Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/101
• Следующая

– Назад! Кому сказал! – орал Рябой.

Суки, повинуясь командному окрику, застыли, а потом неохотно попятились. На полу, в лужах крови, лежало около десятка убитых. «Автоматчики» тоже не двигались – их было слишком мало, чтобы закрепить обеду.

– Если надумаете еще раз вякнуть что-нибудь подобное, перережем всех как баранов, – строго предупредил Кощей. Он был готов к большой рубке.

Рябой науку запомнил крепко и старался «автоматчиков» не задевать.

Те тоже не доверяли ссученным и на ночь выставляли караул, который нес вахту так же исправно, как если бы в ста метрах от трюма проходила линия фронта.

По тюремному телеграфу была пущена информация о том, что «сахалинский» десант на пароме понес значительные потери, но все-таки спешит на континент, чтобы установить сучью власть по всему Приморью. В малявах воры призывали зеков не пасовать и требовали устроить сукам кровавую баню.

Перегруженный паром пересекал Татарский пролив, направляясь к порту Ванино, где ссученным уже готовилась надлежащая встреча.

Ванинская пересылка славилась на всю страну и занимала огромную территорию. За год через нее проходили десятки тысяч зеков. Это был самый краешек земли, «Гнилое место», как без затей называли ее сами заключенные.

Следующий неожиданный удар ссученные воры получили в зековской бане.

Едва разделась первая партия зеков, как двери распахнулись и в предбанник, заполненный паром, ворвались три десятка бойцов с заточками в руках; они в считанные секунды перекололи сук, и первым среди павших был Рябой.

Это был последний привет от Муллы, который, прищурив слегка раскосые половецкие глаза, ревниво наблюдал за путешествием сахалинских сук. Это был урок всем ссученным, способный на долгое время отбить у «красных» беспредельщиков желание вмешиваться в дела «черной» масти.

Услышав о праведной акции в Ванино, Беспалый понял, что Муллу ему не сломать. Он был не властен над ним, точно так же астроном не может повелевать звездами.

Беспалый понял также, что если ссученный отряд двинется дальше, то его будут щипать до тех пор, пока от него не останутся одни рога.

Мулла вывернулся и на этот раз.

За окнами стемнело. Старик явно утомился – речь его сделалась медленнее, он все чаще останавливался, чтобы перевести дыхание или вновь поймать ускользающую нить повествования. Варяг, напротив, готов был слушать бесконечно, захваченный картинами бурной и жестокой жизни минувших лет.

– Не устал, Варяг? – спросил с усмешкой Беспалый. – Целый день ведь слушаешь.

– Я-то нет, а вы, наверное, устали, – отозвался Варяг.

– Да, старость не радость… Думал, без отдыха буду рассказывать, пока не выложу все, что на душе скопилось. Ан нет, годы свое берут, вот уже и отдых нужен, – с грустью проговорил Беспалый.

Защебетал телефон Варяга, и старик обрадовался:

– Во-во, поговори, а я пока отдохну. Варяг услышал в трубке голос Чижевского:

– Владислав Геннадьевич, ребята только что звонили из Мякинино, это такой поселок дачный прямо у кольцевой дороги. Они нашли Бако у него на квартире, допросили хорошенько, и он рассказал, где девушка содержится. Поехали вместе с ним в Мякинино и взяли эту дачу.

Чижевский тяжело вздохнул.

– Что-то не так? – насторожился Варяг. – Как в прошло?

– Не очень гладко, – с досадой сказал Чижевский. – Бако в последний момент дернулся, пришлось его пристрелить и с ним еще парочку абреков.

– Да, это плохо, – с досадой произнес Варяг. – Надо было, чтобы он рассказал, как они это дело провернули: как девчонку похитили, как на Санька через нее надавили, что за устройство ему передали… И весь рассказ надо было на пленку записать. Мне ведь придется отчитываться за смерть Бако.

– Ну, с этим-то все в порядке, ребята допрос Бако еще в Москве, до выезда на дачу, с самого начала снимали на камеру, – сказал Чижевский. – Они знают, о чем надо спрашивать.

– А чем же ты недоволен, Николай Валерьяныч? – удивился Варяг. – Значит, теперь только с Шотой надо разобраться, а потом мы за все ответим, имея такую пленку.

– Да хрен с ними со всеми, и с Бако, и с Шотой, – непривычно резко произнес Чижевский. – Саша Абрамов ранен.

– Тяжело?

– Тяжело. Надо же, в стольких переделках побывал, и на тебе – дуриком от какого-то сопляка пулю словил…

– Ладно, Николай Валерьяныч, не расстраивайся раньше времени, – мягко произнес Варяг. – У меня в медицинских кругах Москвы связи неплохие, сделаем все возможное.

– Я уже от вашего имени позвонил кое-кому, – виновато произнес Чижевский. – Обещали помочь.

– Конечно, о чем разговор, – одобрил Варяг. – Если будут проблемы, звони, я подключусь. Давай, до встречи.

Убрав в карман телефон. Варяг некоторое время сидел молча, погруженный в размышления, затем поднял глаза на старика:

– Ну как, отдохнули, Тимофей Егорыч?

– Я-то отдохнул, – ответил Беспалый. – А у тебя, вижу, забот все прибавляется и прибавляется.

– Что делать, – тоном философа произнес Варяг. – Разве у вас в ваши времена их меньше было?

– Конечно, меньше, – серьезно ответил Беспалый. – Потому что люди посмирнее были, не норовили так много захапать, как вы, нынешние, не стремились так высоко залезть. Вот и расхлебывайте теперь… Ладно, слушай дальше, сынок.

И старик продолжал свой рассказ, но через некоторое время, видя его усталость, Варяг взглянул на часы и решительно поднялся со стула.

– Хватит, Тимофей Егорович, – заявил он. – За один раз все равно не закончим. Отдыхайте.

– Ладно, сынок, – покорно сказал Беспалый. – Но учти: я тебя буду ждать. Раз уж начал говорить, хочу договорить до конца.

Проводив Тимофея Егоровича в палату, Владислав сразу отправился к главному врачу дома ветеранов.

Виктор Петрович Бармин оказался невысоким плотным мужчиной лет пятидесяти с внимательными строгими глазами бывшего кадрового оперуполномоченного. Он окинул вошедшего коротким взглядом и сразу предложил сесть, даже не поинтересовавшись целью визита. Владислав заметил, что до его прихода Бармин читал толстую книгу в блестящем голубом переплете. Названия он не рассмотрел смог только прочитать одно слово: «…астрология».

• Предыдущая
• 50/101
• Следующая