Ледяная царевна - Лузина Лада (Кучерова Владислава) - Страница 16
- Предыдущая
- 16/35
- Следующая
– Я понимаю. Прости.
Маша Ковалева вытянула над покойным руки, зашептала чуть слышно:
– Ты, пришедший на эту землю…
Катя почувствовала, как горячая волна пошла от младшей из Киевиц, точно в центре ледяной комнаты морга включили мощнейшую печь.
– …испроси Того, кто тебя послал, вернуть мне жизнь раба его, во имя Града моего, и блага земли его…
Черты покойного утратили восковую неподвижность – потеплели, как свеча с зажженным фитилем.
– …и небес его, и грешных чад его…
Веки Ромчика затрепетали. Щеки заметно порозовели.
– Ты, по левую руку от меня, испроси Ту, кем он стал, Землю-мать… Отца-небо…
Маша сложила руки двумя лодочками, свела их вместе в «шар», а затем быстро выставила ладонями вверх.
Тело умершего мучительно вздрогнуло. Мутные зеленоватые лампочки морга мигнули. От стен пошел еле видимый пар, точно зарождавшаяся нелицензионная жизнь вызывала аллергию у них, приученных исключительно к смерти.
– …внемли тому, кто стоит по мою правую руку…
Пальцы на руках покойного шевельнулись. Глаза слегка приоткрылись, верхняя губа приподнялась, обнажив ровные белые зубы…
Младшая из Киевиц закончила заговор, положила горячую ладонь ему на грудь и с облегчением ощутила стук сердца.
– Нам нужно немедленно найти Дашу, – сказала она. – Пока живы все остальные…
В детстве Даша любила фильм «Новогодние приключения Маши и Вити» – о двух детях, которые пролезли под праздничной елкой и угодили в сказочный мир.
С тех пор ей – прирожденной певице-пока-неудачнице, вынужденной оставить из-за киевичества ночной клуб «Ой?е?ей!», – всегда казалось, что, проходя сквозь похожую на сверкающий елочный дождик колышущуюся занавеску на сцену, ты точно так же попадаешь в совершенно волшебный, совершенно иной, совершенно сказочный мир… мир, который лишь представляется частью реальности. Ведь каждый, кто хоть раз побывал на сцене, знает: там иная реальность, иные законы – и притяжения, и красного смещения, и относительности.
И сейчас, глядя на прямой, совершенно вертикальный снег из серебристых нитей, похожий на занавес на сцену, ей снова показалось, что достаточно вытянуть руку, отвести как занавеску прямые линии снежинок, и они шагнут в другой мир, из которого, возможно, не будет возврата…
И этот головокружительный мир носит название Любовь.
– А после ночного клуба ты нигде не работала? – спросил ее он.
Его звали Дан. И она успела трижды подумать: Дан и Даша – какое ладное сочетание, верно?
– Как тебе сказать… кое-где кое-что я иногда делаю, но это не особенно важно, – скромно ответила средняя из хранительниц Киева, повелевающих светом и тьмой.
Привычный, исхоженный, знакомый Город стал неизвестной и неизведанной белой страной. Ветви деревьев разбухли от белых опушек и пушистых манишек. Зимние кусты походили на стерв в ангорских свитерах – такие пушистые, белые, что так и хотелось обнять и погладить, хотя и знаешь, что наверняка оцарапаешься.
Они шли по Ярославовому валу втроем… Даша шла, радостно лягая свежевыпавший снег ногами, подпрыгивая и пританцовывая. Дан шел рядом с ней, то и дело заглядывая ей прямо в глаза, точно сверяя там каждое ее слово. И снег тоже шел… сыпался с неба струящейся серебрянкой сверкающего елочного дождика.
– А раньше, до клуба, я чем только ни занималась… и журналисткой была, и пресс-атташе, и стихи для рекламы писала, и инструктором по дайвингу летом работала.
– По дайвингу? Любишь море и жаркие страны? – Дан спрашивал с таким интересом, будто от ответов зависела его дальнейшая жизнь… или, как минимум, ближайшие две недели.
– Я ва?аще все люблю. По-моему, странные люди любят только что-то одно… А я и жару. И зиму, она такая веселая, санки, коньки обожаю… Лыжи – ва?аще! Знаешь, я с какого трамплина однажды летала? Я всегда летать любила, там, в небе, мне самое место… А знаешь, как я люблю снег?
выдала экспромтом она. И осознала, что, следуя за рифмой, случайно призналась ему…
В любви? В «сбыче всех мечт»?
В невозможном, ставшем возможным?
Снег изменился. И показалось, что с неба летит много лебяжьих пуховок и всем кокоткам, желающим заполнить свои пудреницы, пора подставлять ладони. В благодарность за стихи пуховки принялись «пудрить» Дашины щеки.
– Я тоже люблю снег, – сказал Дан подозрительно нежно.
– А ты знаешь, что у эскимосов есть сто имен для снега? – подскочила Землепотрясная Даша.
– Это все знают…
– Я не о том. Это все знают, все повторяют… Но хоть бы раз кто-то эти сто имен перевел! Вот я хотела бы знать, как зовут этот снег. А давай дадим нашим снегам свои имена.
– Гениальная идея! – убежденно сказал он.
– У меня есть уже четыре, – призналась она. – Невидимо-снег, Первоснежник и Пуховичок. А предыдущий только что был Сребропад.
– Красиво. А этот как назовешь? Пухо-снег?
– Это самоплагиат будет…
– Пушок?
– Банально… Назову Коко-снег! В честь Коко Шанель… он самый кокетливый.
Снегу явно понравилось имя – он затанцевал на Дашиных вытянутых ладошках и снова видоизменился, измельчал…
Они с Даном остановились возле низкой готической арки кораллового дома-замка на Яр валу, 1.
Чуб задрала голову вверх, чтоб увидеть с детства знакомый фокус: темное небо, и снег стремительно летит вниз на тебя, и тебе кажется, что это не он – это ты летишь, как ракета, по черному звездному небу, и звезды летят тебе навстречу…
– Звездо-снег! – дала имя шестому снегу она.
– Лучше и не придумаешь, – завизировал ее решение Дан.
Даша улыбнулась. Звездо-снег целовал ее губы и щеки. Она слегка опустила голову, чтобы принять еще один поцелуй.
Дан положил руки ей на плечи… но не поцеловал, не последовал примеру снежинок.
– Встретимся возле кинотеатра, – сказал он. – Ты точно успеешь?
– Я только узнаю, чего мои красавицы мне так трезвонили…
Не снимая шубки и шапки, Даша бурей ворвалась в Башню Киевиц.
– У меня землепотрясная новость… я влюбилась!
– Почему ты не берешь телефон? – раздраженно сказала Катя.
– Я влюбилась!!!!!!!!
Землепотрясная новость не потрясла никого – ни печальную Машу, ни хмурую Катю, ни безмятежно спящую у камина рыжую Пуфик, ни индифферентного кота Бегемота. И Даше стало обидно – похоже, обитатели Башни попросту не поверили в серьезность ее новоявленных чувств.
Катя успела разобрать вчерашнее елочное убранство – ангел, ведьмы Бефана и Перхта, козел отдыхали на столе, а на елочных ветвях красовались старые советские игрушки, стеклянные и ватные: огромный красный помидор, неприлично похожий на настоящий, такого же натурального вида огурцы, колоски, яблоки, груши, виноград, фигурки ватных животных и запеленатых в вату младенцев.
Маша стояла на лестнице, пристраивая на макушку очередной сноп-дидух:
– Поможешь нам ритуальную елку украсить?
– Какая ж она ритуальная? – Чуб с сомнением взяла в руки желто-розовую грушу из стекла. – У нас дома почти такие же игрушки. Маша, ты не поверишь!.. Мы с Даном сначала катались на катке… А потом гуляли, а потом он показал мне самый высокий в Киеве дом… мы залезли на крышу… это невероятное зрелище!
– На крышу? Ты бывала и выше, – сказала Катя.
– Но не с ним… А потом он меня на фуникулере катал…
– Ты шутишь, что ли? Фуникулер ездит туда-сюда по одной маленькой горке… или ты напилась? – Катерина нашла исчерпывающее объяснение ее заявлению. – Положи грушу, еще разобьешь… а из-за тебя во всей стране груш не будет.
– Чего? – Чуб на всякий случай положила игрушку на место.
- Предыдущая
- 16/35
- Следующая
