Жена усердно шьет и этим приумножает мое состояние. Есть у меня и дети, которые пока что ничего не зарабатывают. Мальчишку надо определить в такое место, где ему сразу будут платить, — чтобы деньги в дом приносил. У меня есть отец, который помог мне построить дом. Теперь надо быть начеку, как бы он не стал от нас чего требовать.
Мать вечно хочет есть. Поразительно, что с годами она становится все прожорливее. Она будет стирать нам белье; но еду от нее придется запирать. Кстати, надо будет потребовать от зятя, чтобы он давал деньги на содержание тещи. Его долг уважительно относиться к матери своей жены».
«У меня есть жильцы, которые мне подчинены. Я распространил свою власть и на них, поскольку обязанность жильцов — вести себя смирно, соблюдать установленный мною порядок и правила, оказывать мне почтение. Теперь я не только полицейский, но еще и домовладелец. И жильцам надлежит при встрече со мной не ждать, когда я с ними поздороваюсь, а здороваться первыми. Жильцы будут приносить мне квартирную плату, таким образом мой долг в банке будет идти на убыль, и через несколько лет домик будет чист от долгов и полностью принадлежать мне. Люди станут говорить: „Вот ведь простой полицейский, а достиг многого“».
Он обошел вокруг дома, прочитал надпись: «О, сердце людское, не будь сердцем хищного зверя!» и сказал себе: «Замечательная надпись и славный домишка. Этот домик принадлежит Яну Фактору, сержанту полиции».
Чиновник пришел из сада и уселся, свесив руки, на скамью у печки. Спина у него болела от непривычной работы. А ладони, ставшие шершавыми от известковой почвы, жгло. Он был печален, во рту у него пересохло.
— Ну как подвигается работа в саду? — спросила жена.
— Так себе… — кисло ответил чиновник. — Это каторжный труд и, что удивительно, никаких сдвигов. Я копал все время на одном месте. Земля сухая и твердая, как камень.
— Полицейский нас обманул, — сказала жена, — он обещал нам отдать половину сада, а выделил всего-навсего крохотную грядку. Это нечестно.
— Это его право, — сказал чиновник, тяжко вздыхая, — он прекрасно понимает, что я не смог бы обработать половину сада… Прямо невероятно. Долблю эту проклятую землю, бьюсь, бьюсь, откалывается кусками и все тут. Благодарю покорно, я не батрак… Я привык к канцелярской работе. Ой, ой! Все тело ноет, голова как в огне… расхвораюсь еще. Как я неосторожен.
— Гм… — отозвалась супруга, — а где ты посадишь шафран? Где будет клумба с аконитом? Ты говорил, что в первом ряду посадишь миниатюрные гиацинты… А многолетники?
— Многолетники, многолетники! — рассердился чиновник.
— Какие еще многолетники? Садовые цветы можно выращивать лишь на черноземе. А тут вообще не почва… это мертвая земля. Пустыня, где даже белена расти не будет… Тебе хорошо говорить, а я не чую ни рук, ни ног. Не жизнь, а мука!
— Ты все время твердил, — возразила жена, — что начнешь новую жизнь… Мол, свободное время буду посвящать садоводству. Обзаведусь специальной литературой и досконально ее проштудирую.
— Отстань от меня, ясно? — в сердцах воскликнул чиновник.
— О, я уже предвкушаю, говорил ты, как буду копать, рыхлить, — неумолимо продолжала жена, — мои мускулы окрепнут, щеки покроет золотистый загар, — никто тебя за язык не тянул…
— О, Боже, — простонал чиновник, — ни минуты покоя… Не хочу я никакого сада, понятно тебе? Не нужен он мне. Не мое это призвание — бороться с суровой природой…
«Придется кого-нибудь нанимать, — с огорчением подумала супруга, — опять лишние расходы. Но садик я хозяину не подарю. Еще чего! Платить за квартиру такие деньги и не пользоваться садом…»
Однако, поразмыслив, она взяла заступ, тяпку и до захода солнца обрабатывала грядки.
— Ну вот, — сказала она, с удовлетворением глядя на результаты своих трудов, — и нанимать никого не надо. В первый год нужно будет посеять горох. Потому что горох разрыхляет почву, как динамит. А на будущий год можно будет выращивать что-нибудь другое.
Опустился теплый вечер. Со склонов холмов повеяло свежей травой и росой. С улицы доносился громкий говор: каждый спешил насладиться чудесным вечером. Откуда-то с полей слышались звуки гармоники. Мужской голос томно пел: «Милка-светик, дай мне цветик, дай мне цветик розовый…» Песню оборвал пронзительный женский визг.
Пани Сырова сказала: — Не пойти ли нам прогуляться?
— Сегодня ни в коем случае, — простонал чиновник, — я весь разбитый.
— Чепуха. Все это с непривычки. Пройдет.
Они вышли из дома и направились в поля.
Лавочник, завидев супругов, снял кепку и крикнул:
— Мое почтение! Низкий поклон! Желаю приятно провести вечер! Стало быть, на прогулку, на прогулку?
— На прогулку, — ответила пани Сырова.
— Значит, на прогулку, ну-ну, дело хорошее.
— Это что, те самые жильцы полицейского? — спросил у лавочника сосед.
— Да, — ответил лавочник, прочищая трубку, — его фамилия Сыровы.
— А кто он, этот Сыровы? — допытывался сосед.
— Не могу сказать. Не то, кем-то в суде работает, не то где-то еще, не знаю…
— Похоже, из господ, — рассуждал сосед, — вон, как приоделись. На ней лаковые туфельки.
— Внешность обманчива, — вмешалась в разговор жена соседа. — Факториха мне говорила, что они даже прислугу не держат. Так скажите на милость, какие же это господа, если у них даже прислуги нет. Видать, кишка тонка.
— Я ничего не знаю, ничего не слышал, ничего не сказал, — произнес лавочник, проявляя осторожность, присущую торговцам. — Они у меня покупают, расплачиваются наличными, а не в долг, как это чаще всего водится. Что еще нужно? Я в чужие дела не вмешиваюсь. Что бы со мной сталось, если б я всюду совал нос?!
- Предыдущая
- 15/116
- Следующая
