Рассказы Ляо Чжая о необычайном - Сунлин Пу - Страница 76

• Предыдущая
• 76/99
• Следующая

Жена соседа, войдя в дом к Шану, подсмотрела, что делалось, побежала домой и рассказала мужу. Тот в страхе кинулся к местному уездному правителю и сделал тайный донос.

Правитель отличался исключительной жадностью, схватил Шана и потребовал у него серебро. Жена Шана хотела половину скрыть, но Шан сказал ей:

– Оставлять у себя то, что добыто неправедно, – значит, самим себе покупать горе.

И представил все, как есть, правителю. Тог, получив серебро, заподозрил Шана в утайке и послал за жбаном, в котором серебро лежало, наполнил его снова серебром; оказалось – полно.

Тогда он Шана отпустил.

Вскоре этого правителя перевели начальником области в Наньчан. Через год Шан по торговым делам тоже прибыл в Наньчан. Оказалось, что правитель уже умер. Жена его с детьми собиралась ехать домой[339] и продавала все наиболее громоздкое и тяжелое. Среди этих вещей были, между прочим, плетенки с туновым маслом, примерно этак с тысячу штук. Шан купил их по дешевой цене и с товаром поехал домой.

Дома он обнаружил в одном из сосудов течь. Перелил масло в другой – и вдруг внутри его оказалось два слитка белого серебра. Перебрал все жбаны – то же самое. Проверил – и получилось как раз столько, сколько было выкопано.

После этого Шан сразу разбогател. Но вместе с тем стал усиленно помогать всем бедным и находившимся в крайности, раздавал деньги щедрой рукой и не скупясь. Жена уговаривала его отложить что-нибудь для детей и внуков, но Шан возражал:

– Вот таким-то образом я им наследство и оставлю!

Сосед его обеднел догола, дошел до нищенства. Хотел было попросить у Шана, но было совестно. Шан прослышал об этом.

– Вот что, – заявил он соседу, – то, что случилось тогда, было моей судьбой, пришедшей в свое время к чему полагалось. Вот почему духи и боги твоими руками разрушили и погубили меня. Какая вина на тебе?

И помог ему весьма основательно. Сосед, весь растроганный, лил слезы.

Шан достиг восьмидесяти лет. Дети, внуки шли, череда за чередой, несколькими поколениями и – не беднели, не опускались.

Автор этих странных историй сказал бы при этом так:

Мотовство и расточительность, доходящие до крайностей, неизбежны даже у князей, графов и им подобных. Еще бы им не быть у человека из черни!

Жаль, конечно, когда человек в своей жизни грубо обращается с небесными дарами, а перед смертью – есть-то и нечего!

Счастье еще, что птица (отец), умирая, жалобно запела, а сын сумел покрыть отцовскую беду! Счастье, что отец с сыном, пробыв в бедности и упадке семьдесят лет, кончили тем, что повернули-таки вверх (к счастью)!

Иначе отцовское злое горе опутало бы сына, а сын запутал бы, в свою очередь, внуков и т. д. И до тех пор пока не опустились бы до выпрашивающих подаяние нищих, не остановились бы…

А что за создание эта старая колдунья, что разоблачает тайны неба?

Ох, как странно!

Хань Гунфу из Юйчэна рассказывал мне сам, как он однажды ехал по дороге с земляком Пэн Эрцзином. Вдруг он оборачивается – а спутника нет. Следом за ним идет лишь свободный от седока мул. При этом до него доносятся крики, очень резкие и торопливые. Вслушался – кричат в одеяльном узле. Подошел посмотреть: узел так и обвис от тяжести! И хотя масса валилась на один бок, тем не менее как-то все не могла упасть. Хань хотел вынуть ее из мешка, но оказалось, что отверстие его зашито слишком крепко. Взял нож, распорол – и увидел Пэна свернувшимся в мешке, как пес. Пэн вылез. Хань спросил, как он туда попал. Тот, в полной растерянности, сам ничего не понимал.

Но дело-то в том, что в его доме была лиса, державшая семью в злом наваждении. И штук, вроде этой, проделывалось очень много.

Ми Буюнь из Чжанцю был мастер на спиритические гаданья, и на каждом собрании избранных друзей вызывал духа, которого приглашал или продолжать начатое стихотворение, или вторить ему.

Однажды кто-то из друзей, видя, что на небе появились легкие тучки, составил фразу и просил духа подобрать ей параллельную[340]. Фраза гласила:

«Баранье сало – в белой яшме небо».

Спирит-дух писал;

«Спросите к югу от города Старого Дуна!»

Публика пожала плечами, решив, что дух, не умея вторить параллельным рядом, говорит вздор.

Впоследствии Ми зачем-то очутился однажды к югу от города. В одном месте земля была красна, как киноварь. Это его поразило. Тут же рядом какой-то старик пас свиней. Ми спросил его, что это такое.

– А это, видите ли, – отвечал старик, – у нас промеж себя называется так: «Свиная кровь – в красной грязи земля».

И вдруг Ми вспомнил слова спиритического гадания. Вспомнил и был поражен.

Спросил у старика его фамилию.

– А я, знаете, Старый Дун!

Подобрать параллельную строку – нет ничего удивительного… А вот заранее знать, что, будучи к югу от города, встретишь там Старого Дуна – это уже что-то божеское, что-то сверхьестественное!

ХРАБРЫЙ СТУДЕНТ ИЗ ЧЖЭДУНА[341]

Студент из Чжэдуна, некий Фан, временно проживал в Шэньси, был беден и вернуться к себе не мог. Занимался преподаванием грамоты.

Как-то раз он похвастался своей храбростью и силой. И вот однажды ночью, когда он лежал совершенно голым, вдруг откуда-то из пространства на него падает что-то мохнатое, стукнувшее о грудь так, что хрустнуло. На ощупь упавшее было величиной с собаку… Упало и засопело: сю-сю… А четыре лапы так и двигаются и перебирают…

Фан сильно перепугался. Хотел встать, но тварь охватила его двумя лапами и повалила на спину. В страшнейшем ужасе Фан умер. Часа, однако, через два вдруг он чувствует, как кто-то тычет ему в нос чем-то острым. Громко чихнув, он ожил. Видит – в комнате светит огонь, а на кровати сидит красавица и смеется.

– Хорош мужчина! – сказала она. – Вот, значит, какова твоя храбрость!

Студент понял, что это лиса, и пугался все более и более, но дева стала понемногу с ним заигрывать, и, наконец, студента охватила храбрость: он начал тут же с ней любовничать и услаждаться. Так прошло у них с полгода: жили, словно лютня цинь с лютней сэ.

Однажды лежали они на постели. Студент, незаметно для девы, опутал ее охотничьей сетью. Она проснулась, но не смела шевельнуться и только умоляла. Но студент знай себе смеется и не думает делать, что просят. Вдруг она превратилась в белый пар, который так и поднялся с постели.

– С тобой, однако, знаться неприятно, – сказала она недовольным тоном, – можешь проводить меня, я уйду!

Взяла его за руку и потащила. Студент шел, как-то сам того не ощущая. Вышли за ворота, взвились с девой в пространство и полетели.

Прошло едва-едва время, чтобы поесть, как дева выпустила его руку, и студент в обмороке упал вниз. В это время у одного местного магната в саду была яма, где сидел тигр, причем вокруг был забор из кольев, а отверстие закрыто узловыми сетями.

Студент упал на эту сеть, и от его падения она вогнулась, живот его в ней застрял, а половина тела повисла, вниз головой, в пространстве.

Взглянул вниз. Видит: тигр сидит на задних лапах в яме, поднял морду вверх и, увидев лежащего человека, давай подскакивать и прыгать, близко-близко, не будет и полуфута. Храбрость и вся душа – разом вдребезги.

Сторож пришел кормить тигра, увидел эту картину и ахнул.

Поднял студента, глядь, а он умер, и только через некоторое время начал понемногу оживать. Он рассказал, как сюда попал, все полностью. Местность оказалась пограничной с его Чжэ, и до его дома было всего лишь четыреста с чем-то ли.

Сторож доложил господину. Тот подарил студенту деньги и отправил его домой.

– Хоть и случилось мне дважды умереть, – говаривал он потом, – а все-таки, не будь лисы, домой я вернуться бы не мог.

• Предыдущая
• 76/99
• Следующая