Адмирал Де Рибас - Сурилов Алексей - Страница 78
- Предыдущая
- 78/84
- Следующая
Когда Ростопчин оставил кабинет, вошел Урусов…
– Ближе, голубчик. Гляди мне в глаза. Так… Хорошо. Поклянись именем Господа Бога в верности мне.
– Клянусь, государь.
– Зови Палена.
Петра Алексеевича Палена государь принимал по утрам трижды в неделю. Доклады Палена всегда были интересны и обстоятельны. Его обзоры положения в столице предельно спрессованы и логичны. Пален всегда был одинаково невозмутим. Это требовало от него изрядного самообладания и смелости. Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что император был человеком настроения и непредсказуемых поступков, знал, что по самым ничтожным причинам Павел впадал в ярость, обрекая не потрафивших ему под настроение на ссылку в Сибирь, в захолустные гарнизоны, на разжалование их в солдаты. Попавших в царскую немилость били кнутами, им рвали ноздри, отрезали языки и уши.
Этот доклад, как и другие доклады, состоял из перечисления фактов, их оценок и выводов.
Против обыкновения, однако, Павел тотчас Палена не отослал. Смерив его с головы до ног тяжелым взглядом, он с плохо скрытым раздражением спросил.
– Вы были в Петербурге в 1762 году?
– Да, государь, – невозмутимо ответил Пален.
– Что вы тогда делали и какое участие имели в том, что происходило в то время?
– Как субалтернофицер я был на коне в рядах полка, в котором служил, был только свидетелем и не действовал.
– А что нынче против меня составился заговор, вы как глава полиции знаете? Я желаю слышать правду и только правду. За ложь или сокрытие истины вы ответите мне головой, генерал. Что вы, сударь, ничего не предпринимаете по званию военного губернатора? Знаете, кто против меня в заговоре?
На какое-то мгновение Паленом овладели растерянность и ужас. Он явственно ощутил холодное дыхание смерти, но страшным усилием воли овладел собой.
– Я сам среди заговорщиков, – голос Палена был спокоен, пожалуй, слишком спокоен. И, видимо, более от этого спокойствия Павел заметно опешил.
– Как? Вы – заговорщик на мою жизнь? Вы – кому я так верил?
– Да, ваше величество. Иначе как бы я мог знать о заговоре и замыслах заговорщиков. Я умышленно вступил в их число, чтоб подробнее разведать их намерения.
– Схватить всех, заковать в кандалы и посадить в крепость, в темные и сырые казематы, разослать в Сибирь на каторгу! – истерично кричал Павел, в величайшем возбуждении расхаживая по кабинету.
– Ваше величество, позвольте я назову имена. Это ваша супруга, государь. Это ваши сыновья цесаревичи Александр и Константин. Я не найду исполнителей этого веления вашего величества и сам не в силах буду это сделать. Для этого надо иметь явные и достаточные доказательства. Надо, наконец, выявить всех заговорщиков. У меня есть основания полагать, что заговорщики окружают вас на высоких должностях и в больших чинах. Я прошу, ваше величество, ввериться мне. Позвольте исполнить, что вы приказываете, но когда к тому будет удобное время. Плоды должно срывать, когда они созреют.
– Верю вам, генерал, и полагаюсь на вас. Приведите в движение верные мне полицейские силы и войска. За ревностную службу и верность вы будете награждены достойно. Действуйте, генерал, действуйте!
– Слушаюсь, ваше величество.
Когда Пален покинул кабинет царя и направился к выходу мимо вытянувшихся в струнку кабинет-гусар и гвардейцев, он был одержим одной и только одной мыслью. Кто открыл царю тайну? Кто?
В тот же день Пален допрашивал царского камер-лакея, который состоял в осведомителях тайной полиции.
– Кто в последние дни был у государя?
– Их сиятельство граф Ростопчин с докладом по обыкновению.
– Как долго граф Ростопчин был удержан государем?
– По обыкновению – час, возможно, однако, и более.
– Кто еще?
– Флигель-адьютант его величества генерат Уваров.
– Еще, еще…
– По обыкновению – граф Аракчеев.
– Об чем был разговор с императором?
– Не могу знать, ваше сиятельство. Был в отсутствии.
– Что тебе сказано? Приложить старание к тому, чтобы поболее выведать, о чем с государем толкуют персоны, удостоенные аудиенции его величества. Ты ведь, милый человек, знаешь – со мной шутки плохи Могу и того… Как говорится – под ноготь и к стенке. Кто еще был у государя?
– Дай Бог памяти, ваше сиятельство…
Камер-лакей Иван Кузьмич при встрече с Ростопчиным всегда испытывал некоторую робость. В отличие от других придворных особ, граф Федор Васильевич, в понимании Кузьмича, барин был более авантажный, а потому в большем фаворе у государя, нежели другие. Ростопчин вовсе не замечал Кузьмича, когда в том не было никакой нужды. Звал его к себе редко, но выспрашивал обстоятельно, интерес более имел к особам в империи значительным, не исключая государыню и наследника престола цесаревича Александра Павловича, за труды Кузьмичу платил щедро, что тому весьма оживляло охоту к свидетельствам.
В этот раз граф Федор Васильевич, испытующе оглядев Кузьмича, спросил:
– А что, батюшка, об чем нынче разговор у тебя с графом Паленом?
– Их сиятельство весьма любопытны в визитерах к государю.
– И что ты отвечал?
– На докладе у государя были вы, ваше сиятельство, а также по обыкновению, граф Аракчеев.
– Кто еще был назван?
– Генерал Бенигсен по должности командира Преображенского полка, начальник лейб-охраной поручик Аргамаков, генерал-прокурор князь Лопухин.
– Адмирал Рибас у государя не замечался?
– Адмирал Кушелев точно был замечаем, а де-Рибас – никак нет, ваше сиятельство.
– Подойди-ка ближе, голубчик. Протяни руку, раскрой, так…, пошире. А ежели я на лапу покладу четвертную, не прибавит ли тебе памяти?
– Так точно, ваше сиятельство, прибавит, непременно прибавит, это уж скажу вам как на духу, как отцу родному.
– Запомни, у государя был адмирал Рибас. О чем был разговор, ты не знаешь, однако слыхал, что их превосходительство говорил о супостатах, презревших присягу государю. А его величество ходил по кабинету в крайнем возбуждении и все повторял: «А кто еще, еще кто?» Более ты не слышал и не видел.
– Так точно, ваше сиятельство, не слыхал и не видел, а токмо видел, что государь был в неудовольствии на адмирала Рибаса.
– Какой же ты, однако, болван, братец.
– Так точно, ваше сиятельство. От неискушенности. Я, ваше сиятельство, сызмальства сиротой был и вознесен, можно сказать, по чистой случайности, как граф Кутайсов, с тем, однако, различием, что Кутайсов состоял в брадобреях государя.
– Вот что, голубчик: у государя был адмирал Рибас, ты слыхал упоминание им супостатов. Государь в крайнем возбуждении ходил по кабинету и все к Рибасу: «А кто еще, еще кто?». Тебе велели к государю быть с кофеем на два куверта, время-то ведь позднее, не обычное для аудиенций. Ступай. После скажешь, как впечатлил графа Палена. И смотри, братец, чтоб чего не переврал.
В тот же день Пален велел Кузьмичу быть у него.
Кузьмич пришел в назначенное время в дом, где Пален имел обыкновение его опрашивать. Дом этот принадлежал петербургскому купцу и стоял в отшибе на столичной окраине. Пален наезжал туда в партикулярном платье на извозчичьей пролетке. Дом содержался под строгим полицейским надзирательством, туда не велено было пущать на время пребывания там Палена.
– Ты что же, милый человек, заодно с государственным изменником?
– Никак нет, такой грех на душу не брал, чист душой, помыслами и делом перед государем и вашим сиятельством.
– Намедни был разговор: кто был принят его величеством. Ты назвал всех, исключая одну персону, как мне нынче ведомо стало, не без потаенного умысла.
– Ваше сиятельство, не погубите. Дурного я в голове не имел. Не назвал едино только по забвению.
– Изволь исправиться, голубчик.
– Адмирал Рибас, ваше сиятельство. Он стал бывать у государя с той поры, как за отъездом вице-адмирала Кушелева был определен временно исполняющим должность первоприсутствующего в адмиралтейств-коллегии. У них разговор более об устроении Кронштадта. Замечаемо также, что адмирал Рибас стал входить в большое к государю доверительство.
- Предыдущая
- 78/84
- Следующая