Василий Шульгин - Рыбас Святослав Юрьевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/153
• Следующая

За последние годы заметно наблюдается развитие и улучшение у нас сельского хозяйства. Применение улучшенных приемов обработки земли, сельскохозяйственных орудий и машин, потребление минеральных удобрений, введение культуры кормовых трав, усиленный спрос на плодовый посадочный материал, пробуждение интереса к улучшению различных отраслей животноводства и другие подобные явления приобретают уже во многих местностях России значительное распространение.

Вместе с тем увеличивается и производительность сельскохозяйственных угодий»^[80].

Взвешивая все «за» и «против», мы должны учесть, что в описываемый нами период империя еще полна сил и находится на подъеме. Да, проблем немало, но когда их у России не было?

Многое зависело от двух личностей — от царя и Столыпина.

Столыпин обладал мощным характером, был образован, смел до самопожертвования.

Он был богат, принадлежал к старинному дворянскому роду, был сыном полного генерала, участника Крымской и Русско-турецкой войн. Его жена была внучкой генералиссимуса А. В. Суворова. В узком кругу его иногда называли «Император». На фоне высокорослого, горделивого, независимого Столыпина подлинный император выглядел скромнее, что многим бросалось в глаза. И если сам царь не придавал этому значения, то императрица Александра Федоровна с трудом сдерживала ревность. После взрыва террористами дачи премьер-министра на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге 12 августа 1906 года и ранения дочери и сына Столыпин стал в общественном мнении героем, подлинным защитником империи. По духу он был либеральный консерватор, реально оценивал возможности государства и всячески старался избегать военных столкновений.

Всего 28 процентов крестьян в ходе реформы в 1907–1916 годах вышли из общины и стали индивидуальными хозяевами. Это огромное число, если учесть, что не было насильственного «разобщинивания» сверху, а наоборот, в 73 процентах всех случаев выход сопровождался противодействием остающихся в общине людей. На традиционном общинном праве оставалось жить две трети русских крестьян, еще большая сила, которая сыграла колоссальную роль в революции 1917 года.

Такой в общих чертах была картина столыпинского («третьедумского») периода.

Рост урожайности, промышленного производства, численности населения создавал оптимистическую перспективу, хотя конфликты в правящем классе и крестьянстве тлели в глубине общества.

Но картина развития страны была настолько впечатляющая, что присланный французскими банкирами экономический журналист Эдмон Тэри в своем отчете «Россия в 1914 г. Экономический обзор» отметил следующее: «Именно сельскохозяйственные успехи России позволили этой великой стране преодолеть финансовые трудности, вызванные войной 1904 года и политическими событиями 1905 года, и именно они позволят России в будущем пойти на необходимые жертвы, чтобы освоить гигантские территории и защитить свои границы»^[81].

Портрет Столыпина будет неполным, если не напомнить его мыслей.

В письме А. П. Извольскому от 28 июля 1911 года он писал: «Вы знаете мой взгляд — нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет гибельна для России и династии. Напротив того, каждый год мира укрепляет Россию не только с военной и морской точек зрения, но и с финансовой, и экономической. Но, кроме того, и главное — это то, что Россия с каждым годом зреет: у нас складывается и самосознание, и общественное мнение. Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне, и когда придет час, встретит врага сознательно. Россия выдержит и выйдет победительницею только из народной войны»^[82].

В шаге от собственной гибели Столыпин завещал основное направление внутренней и внешней политики: парламентаризм и мир!

На записке крайне правых членов Государственного совета он написал: «Реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с революциею, то в лучшем случае устраним последствия, а не причину: залечим язву, но зараженная кровь породит новые изъязвления… Обращать все творчество правительства на полицейские мероприятия — признание бессилия правящей власти»^[83].

Во время революционного террора Столыпин запретил вице-директору Департамента полиции П. И. Рачковскому бессудное уничтожение террористов: «Вы забываете, Петр Иванович, что мы не в Афганистане и не в Персии. Я не могу дать вам такого разрешения»^[84].

Если вспомнить потрясения русской революции 1917 года, гибель царской семьи, дочери Столыпина Ольги и тысяч дворян, столь либеральные взгляды премьер-министра могут показаться глубоко ошибочными.

В целом он не был ангажирован никакой группой, что делало его свободным и одиноким.

Чтобы ускорить реформу, Столыпин потребовал, чтобы Крестьянский банк выпустил облигационный заем на 500 миллионов рублей, однако не получил поддержки Николая II. Можно сопоставить с нынешним уровнем: один золотой рубль 1913 года примерно равен 1300 рублям 2010 года. Всего государственный бюджет в 1911 году составлял 2693 миллиарда рублей^[85].

Столыпин вторгался в сферу интересов крупных банков и синдикатов, хотел вообще вывести Крестьянский банк из ведения Министерства финансов и подчинить его Министерству внутренних дел.

Как говорил Шульгин: может быть, Столыпина из-за этого и убили.

Да, он умирил революцию, держа «в одной руке пулемет, а в другой — плуг» (выражение Шульгина), но чем дальше смута уходила в прошлое, тем менее востребованным был и премьер-министр. «Мавр сделал свое дело», — стали говорить в ближайшем окружении царя.

А. И. Гучков объяснил закат столыпинской карьеры интригами в царском окружении: «Мне раскрыл глаза Кривошеин. Когда после убийства Столыпина я с ним говорил на тему о роли Столыпина и о возможной для него будущности, если бы он не был убит, он мне сказал, что Столыпин был политически конченый человек, искали только формы, как его ликвидировать. Думали о наместничестве на Кавказе, в Восточной Сибири, искали формы для почетного устранения; еще не дошли до мысли уволить в Государственный совет, но решение в душе состоялось — расстаться с ним»^[86].

Фазовые переходы исторических этапов никогда не проходят гладко[87].

1 сентября 1911 года в Клеве Столыпин был смертельно ранен. После его смерти реформу стали медленно сворачивать.

Не случайно на смерть Петра Аркадьевича, принципиального противника войны, своеобразным «некрологом» откликнулась Петербургская биржа, там сразу началась игра на понижение — без Столыпина российские акции покачнулись.

П. Н. Милюков, не любивший премьера, так оценил его личность:

«П. А. Столыпин принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее „великих потрясений“. В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте. Для заслуженных сановников Государственного Совета он был чужим, выскочкой, пришельцем со стороны — и болезненно чувствовал свою изоляцию. Он был призван не на покой, а на проявление твердой власти; власть он любил, к ней стремился и, чтобы удержать ее в своих руках, был готов пойти на многое и многим пожертвовать. Не чуждый идеологий, которые были традицией в его семье, он был не чужд и интриги. Своих союзников он склонен был трактовать как очередные орудия своего продвижения к власти и менять их по мере надобности. Если принять в расчет его нетерпение победить и короткий срок его взлета, эта быстрая смена могла легко превратить вчерашних друзей в соперников и врагов — и раздражать покровителей сменой внезапных капризов.

• Предыдущая
• 28/153
• Следующая