Слово авторитета - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 79

• Предыдущая
• 79/121
• Следующая

Сначала он был чувствителен к ударам, стойко, стиснув зубы, превозмогал боль. А потом сознание затуманилось, и он провалился в вязкую неприятную пустоту.

Очнулся Тихоня на третьи сутки, пошевелил руками – кажется, двигаются; ноги – тоже на месте. Превозмогая боль, разодрал глаза и посмотрел вокруг. Потолок показался необычайно низким, такое впечатление, что сейчас он обрушится и придавит многими тоннами, как могильной плитой. Вместо тела – один сплошной нерв, чутко реагирующий на малейшую попытку что-либо сделать, больно было даже думать. Матвей попробовал чуть повернуть голову, но тут же почувствовал, как миллионы игл ожили в его теле и готовы были разодрать на микроскопические части. Тихоня невольно глухо изрыгнул из себя стон, проклиная собственную беспомощность.

– Очухался? Крепко они тебя уделали. Вместо лица одни щелки, – раздалось откуда-то сбоку. И тотчас он увидел склоненное над собой лицо молодого мужчины. Улыбка широкая, доброжелательная. Так только черти радоваться умеют, заполучив в собственность очередную грешную душу. Да и на ангела не очень-то похож: весь рот в золотых зубах. Такое количество драгоценного металла на нескольких квадратных сантиметрах встречается нечасто. – Я сразу сказал, что выкарабкается. А другие не верили, говорили, что если не сегодня, то завтра непременно в деревянный бушлат сыграешь. А ты вот как, – и, повернувшись куда-то назад, победно провозгласил: – Ну что, с вас по штуке, как и договаривались.

На минуту он пропал из поля видимости. Где-то недалеко в сторонке раздавался его негромкий бас. Ему отвечали так же задиристо и весело. С нажитыми деньгами расставались без тоски, как с обыкновенными фантиками.

Наконец Тихоня вновь увидел своего нового знакомого, тот опять склонился над ним.

– Нечасто такое случается – без отмычки и фомки сорвал десять штук. А это твое. – Он отделил от пачки несколько бумажек и положил их под подушку Матвею. – Не будь ты таким крепким, мне пришлось бы раскошелиться.

– Где я? – прохрипел Матвей. Он старался придать своему голосу как можно больше оптимизма, что должно было соответствовать настроению золотозубого. Но получилось очень жалко и совсем неслышно.

– На курорте… в тюремном лазарете, – не без гордости проговорил золотозубый. – Я вот, чтобы сюда попасть, полкило гвоздей проглотил. Афоня заточкой себе вены исчеркал, Гришуня, – кивнул он куда-то в сторону, – живот себе напильником проколол. А вот ты все путем, – в голосе прозвучало уважение, – по всем понятиям лег. За тебя вся кича гудела! Ты хоть знаешь, кого уделал?

– Кого? – едва прошелестел губами Матвей.

– Рыбака, Колю Педрило и Чухана. Они костяк в пресс-хате держали. Их уже давно приговорили, и если бы в общую камеру перевели, так они бы и часа не прожили. А ты их уделал одним махом! А посмотришь на тебя, так не скажешь, что ты на такое способен. – И уже серьезно, мгновенно избавившись от излишней веселости, заговорил: – Если тебе что-то нужно будет, так сразу скажи. Водички попить. Или еще куда. Да ты не тушуйся, чего уж там, могу и до «утки» отнести. Такого геройского пацана не грех и на хребет взять. Западло не будет!.. Люди поймут, – сверкнул он вновь золотыми зубами. – А может быть, ты фруктов хочешь? У нас тут дорога отлажена, братва нас балует гревом, даже апельсинчики передают. Хочешь один?

Тихоня хотел отказаться, но в воздухе уже повис ароматный запах апельсина.

– Давай, давно не пробовал.

– Ты не стесняйся! Вот я тебе и на дольки разделю, чтобы сподручнее хавать было. Если хочешь, так я тебя и покормить могу.

– Оставь, – едва пошевелил языком Тихоня, – как-нибудь справлюсь.

Золотозубый, наклонившись к самому лицу Матвея, проговорил:

– А может, что на волю хочешь передать, так это мы быстро организуем, завтра уже будут знать.

– Хорошо, – подумав, отвечал Тихоня, – на волю хочу черкануть пару строчек… Ручка с бумагой найдется?

– А то как же. – Золото во рту крепыша победно заблистало. Он отступил на два шага, поднял с тумбочки карандаш с листком бумаги и протянул его Тихоне. – Пиши.

Матвей пошевелился и почувствовал, что тело представляет из себя одну сплошную боль. Стиснув зубы и стараясь не застонать, он неторопливо и печатными буквами стал выводить маляву. А когда была поставлена последняя точка, сложил ее в несколько раз и попросил:

– Пацаны, письмецо бы прошили нитками.

– Сделаем все в лучшем виде, а кому передать-то?

– Вот этому человеку, – написал Тихоня на листочке несколько слов.

– Все будет в ажуре, браток, можешь не сомневаться, а еще от себя кое-что передам, чтобы гонец почтением прочувствовался. Может, ты ширануться хочешь, так мы и это организуем, у нас и дурь есть… – И, получив от Тихони молчаливый отказ, сказал: – Ну и правильно. Силы береги.

Тихоня улыбнулся. Прямо перед собой он увидел несколько благоухающих апельсиновых долек. Он подцепил самую тонкую из них и положил в рот. На язык брызнул свежайший сок, заставив его захмелеть. А потом легонько сжал осколками зубов мякоть и сильно поморщился от резкой и неожиданной боли.

Сигнализация сработала в два часа ночи. Как это всегда бывает, очень неожиданно. Габаритные огни, яростно отбрасывая по сторонам алые отблески, немилосердно паниковали под истошный вой сирены. Эдакая полуночная светомузыка, способная потревожить жильцов в радиусе трех кварталов.

Так могла орать только его «Мицубиси». Вой сирены собственного автомобиля Захар легко отличал от многих схожих сигнализаций.

Выглянув в окно, он увидел парня в темной рубашке и джинсах. Он стоял у машины и, посматривая на окна, курил. На автомобильного вора он не походил – те очень и очень осторожны, не походил он и на наркомана, готового за один колпак от колеса идти на большой риск. Обыкновенный парень, решивший полуночной сиреной попугать уснувших жителей.

Сигнализация смолкла. Но, похоже, подобный оборот парня не устраивал, отшвырнув сигарету, он с силой ударил по колесу носком ботинка и вновь принялся слушать похабные завывания машины. Неизвестный смотрел прямо на окно квартиры Захара, но вряд ли был способен различить в почти черном проеме хозяина.

Чертыхнувшись, Захар влез в джинсы, быстро застегнул куртку и надел ботинки. Неожиданно его обожгла мысль: а что, если все это подстроено? Как только он ринется на выручку своей плачущей машине, из-за дерева шагнет мужчина без особых примет и с расстояния пяти метров, не дав ему ни одного шанса на спасение, полоснет по корпусу из короткоствольного автомата длинной небрежной очередью.

Рука машинально потянулась к вешалке, где висела кобура с «макаровым». Вытащив пистолет, он сунул его в карман куртки: в случае опасности можно будет стрелять, не вынимая пистолет из кармана.

Быстро спустился вниз. Кажется, никакой опасности. Парень стоял на прежнем месте, чуть опершись о капот, и все так же, не выказывая беспокойства, покуривал.

– Тебе что, эта машина мешает?

– Это твоя, что ли, тачка? – спокойно спросил парень, с интересом разглядывая подошедшего Захара. Руку с капота он все же убрал, но резких движений не делал.

– Моя.

– Тогда я к тебе.

Потревоженная машина успокоилась на самой высокой ноте, брызнув напоследок в ночь красным сиянием.

– Что хотел?

– Отойдем малость в тень, не под окнами же нам пастись. Перетереть срочно надо. Уважаемые люди обратились. Так бы к тебе на хату зашел, да номера квартиры не знаю. Пришлось тачку твою потревожить, на нее наколку дали.

Отошли недалеко, за трансформаторную будку, и она надежно укрыла мужчин в своей тени.

– И что дальше?

На губах парня мелькнула едва заметная улыбка – он сунул руку в накладной карман рубашки и вытащил небольшой картонный конверт, вдоль и поперек прошитый грубоватыми черными нитками.

– Это тебе малява от дружка твоего, Тихони.

Несмотря на молодость, парень умел смотреть прямо в глаза и, похоже, сполна удовлетворился замешательством Захара, всего лишь на мгновение промелькнувшим на его лице.

• Предыдущая
• 79/121
• Следующая