Пока пройдет гнев твой - Ларссон Оса - Страница 11

• Предыдущая
• 11/58
• Следующая

— Замолчи, — засмущался Симон, косясь на Анни.

Вильма засмеялась:

— Анни скоро восемьдесят. У нее пятеро детей. Ты думаешь, она забыла, как это делается?

— Я ничего не забыла, — строго возразила Анни. — Не смущай молодого человека.

— Только не умирай здесь, — улыбнулась Вильма, садясь в автомобиль.

Они отъехали на несколько метров, когда машина остановилась и девушка высунула голову из окна:

— Хотя если тебе вздумается здесь умереть, то место просто фантастическое!

В половине шестого вечера Анна-Мария Мелла открыла дверь прозекторской больницы города Кируны.

— Опять прибежала? — недовольно проворчал Ларс Похьянен, поздоровавшись.

Когда Анна-Мария видела патологоанатома Похьянена в этой комнате, тощего, в мятом зеленом комбинезоне, ей всегда казалось, что он мерзнет.

Сегодня Ларс был в своем репертуаре, готовый спорить и пререкаться с ней по любому поводу. Настроение у инспектора Мелла сразу поднялось.

— Я думала, ты соскучился по мне! — Анна-Мария одарила доктора самой сияющей из своих улыбок.

Похьянен засмеялся, хотя издаваемые им при этом звуки скорее походили на хрип.

Вильма Перссон лежала перед ним голая на столе из нержавеющей стали. Похьянен снял с нее водолазный костюм и белье, разрезав то и другое на части. Белая, с серыми пятнами, кожа девушки словно выщелочена и покрыта крупными порами. Рядом с телом стояла полная окурков пепельница, однако Анна-Мария ничего не сказала по этому поводу: она ведь не была доктору Похьянену ни начальником, ни мамой.

— Я только что беседовала с ее прабабушкой, — сообщила инспектор Мелла. — Хотелось бы знать, что ты думаешь об этом несчастном случае.

Похьянен покачал головой:

— Я еще не вскрывал ее. Ты видишь, в каком состоянии тело, однако оно сильно повредилось после смерти.

Он ткнул пальцем в места на лице, где должны были быть нос и губы.

— А почему она полысела? — спросила Анна-Мария, кивая на разбросанные по полу кучки волос.

— Корни в воде сгнивают, и тогда волосы выпадают сами собой, — ответил Похьянен.

Он взял покойницу за руку, которую принялся разглядывать, сощурив глаза.

— На правой руке не хватает большого пальца и мизинца, — наконец заметил доктор. — Хотя я давно уже обратил внимание… — Похьянен прокашлялся. — Она потеряла ногти, но не все. Ты видишь ее правую руку? Конечно, кожа на пальцах легко отслаивается, поэтому мне надо быть осторожней… Смотри, большой палец и мизинец отвалились, однако остались средний и безымянный. И если мы теперь сравним с другой рукой…

Тут Похьянен поднял, держа за запястья, обе руки девушки, и Анна-Мария наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.

— Оставшиеся на левой руке ногти окрашены черным лаком и обработаны пилочкой. Они неплохо сохранились, не правда ли? В то время как ногти на среднем и безымянном пальцах правой руки коричневого цвета, и лак стерт.

— И что это значит? — спросила Анна-Мария.

Похьянен пожал плечами:

— Откуда мне знать? Но я обследовал внутреннюю поверхность ногтей. Пойдем, покажу.

Он осторожно положил на скамейку руки Вильмы и подвел Анну-Марию к своему письменному столу. Там стояло пять запечатанных пробирок, в каждой из которых лежало по деревянной зубочистке. Анна-Мария прочитала надписи на этикетках: «средний, правая», «безымянный, правая», «большой, левая», «средний, левая», «указательный, левая».

— Под ногтями с пальцев правой руки обнаружена зеленая краска. Вполне возможно, это не имеет никакого отношения к нашему несчастному случаю: просто девушка накануне соскребала краску с окон или делала что-нибудь в этом роде. Ведь работают в основном правой рукой.

Анна-Мария мельком взглянула на часы. «Не позже шести», — напутствовал ее Роберт. Пора уезжать домой.

Четверть часа спустя после ухода инспектора Мелла доктор Похьянен снова держал Вильму за руку: он брал отпечатки пальцев. Так всегда делали, если лицо трупа было сильно повреждено и опознание вызывало затруднения. Кожа с большого пальца левой руки отделялась буквально кусками, обнажая кость, и, как обычно в таких случаях, Похьянен наложил отвалившийся кусок на свой указательный палец и прижал его к бумаге. В этот момент он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Доктор решил, что это вернулась Анна-Мария.

— А знаешь, Мелла, — сказал он, — хватит тебе здесь околачиваться. Ты обо всем прочитаешь в протоколе, если только он когда-нибудь будет написан…

— Простите, — ответил ему незнакомый голос, явно не принадлежавший Анне-Марии.

Оглянувшись, Похьянен узнал прокурора Ребекку Мартинссон, с которой познакомился во время одного слушания, на котором присутствовал в качестве эксперта. Тогда разбирали дело о нанесении телесных повреждений. Показания мужа — обвиняемого и жены — пострадавшей расходились. В зале суда супруги постоянно спорили. Теперь прокурор не отрываясь смотрела, как Похьянен снимает отпечатки пальцев. Только через несколько секунд, словно придя в себя, она представилась и напомнила доктору, где они виделись раньше. Он ответил, что узнал ее, и поинтересовался, чего она хочет.

— Это Вильма Перссон? — спросила Ребекка.

— Да, я как раз снимал отпечатки пальцев. Нужно ловить момент, пока это возможно. Такие трупы быстро приходят в негодность.

— Я хотела спросить одну вещь… — начала Ребекка. — Скажите, она действительно умерла там, где ее нашли?

— А почему вы об этом спрашиваете?

Гостья задумалась. Доктор видел, как она кривит рот и качает головой, словно соображая, с чего ей лучше начать, как взглядом призывает его к терпению.

— Она мне снилась… — проговорила наконец Ребекка. — Мне снилось, что ее перенесли откуда-то из другого места, что она умерла не в реке.

Доктор удивленно посмотрел на гостью. Некоторое время оба молчали. Похьянен тяжело дышал.

— Насколько я понимаю, это был несчастный случай. Или вы собираетесь инициировать дополнительное расследование?

— Нет, я…

— Я чего-то не знаю? Как же я могу работать, если от меня что-то скрывают? Поймите, я буду исходить из того, что вы мне скажете.

— Я здесь не за этим.

— Вы бегаете сюда постоянно, однако…

Ребекка подняла обе руки в отстраняющем жесте.

— Забудьте обо всем, — сказала она доктору. — Меня здесь не было. Мне не следовало приходить к вам. Я сумасшедшая.

— Ну, об этом я уже слышал, — сердито пробурчал Похьянен.

Она резко развернулась на каблуках и исчезла. Хлопнула дверь. Его реплика повисла в замкнутом пространстве прозекторской.

— Как они надоели мне со своими визитами! — воскликнул Похьянен, как бы оправдываясь перед самим собой.

Ему стало не по себе оттого, что он нагрубил женщине. Даже окружавшие его мертвецы, казалось, молчали теперь как-то осуждающе.

— Иногда хочется послать всех к черту, — ругался доктор.

Прошла неделя. С деревьев, будто с тяжелым вздохом, падали снежные глыбы, пробивая наст. С южной стороны стволов оттаивали муравейники. Снова появилась птичка, называемая пуночкой. А сосед Ребекки Сиввинг видел медвежьи следы в лесу. Природа пробуждалась от зимнего сна.

— Ну, что, нашли мальчика? — спросил Сиввинг Ребекку.

В тот вечер она пригласила их с Беллой на обед. Приготовила суши, которые Сиввинг и жевал сейчас с подозрительным выражением на лице. Название этого блюда он произносил через букву «ч», отчего у него выходило нечто похожее на «апчхи», будто он чихал. Белла развалилась на диване: задние лапы разведены в стороны, передние чуть подрагивают.

На вопрос старика Ребекка отрицательно покачала головой.

— Вот где б я действительно не хотел жить, так это в Пиили-ярви, — заметил он. — Из-за братьев Крекула. У них еще бюро перевозок, — напомнил Сиввинг, видя, что Ребекка не понимает, о ком речь. — Туре и Яльмар Крекула — ровесники моего младшего брата, — пояснил он. — Настоящие злодеи! Бюро перевозок организовал их отец, будучи еще в расцвете сил. Теперь ему под девяносто. Худший из братьев — старший, Яльмар. Несколько раз осужден за драки и хулиганство. А ведь многие из его жертв так и не решились подать заявление в полицию. Н-да… они прославились еще в детстве. — Сиввинг задумался, углубляясь в воспоминания. — Ты ведь помнишь эту историю? Нет? Ну да, где ж тебе помнить братьев Крекула! Яльмару тогда еще не исполнилось и десяти лет, а его брату было, вероятно, около шести-семи. И вот они гуляли по лесу, пасли коров на просеке. В общем, не так-то далеко и зашли, но вечером Яльмар вернулся домой один, без брата. Тут же подняли на ноги и полицию, и военных, и спасателей… Мальчика не нашли. Искали неделю, а потом прекратили. И когда никто уже и не сомневался, что Туре мертв, тот целехонек приплелся домой. Шум поднялся по всей Швеции! У Туре брали интервью на радио, о нем писали газеты. Чудо, как же! А это все Яльмар, он же скользкий, как угорь. И всегда таким был. Еще в школе они умели выбивать из одноклассников долги — и реальные, и вымышленные. Мне рассказывал об этом кузен Эйнар. Ты его не знаешь, он рано уехал отсюда, а потом умер от инфаркта. Так вот, он ходил в школу вместе с братьями Крекула. И он, и его приятели отдавали этим вымогателям деньги. Иначе им пришлось бы иметь дело с Яльмаром. Вот так, — вздохнул Сиввинг, соскребывая с роллов горчицу васаби, — и раньше было не лучше, чем теперь.

• Предыдущая
• 11/58
• Следующая