После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 54

• Предыдущая
• 54/68
• Следующая

Лунолика, совсем ещё молодая и очень застенчивая медсестричка, явно только-только после училища, выполняла свои обязанности с выражением такого искреннего и глубокого сочувствия на лице, что мне сразу стало стыдно, не знаю уж, за что. Стоило мне поморщиться или, не дай боги, вздрогнуть, она тут же отдёргивала руки и поминутно интересовалась, всё ли хорошо. Я отвечал, что всё замечательно, что я вот уже сейчас чувствую, насколько у неё лёгкая рука, и насколько быстро я благодаря ей поправлюсь. Сложнее всего было удержать невозмутимое выражение лица; хоть девушка и старалась делать всё как можно аккуратнее, но совершенно безболезненно проделать подобное невозможно в принципе: перевязываемые раны, на животе и на голове, болели даже в абсолютно неподвижном положении. Своей осторожностью она даже усугубляла, потому как процесс затягивался. Так вроде раз-раз, потерпел немного — и свободен, а тут… Ей, видимо, едва ли не первый раз в жизни доверили совершать подобные действия самостоятельно, без контроля старших, и она, помимо искренней жалости ко мне, ещё и ужасно нервничала. Так что я изо всех сил терпел, делая вид, что всё прекрасно, и не торопя. Испугается, решит, что сама ничего не может, за помощью побежит… Знаем мы таких. Уверенности в себе наберётся — станет хорошим специалистом, так что можно и потерпеть ради доброго дела раз-другой.

До перевязки я был свято уверен, что быстро заснуть не получится. Однако, когда Лунолика ушла, отключился моментально; раньше мне не приходило в голову, что просто неподвижно лежать бывает так утомительно.

Утром, однако, меня разбудил не следователь, а медсестра. Не вчерашняя молодая девочка, а строгая опытная женщина лет пятидесяти.

— Как ваше самочувствие? — спросила она, придирчиво проверяя повязки.

— Лучше, чем могло быть, но хуже, чем хотелось бы, — ответил я, ещё не до конца проснувшись, и потому пока не в состоянии оценить собственное состояние более точно. Кажется, самочувствие было не хуже, чем вчера, что уже было довольно неплохо. Правда, и улучшений особых не наблюдалось, но рассчитывать на них за столь короткий срок было бы глупо.

— Ну, уже неплохо, — философски пожала плечами женщина. — Перевязывала вас вчера, случайно, не Лунечка?

— Да, — отозвался я, рассудив, что вряд ли у них имеются две медсестры с таким именем, и обе дежурили вчера. — Что-то не так?

— Нет, она молодец, хорошая девочка. Старательная, и рука у неё лёгкая. Ещё бы не была такой застенчивой! Как она вас, не очень мучила?

— По крайней мере, я выжил, — я хмыкнул, окончательно убеждаясь, что мы говорим об одном и том же человеке. — Да ладно, помучила немного, так ради моей же пользы! Кажется, мне даже удалось не пошатнуть её и без того слабую уверенность в собственных силах.

— Спасибо, — улыбнулась медсестра. — По крайней мере, терпели вы не напрасно; пока что всё хорошо, и менять их не надо, отдыхайте. Сейчас только, мы с вами немного поедим и лекарства выпьем.

Меня с ложки (в виду неспособности делать это самостоятельно) покормили тёплым куриным бульоном и напоили несколькими разнообразными зельями, в меру противными, после чего медсестра ушла, оставляя меня в гордом одиночестве послеоперационной палаты.

Заняться было нечем, да и сил для этого не было: попытка даже оторвать голову от подушки оборачивалась предобморочной темнотой в глазах и приступом тошноты. Я попробовал провести этот эксперимент один раз, и этого вполне хватило, чтобы не задумываться о повторах.

Сильно недоставало компании тени; с ним можно было бы поговорить. Но этот выходец с изнанки уже давно не проявлял себя, с самого сентября. Тогда он, вдохновлённый полученными сведениями о собственной природе, ушёл на поиски способа вернуться домой. Видимо, нашёл, но времени попрощаться выкроить не сумел.

В отсутствие дел и собеседников я вновь задремал; даже видел какие-то сумбурные и бестолковые сны, периодически выплывая из них в реальность, но с трудом отличая одно от другого. Это полузабытье было прервано часов около одиннадцати, когда в палату зашла Явлена Лихеевна в сопровождении незнакомого подтянутого немолодого мужчины в потёртом тёмном костюме, поверх которого на плечи был накинут белый халат. Седые волосы посетителя были коротко острижены, подбородок гладко выбрит, но усталый, несколько взъерошенный вид и круги под глазами выдавали человека с явно ненормированным рабочим днём, прошедшая ночь для которого была бессонной.

— Ну, здравствуйте, Илан, — с улыбкой проговорила целительница. — Я, собственно, на минутку. Вот, товарищ следователь, про которого я предупреждала. Как вы себя чувствуете? Достаточно отдохнули для посетителей?

— Я уже, кажется, отдохнул ещё на два месяца вперёд, — вздохнул я. — Так что с товарищем следователем я поговорю с огромным удовольствием.

— Ох, нет ничего хуже — лечить деятельных людей, — укоризненно покачала головой целительница. — Ладно, общайтесь. Срочность какая! Чернобор Савельич, вы не утомляйте мне пациента, хорошо? — обратилась она к следователю.

— Постараюсь, — улыбнулся он. Когда женщина вышла, подтянул стул и сел поближе. Я проявил максимум вежливости, на какую был сейчас способен — повернул голову в сторону собеседника, не отрывая её от подушки. — Ну, здравствуйте, Илан Олеевич. Рад, что ребята довезли вас живым. У меня к вам несколько вопросов.

— Передайте им большое спасибо, этим ребятам. Я тоже очень рад, что они так оперативно приехали. Но не буду утомлять вас пустыми разговорами. Задавайте вопросы, с удовольствием отвечу, что знаю.

— Пустые разговоры делают жизнь интереснее, — хмыкнул он. — Я к вам, как не трудно догадаться, по делу хвостовской банды. Во-первых, для начала хотелось бы поблагодарить; у нас было подозрение, что там орудует кто-то вполне живой и организованный, а не остатки доманского колдовства, только вот поймать их всё никак не удавалось. Ну, а, во-вторых… расскажите для начала, что именно там произошло?

Я честно принялся излагать события с самого начала, а точнее — с появления трёх бандитов в доме Марелии Горвиловны. Следователь задавал какие-то уточняющие вопросы, что-то помечал в планшете. Удовлетворил моё любопытство и сообщил, что Матай найден и задержан до выяснения.

— Эх, пригласить бы вас к нам на опознание, — сокрушённо вздохнул он.

— На опознание кого?

— Да водника этого, — огорошил меня собеседник. — Мы ж его живым взяли, я не сказал? Так вот, мальчишка его опознал как атамана, с этим проблем нет. А личность установить мы не можем. Но у меня создалось впечатление, что он вас знает.

— Так и я его тоже знаю, — ответил я. — Домлев, Косарь Селемирович. Числился погибшим в бою под Приасском 17 ноября 1909 года в звании гвардии капитана. Запросите архив, должно быть его личное дело.

— То есть, вы его тоже узнали? — удивлённо вскинул брови следователь.

— Да, конечно. Мы были хорошо знакомы, служили вместе.

— Вот как. Что ж, спасибо, нужно будет попробовать. Да, а что касается менталиста, есть у меня кое-какие соображения по словесному портрету, вами предоставленному, так что подготовлю материалы, и завтра к вам зайду. Вам в какое время удобнее?

— Я весь день свободен и никуда отсюда не уйду, — я не удержался от улыбки. — Даже если бы хотел, я просто физически на это не способен.

— Ах да, простите, — он тоже улыбнулся. — Замотался уже. Но очную ставку провести всё-таки хотелось бы.

— Я с удовольствием, — вздохнул я. — Но, наверное, не раньше, чем через несколько дней; когда голова хоть чуть-чуть пройдёт, а то я даже сидеть толком не могу. Да и то вам ещё с Явленой Лихеевной договориться придётся, чтобы меня отпустили.

— Пожалуй, это действительно сложно, она дама серьёзная, — согласился Чернобор Савельич. — Ну, ладно. Не буду вас сегодня больше утомлять, выздоравливайте.

Как же мне хотелось последовать его совету и выздороветь как можно скорее! Скука была смертная; поговорить не с кем, книжки мне тоже не давали.

Где-то через неделю я уже достаточно оправился, чтобы самостоятельно вставать с кровати (почему меня до сих пор не перевели в общую палату — непонятно), а ещё через пару дней меня позвали на очную ставку.

• Предыдущая
• 54/68
• Следующая