Записки школьного врача - Шляхов Андрей Левонович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая

«Прибыль прибылью, но ведь и в дело вкладываться надо! – восклицал Указкин. – Мы видим, что администрация без труда смогла бы приобрести интерактивные доски на все классы, но она предпочла сэкономить и тем самым спровоцировать конфликт в коллективе…»

– Да я засужу этого мерзавца и разорю этот грязный листок! – свирепствовала Эмилия Леонардовна. – Я им покажу! Какое им дело?! Какое они имеют право?! И с чего они взяли, что доска стоит тридцать восемь тысяч? И кто же, интересно, стучит журналистам? Узнаю – уволю!

Разумеется, все подозревали в стукачестве «химиков». «Химики» гневно оправдывались – не такие, мол, они люди, но им мало кто верил. Впрочем, скандал вокруг досок был громким, длительным и о нем знали все, включая охранников и двух рабочих – «дворников с широкими полномочиями», как называла их Марина.

Среди родителей прошла волна недоумения – как же так, мы платим такие огромные деньжищи, а наши дети учатся по старинке. Эмилия Леонардовна испугалась массового оттока клиентуры и приобрела еще восемь досок. На этот раз – в кредит.

– Подавитесь! – сказала она, распределив доски между химиками, географами, биологами и математиками.

Распределяла Эмилия Леонардовна по справедливости. Три доски – математикам, две – химикам, две – географам и одну биологам. Биологи не обижались – боялись спровоцировать фатальное извержение вулкана, которое могло бы обратить их карьеры в пепел.

– Но если кто-нибудь будет замечен в ненадлежащем использовании досок, то ему даже заявление написать не дам – уволю по статье, – пообещала подчиненным Эмилия Леонардовна. – А то знаю я вас – начнете в свободные часы фильмы смотреть на большом экране!

Ей было от чего свирепеть – такой огромный расход, да еще столь неожиданно. Одно дело, когда ты сам – делаешь что-то, и совсем другое, когда тебя к этому вынуждают. Да еще при помощи газеты «Московский кормилец»!

Эмилия Леонардовна поначалу была настроена весьма решительно и собиралась потребовать от газеты опровержения («что это значит – администрация предпочла сэкономить, и вообще?»), но быстро угомонилась.

– Нинель отсоветовала ей связываться с газетой, да еще с такой сволочной, как «Московский кормилец», – рассказала мне Марина. – Объяснила, что в результате появится еще парочка статей, а потом в самом лучшем случае – три строчки опровержения мелким шрифтом на последней странице. Овчинка выделки не стоит…

Хорошо иметь своего человека в высоких сферах – будешь всегда в курсе событий.

Ребенок может мечтать об игрушке месяцами, видеть ее во сне, думать только о ней, но, получив ее, поиграет с полчаса и бросит – надоела. То же произошло и с интерактивными досками. Перестав быть «яблоком раздора», они утратили свою привлекательность в глазах педагогов.

– Скажу я вам крамольную вещь, – звук «щ» Яков Соломонович произносил как «шш», – эта интерактивная доска ничем не лучше обычной. Стоит только пройти ощущению новизны, как все становится на свои места. А уж если во время урока зависает компьютер, то это… сплошная интерактивная тоска, вот что это такое! Три раза перезагружать пришлось, как оно вам? Прогресс, конечно, хорошая штука, но и проблем от него тоже хватает!

– Ой, и не говорите, Яков Соломонович, – неожиданно поддержала его Феофанова. – Лучше бы нам всем зарплату повысили.

– «Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому». (Ис. 11; 6–7), – процитировал учитель биологии Власов, намекая на трогательное единство между недавними врагами.

Кто слил информацию в газету, так и осталось тайной. Не исключено, что и завуч Нина Петровна. Недаром она так подчеркнуто отстранялась от всей этой милой суеты с интерактивными досками.

Подростковые протесты – дело обычное. Кто из нас не протестовал против диктатуры взрослых в нежном возрасте? Некоторые мои приятели только этим и занимались, двое даже сбегали из дома. А одноклассник Саша Истомин выпрыгнул в окно на уроке истории. Второй этаж стандартной школы – это довольно высоко, но Саша не пострадал, приземлился довольно удачно. Пострадал он уже после того, как классная вызвала в школу его отца, а отец применил дома традиционные, но совершенно недопустимые меры воспитания, после которых Саша три дня сидел на самом краю стула и старался не делать резких движений. Из окон он больше не прыгал, наверное, понял, что если выживет после второго прыжка, то дома его точно убьют. Повод? Попросился выйти в конце урока, а историчка Диана Карповна (при таком сочетании имени и отчества прозвище придумывать влом, мы ее так и звали Дианой Карповной) сказала:

– Потерпи две минуты, не маленький!

– Раз нельзя в дверь – я в окно выйду! – сказал Саша и немедленно вышел.

Бедная Диана Карповна со страха хлопнулась в обморок. Упала со стула на пол, ударилась головой, разбила очки. На Истомина потом до последнего звонка смотреть избегала, боялась рецидива, наверное.

Другой одноклассник Славик Кутейкин в знак протеста начиная с восьмого класса не носил в школу дневник. Просто не носил – и все тут. На вопросы «Где дневник, Кутейкин?» стандартно отвечал: «Забыл». Раз – забыл, два – забыл, три – забыл. Учителя, несмотря на их демонизацию учениками, в сущности, такие же люди, как и все остальные. Попристают-попристают да и отстанут, главное в личный конфликт с ними не вступать. Личный конфликт – это серьезно. Это – кто кого, война учителя и ученика до победного конца, в которой никогда не бывает победителей. Кутейкин же ни с кем из учителей не конфликтовал, учился на твердые четверки, и поэтому очень скоро у него перестали спрашивать дневник. До окончания школы.

– Главное – стойкость, – объяснял нам Кутейкин, – решил не таскать дневник, значит – не таскай.

Причину такого решения он не объяснял, только улыбался загадочно. Возможно, он и сам ее не знал.

Отъявленный хулиган, гроза школы и вечная головная боль директора Антон Бобров (кличка «Тоха»), на мое счастье, учившийся в параллельном классе, однажды закурил во время перемены прямо в школьном вестибюле, возле раздевалки. Докурить ему, естественно не дали – только две затяжки сделать успел.

– Но это же Бобров! – обреченно вздыхали учителя. – Там такая семья…

Семья у Боброва была большой и всегда неполной. В смысле – один-два человека из клана потомственных алкашей Бобровых традиционно находились за решеткой. Выходили одни – садились другие, баланс, установленный неведомыми силами, строго соблюдался. В десятом классе к радости всего педагогического коллектива (осведомленные люди утверждали, что по этому поводу в учительской был устроен небольшой сабантуйчик) Боброва посадили за поножовщину. Поцапался с незнакомым мужиком, начали махаться, достал нож и пустил в дело… Странным было только то, что Тоха дотерпел до десятого класса, а не прирезал никого двумя-тремя годами раньше, ведь нож он таскал с собой класса с четвертого.

Так вот, даже этот асоциальный тип, социопат в невесть каком поколении, мог отважиться только на то, чтобы демонстративно закурить в школе. Самый, самый, самый скандальный поступок всех времен и народов. Жесткая жесть.

Можете представить (или хотя бы попытаться представить) себе мое удивление, когда я узнал, что семиклассник Юра Сармаков, пай-мальчик из приличной семьи (отец – заведующий кафедрой в МГУ, а мать – главный редактор популярного глянцевого журнала), демонстративно помочился на пол в кабинете математики. Во время урока, на глазах у учительницы и одноклассников.

Учеников пришлось вывести в другой кабинет, а Сармакова отправить к школьному психологу Светлане Александровне, даме бесцветной внешности и неопределенного возраста. Светлана Александровна работала в гимназии шестой год, но все ее отношения с коллективом сводились к «здравствуйте – до свидания», не более того.

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая