Симфония для пяти струн (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/76
• Следующая

Время летело быстро и весело. Я даже не сразу поняла, что в какой-то момент окружающая реальность несколько изменилась. Вскинувшись, принялась торопливо оглядываться.

Карт Аль стоял настолько неподвижно, что я пару раз мазнула по нему взглядом, как по предмету обстановки, совершенно не замечая. А, заметив, и сама растерянно замерла, зачарованно разглядывая мужчину.

Карт Аль пошёл в дом друга исключительно для очистки совести. Обещал же, значит, надо зайти. Он был уверен, что застанет сонное царство, поэтому замешкался перед входной дверью. Звонить не хотелось; было бы невежливо будить и без того не высыпающегося Сарка, которому завтра предстоял очередной насыщенный рабочий день (про насыщенность рабочего графика своего, пожалуй, единственного друга следователь знал по собственному опыту). А пытаться открыть самостоятельно… Хаос знает, как на такое отреагирует этот ненормальный дом!

Правда, в этот раз скандальное строение решило для разнообразия побыть паинькой, и впустило Карта прямо в кухню. Появилось скользкое нервное ощущение, что дом с огромным удовольствием наблюдает за оживлением, нарушившим его размеренное однообразное существование, раз за разом упорно сталкивая своих обитателей там, где ему больше хотелось.

Появилось, и пропало, вытесненное куда более занимательной картиной.

В кухне буквально стоял дым коромыслом (это выражение Аль и сам не помнил, где подхватил и откуда знал его правильное применение; во всяком случае, что такое «коромысло» он не имел ни малейшего представления). Грязная посуда сиротливой кучкой была сложена в раковину (подумать только, обычно весьма аккуратный Сарк не сумел даже побросать их в мойку!), сковорода и вовсе чернела на заляпанной чем-то плите. Хозяин дома обнаружился тут же, как и обе подружки. Все трое сидели за столом и с азартом резались в «беленькие»[9]. Веселья добавляла початая бутылка вина, ещё две пустых сиротливо жались на полу в углу.

Карт замер на пороге. Во-первых, от неожиданности: на подобное оживление он не рассчитывал. Во-вторых, понимал, что если сейчас даст знать о своём присутствии, весёлый вечер тут же кончится: Ау вспомнит пережитые неприятности, Сарк наверняка обнаружит царящий вокруг беспорядок (помимо посуды, имелись какие-то огрызки и очистки, тут и там живописно раскиданные по столу, а кое-где и по полу, пятна от вина, мятый плащ самого хозяина дома прямо на полу у входа) и с причитаниями кинется его убирать. А Олея… Ну, просто расстроится и наверняка засобирается домой. Так что Алю было несколько неловко (такому чувству, как «стыд», он научился совсем недавно, и посещало оно его нечасто) нарушать идиллию; даже на мгновение кольнула зависть, что он бы точно в неё не вписался. И, в-третьих, к своему искреннему удивлению Карт засмотрелся на раскрасневшихся от вина и смеха девушек. Подобное созерцательное состояние следователю было, мягко говоря, несвойственно, поэтому он не удержался и, так и не шевельнувшись, принялся за анализ нового ощущения — «эстетическое наслаждение».

А девушки и в самом деле были хороши.

Олея, беловолосая, с огромными зелёными глазищами, напоминала кошку; пластикой движений, разрезом глаз, какой-то неожиданной хищностью черт, и особенно — взглядом. Немного лукавым, пристальным. Уже по одним этим глазам можно было понять, что девушка прекрасно знает себе цену и наверняка сумеет дать отпор любому обидчику. Было в ней что-то жёсткое, расчётливое, даже стервозное; но оно ей решительно шло. Как и алое вечернее платье классического силуэта со скромным декольте, отлично сидящее на ладной стройной фигурке. К платью прилагалась соответствующая причёска, которая даже сейчас сохраняла вполне пристойный вид.

Впрочем, в Ау тоже было что-то кошачье, и, наверное, благодаря этому столь непохожие чертами лиц девушки легко могли сойти за родных сестёр. Светло-льняные волнистые волосы, наспех перехваченные почти уже сползшим шнурком, красиво обрамляли мягкий овал лица. Тонкие брови вразлёт и пухлые губы, на которых почти всегда блуждала тень улыбки. И глубокие тёмно-серые глаза, почти бездонные, заглядывающие в самую душу; в них отражалось знание недоступного простому человеческому восприятию. Так умеют смотреть только дети и видящие истину. И кошки…

Если продолжать кошачью аналогию, то Олея была гуляющая сама по себе гордая недотрога с мягкой гладкой шёрсткой, неуёмным любопытством и бурным темпераментом. А её подруга больше напоминала домашнюю пушистую соню, отличающуюся завидным терпением и упрямством.

Погрузившись в эти странные размышления, Аль параллельно пришёл к выводу, что лучше и вправду не вмешиваться, а разговор подождёт до утра. Но момент был уже безнадёжно упущен; его заметили. И в окружающем мире вдруг что-то неуловимо изменилось…

Что-то неуловимо изменилось в его грозовой мелодии. В неудержимом буйстве стихии теперь будто грохотал не только далёкий гром, а чудились отзвуки торжественного и бравурного марша или, скорее, гимна. Я, внимательно вслушиваясь в неё, слегка подалась вперёд.

По губам Аля блуждала задумчивая полуулыбка, с которой он внимательно разглядывал царящий вокруг беспорядок. Он почувствовал мой взгляд и, улыбнувшись, перевёл взгляд уже на меня.

Это было похоже на стремительный водный поток, срывающийся с гор. Ледяной и безжалостный, он с лёгкостью пресёк даже малейшие мысли о сопротивлении, потащил за собой. Бороться было бесполезно, во всём мире, кажется, не стало ничего, кроме этого потока. Он швырял, ломал и выкручивал, подминал под себя, и тащил, тащил куда-то. А потом был краткий миг, когда не стало и его. Только мучительно медленное и бесконечное падение в клокочущую, изрешечённую яростными вспышками бездну бури…

Лицо обожгла хлёсткая пощёчина, следом ещё одна. Я протестующе отшатнулась, с недоумением разглядывая возникшую из ниоткуда светловолосую смутно знакомую девушку. Пустым взглядом окинула окружающее пространство, не понимая, кто я и где нахожусь.

— Прости, Ау, — тут же всхлипнула она и, обхватив меня за плечи, разревелась. Ау… наверное, это я? Точно, я. Воспоминания возвращались медленно, неохотно. — Я так испугалась.

Что-то случилось? А что? Мы сидели… Потом, кажется, пришёл Карт. Но что это была за галлюцинация?

Мои попытки восстановить картину реальности прервал грохот и чей-то сдавленный возглас. В короткой фразе цензурными были только предлоги.

Оли резко обернулась. Выглянув из-за плеча подруги, я оторопела.

По полу катались сцепившиеся мужчины. Кажется, кто-то из них брыкнул тумбочку; во всяком случае, в двери чуть выше пола зияла вмятина. Это с какой же силой надо…

— Да что вы смотрите?! Вырубите его чем-нибудь! — прохрипел Сарк. Только тут я, наконец, разобралась, что происходит. Карта корёжила судорога, его очертания будто плыли, а в широко распахнутых глазах плескалась тьма — в буквальном смысле, иссиня-чёрный туман клубился там, где совсем недавно были яркие синие глаза. А Сарк, изо всех сил сжимая его поперёк туловища поверх локтей, пытался удержать, невольно служа амортизатором.

Очередная выданная хозяином дома тирада привела в чувство; рефлекс оказался быстрее разума — я схватила первый крупный предмет, попавшийся под руку, и от души шарахнула по лбу бьющегося следователя винной бутылкой. Только в последний момент, уже опуская руку с крепко зажатым в ней «чем-нибудь», я испуганно подумала, что же будет, если я попаду не по Алю. Или по нему, но не по лбу, а, скажем, по лицу.

Представив результат подобного промаха, я даже зажмурилась от испуга. Тишина. Только бутылка в руке, кажется, до сих пор вибрирует от удара. Странно, а я почему-то всегда была уверена, что бутылка от встречи с головой должна разбиться. Может, я просто ударила недостаточно сильно?

От мыслей меня оторвала какая-то возня и приглушённое бурчание. С опаской открыв глаза, я обнаружила, что всё-таки попала, куда целилась, и теперь Сарк, кряхтя и возмущаясь вполголоса, выбирался из-под обмякшего Аля.

• Предыдущая
• 23/76
• Следующая