Доктор Данилов в сельской больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 55

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая

— Не надо мне содействовать, — ответил Данилов, — сам справлюсь, и вообще я пошутил.

— Кому же мне еще помогать? — улыбнулась Елена.

— Неправильная постановка вопроса, Лен. Я не отношусь к тем людям, которых можно и нужно куда-то устраивать. Во-первых, я люблю решать свои проблемы самостоятельно, во-вторых, ты меня уже, помнится, пристраивала в госпиталь МВД. И чем все это закончилось? Мне, если хочешь знать, до сих пор неловко и перед тобой, и перед Максимушкиным. Вроде бы и не виноват ни в чем, а всех подвел.

— Да что ты выдумываешь! — возмутилась Елена. — Навыдумывал, не поймешь чего, и страдаешь. От общения с идиотами и негативных последствий никто не застрахован. И все это понимают. Так что давай больше не будем на эту тему.

— Давай, — согласился Данилов.

— Ты никого не подвел!

— Не подвел!

— Данилов, ты невыносим!

— Невыносим!

— И не надо издеваться! — обиделась Елена.

— Лен, давай не будем, — попросил Данилов. — Я же не издеваюсь, а просто шучу. Не бери в голову…

— Поживешь с тобой, научишься вообще ничего не брать в голову, — ответила Елена, но по глазам было видно, что она не сердится, просто для порядка хочет оставить за собой последнее слово.

Остаток вечера прошел в обсуждении предстоящего ремонта. Сначала, еще до переезда, вроде как сочли, что он в новой квартире нормальный (предыдущие хозяева отделали ее незадолго до разъезда) и что она вполне годится на роль уютного семейного гнездышка. Затем Елена захотела перекрасить стены и изменить еще кое-что по мелочи, но быстро передумала, решила, что сойдет и так, начала обставляться. Но после все же решила, что чужой дизайн ей не по душе и лучше бы квартиру покомнатно отремонтировать так, как хочется. Чтоб уж жить и не тужить.

У Данилова, если честно, никакой потребности в новом ремонте не было, ему и старый был хорош, но если уж любимая женщина хочет, то, как пели Битлы, «Let it be» («Let it be» — «пусть будет так» — англ.), все равно не переспоришь. Единственным, против чего он возражал, были точечные светильники, которые сильно нравились Елене. Она считала их экономичными, эргономичными и очень стильными, а Данилову казалось, что подобный стиль хорош где угодно, кроме дома. Максимум, на что он готов был согласиться, — на карту звездного неба из разномастных, сообразно размерам и яркости звезд, точечных светильников на потолке в спальной, но согласно концепции Елены им полагалось быть выложенными спиралью.

— Это элегантно, Данилов! — убеждала она. — Массивные хрустальные люстры давно ушли в прошлое!

Он не понимал, при чем здесь массивные хрустальные люстры, которые ему никогда не нравились, и пытался показать в Интернете устраивающие его варианты. Елена смотрела, морщилась и браковала. Наконец Данилов потянулся и сказал:

— Не красна изба углами, а красна пирогами.

— Ты проголодался? — удивилась Елена.

— В некотором смысле — да, — кивнул Данилов и пояснил: — Это я намекаю на то, что мне спальня в первую очередь дорога не светильниками, а таинствами, которые там регулярно происходят.

— Это так по-мужски: сводить любой разговор на тему секса, — вздохнула Елена, но озорно сверкнувшие глаза выдали ее истинные намерения…

За неделю Данилов объехал полтора десятка мест, в основном стационаров. Анестезиолог-реаниматолог — специальность тяжелая, можно сказать — неблагодарная, нервная, поэтому вакансий по ней куда больше, чем, например по пластической хирургии или венерологии. Но столичная ситуация с медицинскими кадрами заметно отличалась от провинциальной. Московские главные врачи и их заместители были разборчивы и принимали не каждого.

Некоторые, как, например, главный врач пятого госпиталя для ветеранов войн, открыто признавали, что предпочитают нанимать приезжих, которые более зависимы и оттого более вменяемы.

«Прописаться, что ли, в Монаково?» — пошутил сам с собой Данилов, выходя из кабинета.

Тягостно было ездить на собеседования, и еще хуже было ежевечерне рассказывать Елене о своих неудачах. Она слушала, пыталась приободрить, но посодействовать в трудоустройстве больше не предлагала — или обиделась, или поняла, что это бесполезно.

В воскресенье Елена с Никитой уехали на экскурсию в Суздаль, а Данилов продолжил изучать вакансии. После часового блуждания по сайтам он решил снизить планку и начал копировать в папку «Работа» вакансии «врач приемного отделения».

Врачи приемного покоя требовались чуть ли не в каждой третьем, если не втором стационаре. Оно и ясно: нет работы хлопотнее, чем там. Его по старинке называют приемным покоем. Это ведь только непосвященные думают, что врач приемного отделения принимает больного у «скорой» и передает дальше по эстафете. В общем-то так оно и есть, но больного в приемном покое положено расспросить, осмотреть, завести на него историю болезни и записать туда свой осмотр, пригласить к нему при необходимости консультантов и только потом решать, в какое отделение его положить.

Врач приемного покоя должен хорошо и быстро соображать, чтобы не принять у «скорой» непрофильного больного (некоторые особо одаренные деятели могут и дизентерию под видом пневмонии привезти), чтобы положить больного туда, куда надо (отделений много), чтобы не отказать в госпитализации тому, кому она требуется, и не госпитализировать того, кому в стационаре нечего делать.

Врач приемного покоя должен иметь крепкие нервы, чтобы противостоять натиску снаружи и изнутри. Снаружи на него наседают «скорая помощь», пришедшие на плановую госпитализацию, пришедшие сдаваться самотеком… Изнутри атакуют врачи отделений: «А кого это к нам положили?! А зачем?! А почему?!» Всем ведь не угодишь.

Когда-то Данилов работал врачом приемного отделения в Склифе. «А почему бы и нет? — подумал он. — Поработаю в приемном, обвыкнусь, а потом, при первом же удобном случае, перейду в реанимацию».

Выбрав первую (очень хотелось, чтобы и последнюю) десятку стационаров, Данилов выключил ноутбук и позвонил Полянскому. Пора было встретиться, не все же время только по телефону общаться.

Он еще спал, ответил не сразу, голос у него был сонный.

— Это я, говорящий будильник! — отрекомендовался Данилов. — Хочу прийти к тебе с приветом, рассказать, что солнце уже часов шесть как встало!

— Одну минуточку! — попросил Полянский.

Минуты три в трубке слышался его бас, перемежаемый высоким женским голосом. Слов было не разобрать, да Данилов и не пытался. Во-первых, чужие разговоры подслушивать нехорошо, во-вторых, и так ясно, что диалогу положено быть примерно таким:

— Зайчонок (Пусечка, Солнышко, Милая, Любимая, Малыш и т. п.)! К нам (обязательно «к нам», а не «ко мне»!) собирается в гости Вова Данилов! Помнишь, я про него рассказывал?

— Фу-у, Гошенька (Гусик, Игоречек, Медвежонок, Сладкиймой, Игочка…)! Я не хочу никакого противного Данилова! Я хочу тебя, мой шалунишка!

— М-м-м! Чмок-чмок!

— Ы-ы-ы! Чмок-чмок!

— Он уже выходит!

— Га-а-а-а-адкий, га-а-адкий! Тогда я поеду домой…

Если бы вторая половинка уже жила у Полянского, разговор бы был короче. Полянский просто бы скомандовал:

— Подъем! Все по местам! К нам едет ревизор!

Или выразился бы иначе, но, по-любому, долго бы не сюсюкал.

— Как ее зовут? — спросил Данилов, когда Полянский снова взял трубку.

— Приезжай, жду! — ответил Полянский, притворяясь, что не расслышал вопроса.

— Что привезти?

— Себя! — хохотнул Полянский. — Все остальное у меня найдется.

— Закажи пиццы, а я привезу пиво, — сказал Данилов, не знакомый с гастрономическими пристрастиями новой пассии Полянского и потому не желавший рисковать.

С равной вероятностью можно было нарваться как на угощение из семи блюд домашнего приготовления, так и на унылые травяные салатики, в которых пасутся редкие креветки.

Полянский нисколько не удивился отсутствию безалкогольного пива, словно Данилов и не воздерживался долгое время от спиртного. Пиццу пришлось подождать: курьер никак не мог найти дом Полянского, только звонил каждые пять минут.

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая