Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан - Страница 60

• Предыдущая
• 60/61
• Следующая

А теперь благодарю вас за уделенное мне время, инспектор. Счастлива оказать вам содействие.

Вот что я могла сказать красавцу инспектору Грейвенхерсту, если бы у меня была такая возможность, но, конечно, ничего такого не было. Я заключила сделку с Уоллесом Скрупом и отдала ему все лавры за разгадку обмана Рейнсмитов во время речного круиза, и держала язык за зубами. Должна признаться, я никогда ни о чем так не жалела, как о том, что принесла в жертву свою славу. Но договор есть договор, и пути назад нет.

Я не очень страдала от того, что не выдала инспектору тайну Брейзеноуз, это же не моя задача делать его работу, верно? Пусть полиция сама занимается своими расследованиями. Это будет держать их в форме.

Фабиан, разумеется, выдала себя рассказом о том, что присутствовала на балу изящных искусств и видела, как отравили Франческу Рейнсмит. Довольно серьезный промах с ее стороны. Она действительно там была, но в качестве Клариссы Брейзеноуз. «Фабиан» появилась в стенах мисс Бодикот лишь год назад.

В своем отчете я не упомянула ее превращение в Фабиан. Некоторое время я задавалась вопросом, что заставило Фабиан появиться без маски в тот вечер, когда ее возле прачечной увидела Скарлетт. Я предположила, что у нее есть банковский счет, откуда она не может снимать деньги, не явившись лично, но эта идея оказалась пшиком, когда я сообразила, что Скарлет видела ее поздно вечером, а банки закрываются в три часа дня.

Как выяснилось, разгадка была проста. У сестер Брейзеноуз есть пожилая двоюродная бабушка, страдающая от старческой болезни, которую именуют «отвердение сосудов». Кларисса иногда рисковала, выбираясь вечером из мисс Бодикот, чтобы навестить старую леди, живущую, как оказалось, в одном квартале от академии. Мисс Фолторн, по всей видимости, в курсе нарушения правил, но делает вид, что ничего не замечает.

Бедняжка Мэри Джейн. Она все еще верит, что ее сестра мертва. Скажут ли ей когда-нибудь правду? Не знаю, но одно мне известно точно: я ничего не скажу.

Ле Маршан и Уэнтворт, полагаю, будут преследовать меня вечно: призраки мисс Бодикот, никогда не видимые, но вечно присутствующие. Интересно, кто они и что делают, и порой одна мысль об этом заставляет мою кровь холодеть.

Я взглянула на себя в зеркало, в котором репетировала свою речь для инспектора: речь, которую никогда не произнесу. Я видела обычную, заурядную, несколько неряшливую школьницу в черных колготках, синей форменной куртке, белой блузке и шляпе-панамке.

Я так оделась, потому что мне велели явиться в кабинет мисс Фолторн, и правила требовали приходить при полном параде.

Я повернулась и вышла из комнаты навстречу своей судьбе.

– Входи, – отозвалась мисс Фолторн на мой стук.

Она сидела на своем месте за грудой бумаг, среди которых был мой доклад о Уильяме Палмере.

– Пожалуйста, садись.

Я чопорно села на край стула, сдвинув колени и сложив руки, и подалась вперед с таким видом, словно не могу дождаться следующего задания.

– Без сомнения, ты будешь рада услышать, что мисс Моут арестована, – произнесла она. – Миссис Баннерман освободили.

Я кивнула с проницательным видом.

– Не знаю, какую роль ты сыграла в этих делах, и не уверена, что хочу знать. Если ты оказала содействие правосудию, я тебя поздравляю. Должна сказать, что я с облегчением узнала, что ключ к разгадке полиции указал сотрудник «Морнинг Стар» Уоллес Скруп. Должно быть, он был на месте происшествия два года назад, когда умерла Франческа Рейнсмит, и с тех пор не прекращал частное расследование.

Но тем самым он привлек внимание прессы к женской академии мисс Бодикот. Заголовки шокируют. Председателя и его жену подвергают допросам. Наш совет попечителей в смятении. Работа, которую мы здесь делаем, серьезно скомпрометирована, если не погублена безвозвратно.

К счастью для нас, Скрупа не смогли заставить обнародовать его источники, но я подозреваю, что ты ничего не знаешь об этом, верно?

– Нет, мисс Фолторн, – подтвердила я.

– Если бы вы с Коллингсвуд не нарушили правила в первый же день твоего приезда, ничего бы этого не было.

Я не верила своим ушам! Эта женщина что, заявляет, что было бы лучше, если бы Франческа Рейнсмит осталась в камине навсегда и ее убийцу никогда бы не нашли?

– Ты должна понимать, что репутация превыше всего. Есть вещи, о которых во имя большего блага следует молчать, даже если они неправильные.

Большее благо? Разве такая штука существует? И даже если да, кому решать?

Не знать об этом – все равно что поклоняться богу, чье имя и место обитания – тайна.

– Я чувствую, что мы потерпели неудачу. Я потерпела неудачу, и ты тоже.

По моей спине пробежал холодок. В комнате сквозняк? Или дело в мисс Фолторн? Или моя простуда возвращается?

Я подавила чих. Мисс Фолторн ждала, пока я найду носовой платок.

– Мы делали для тебя все, что могли, но этого оказалось недостаточно. Ты снова и снова нарушала правила, словно они не имеют никакого значения. Мне нет нужды перечислять; ты знаешь, о чем речь.

Я повесила голову, потому что она была права.

– Поэтому, – произнесла она, растягивая слова, как люди делают, когда хотят нанести невидимый удар, – мы отсылаем тебя домой.

На секунду я онемела.

– Тебя будет сопровождать миссис Баннерман, получившая щедрые отпускные, чтобы компенсировать ее страдания. Я отправила телеграмму твоему отцу, и он тебя ждет.

Мой мозг завертелся, словно шатающийся волчок, утративший свою скорость.

Это что, очередное знаменитое наказание мисс Фолторн?

Мне никогда этого не узнать.

Но мысль – сама мысль! – о Букшоу уже рекой проливалась в мой разум и сердце, словно река, вышедшая из берегов.

– Благодарю вас, мисс Фолторн, – сказала я.

Я стояла на носу, ветер развевал мои волосы, морские брызги мочили лицо.

«Изгнана! – подумала я. – Снова изгнана!»

Может быть, я обречена, как Летучий Голландец, проводить вечность, плавая по морям в поисках спасения?

Я задала этот вопрос миссис Баннерман – в несколько более простой форме – накануне вечером в гостиной корабля.

– Господи боже мой! – сказала она. – Ты блестяще выдержала испытание. Ты это понимаешь?

– Я же НП, – возразила я. – Не преуспевшая. Отослана домой с позором, как Шарлотта Вениринг.

– Наоборот. – Она рассмеялась. – Твоя фотография будет висеть в галерее, как и портрет твоей матери. Ты станешь частью легенды.

– Но как же правила, – сказала я. – Как насчет нарушения правил? Мисс Фолторн сказала мне, что репутация превыше всего.

– Ах да, – отозвалась она, эта некогда судимая убийца, и задумчиво посмотрела на свой розовый мартини, помешав его. – Но она, вероятно, также говорила, что есть вещи, о которых во имя большего блага следует молчать, даже если они неправильные.

Я была вынуждена признать, что она права.

– Мне очень жаль, что вас арестовали, – сказала я. – Мне надо было заговорить раньше.

– Перестань! – отмахнулась она. – Ни слова об этом. Я говорила тебе, что время от времени помогаю полиции с расследованием. Двусмысленно, знаю, но больше ничего сказать не могу. Если тебе хочется кого-то пожалеть, пожалей лучше бедняжку Коллингсвуд. Это она помогала Франческе соорудить костюм, и, конечно же, она узнала красный носок. Меня заверили, что со временем она оправится, но парочка молитв ей не повредит.

И с этими словами она склонила голову, а вместе с ней и я.

Я остро сожалею, что не смогла использовать в деле ни спектрофотометр, ни электронный микроскоп: в конце концов дело свелось к старой доброй заурядной пробе Марша.

Может быть, в этом есть определенный урок.

В мисс Бодикот не было никаких прощаний. Никаких вечеринок, маленьких подарков. Я была там, а потом уехала. Для других девочек я буду просто еще одной из исчезнувших. Мое имя добавят к именам Уэнтворт, ле Маршан и Брейзеноуз.

• Предыдущая
• 60/61
• Следующая