Книга крови 5 - Баркер Клайв - Страница 7

• Предыдущая
• 7/34
• Следующая

– С тобой сегодня что-то не так?

Клив принялся перестилать постель, боясь даже взглянуть на Билли.

– Ничего особенного, – сказал он. – Чувствую себя не очень хорошо, вот и все.

– Плохо спал ночью? – спросил мальчик. Клив чувствовал, как взгляд Билли обжигает его спину.

– Нет, – ответил он, отмерив нужное время, чтобы ответ раздался не слишком быстро. – Я принял твои таблетки, как обычно.

– Хорошо.

Диалог прервался, и Клив закончил приводить в порядок постель молча. Но растянуть это занятия надолго ему не удалось. Когда, покончив с работой, он отвернулся от койки, Билли сидел за небольшим столом, держа в руках одну из книг, принадлежавших Кливу. Мальчик небрежно пролистывал том, какие-либо признаки подозрительности исчезли. Однако Клив знал, что внешнему виду лучше не доверять.

– Зачем ты все это читаешь? – спросил мальчик.

– Время проходит, – ответил Клив, залезая на верхнюю койку и вытягиваясь там, что, естественно, уничтожило результаты его труда.

– Нет. Я спрашиваю не зачем ты читаешь книги вообще. Я спрашиваю, зачем ты читаешь именно этикниги? Всякие глупости о грехе?

Клив едва расслышал вопрос. Здесь, на койке, он слишком остро вспомнил впечатления нынешней ночи. Вспомнилось ему также, что тьма и сейчас наползает опять на край мира. При этой мысли ему показалось, будто содержимое желудка подступило к горлу.

– Ты меня слышишь? – окликнул его мальчик.

Клив пробормотал, что слышит.

– Ну тогда зачем книги? О проклятии и прочем?

– Кроме меня их в библиотеке никто не берет, – ответил Клив с трудом, потому что боялся проговориться, ибо другие, невысказанные слова были куда значительней.

– Значит, ты в это не веришь?

– Нет, – ответил он. – Нет, я не верю ни единому слову из этого.

Мальчик некоторое время молчал. Хотя Клив и не смотрел на него, но слышал, как Билли переворачивает страницы. Затем раздался другой вопрос, произнесенный более спокойно.

– Ты когда-нибудь боялся?

Вопрос вывел Билли из транса. Разговор перешел от чтения к чему-то более подходящему. Почему Билли спрашивает про страх, если сам не боится?

– А чего мне пугаться? – спросил Клив.

Краем глаза он заметил, что мальчик слегка пожал плечами, перед тем как ответить.

– Происходящего, – сказал он безразличным голосом. – Того, с чем ты не можешь совладать.

– Да, – произнес Клив, не ведая, куда заведет этот обмен репликами. – Да, конечно. Иногда я боюсь.

– И что ты тогда делаешь? – спросил Билли.

– Ведь тут ничего не поделать,так ведь? – сказал Клив. Голос его звучал приглушенно, подобно голосу Билли. – Я перестал молиться в то утро, когда умер мой отец.

Он услышал мягкий хлопок – Билли закрыл книгу, – и Клив удобнее наклонил голову, чтобы видеть мальчика. Билли не смог скрыть свое волнение полностью. Он боялся.Клив видел, что мальчик не желает, чтобы снова настала ночь, даже больше его самого. Мысль о совместном страхе ободрила Клива. Возможно, мальчик не полностью подчинен тени, возможно, удастся даже упросить мальчика указать выход из этого все накручивающегося кошмара.

Он сел прямо, голова его была в нескольких дюймах от потолка камеры. Билли прервал свои размышления и взглянул наверх, лицо его представляло мертвенно-бледный овал подрагивающих мышц. Пришло время говорить, Клив знал, что именно теперь,до того как свет на этажах выключат и камеры заполнятся тенями. Тогда не будет времени для объяснений. Мальчик затеряется в городе, недостижимый для убеждения.

– Мне снятся сны! – сказал Клив. Билли ничего не ответил, просто смотрел назад пустыми глазами. – Мне снится город.

Мальчик не вздрогнул. Он явно не собирался по собственной воле что-либо разъяснять, его следовало подтолкнуть.

– Ты знаешь, о чем я говорю?

Билли покачал головой.

– Нет, – сказал он легко. – Мне никогда не снятся сны.

– Всем снятся.

– Тогда я не могу их вспомнить.

– А я помню, – сказал Клив. Он решил, что пора приступить к обсуждению, нельзя позволить Билли вывернуться. – И в них ты. Там, в городе.

Теперьмальчик вздрогнул чуть заметно, но достаточно, чтобы убедить Клива – он не зря растрачивал слова.

– Что это за место, Билли? – спросил он.

– Откуда мне знать? – произнес мальчик, готовый рассмеяться, а затем оставивший это намерение. – Я не знаю, понятно? Это – твои сны.

Прежде чем Клив смог ответить, он услышал голос дежурного, тот двигался вдоль камер, напоминая, что надо укладываться на ночь. Очень скоро свет погасят, и Клив будет заперт в этой узкой камере на десять часов. Вместе с Билли и призраками.

– Прошлой ночью… – начал он, боясь без подготовки упоминать то, что увидел и услышал, но еще больше боясь провести еще одну ночь в пределах города, один, в темноте. – Прошлой ночью я видел… – он запнулся. Почему не приходят слова? – Видел…

– Что видел? – требовал мальчик, лицо его теперь ничего не выражало, трепет мрачного предчувствия, бывший в нем прежде, исчез. Возможно, и он слышал слова дежурного и знал, – тут ничего не поделаешь, нет способа устоять перед наступлением ночи.

– Что ты видел? – настаивал Билли.

Клив вздохнул.

– Я видел мою мать, – ответил он.

Мальчик выдал свое облегчение легкой улыбкой, которая пробежала по его губам.

– Да… Я видел мою мать. Отчетливо, как в жизни.

– И это расстроило тебя, правда? – спросил Билли.

– Иногда сны расстраивают.

Дежурный достиг камеры Б.3.20.

– Выключить свет в две минуты, – сказал он на ходу.

– Тебе необходимо принять еще несколько этих таблеток, – посоветовал Билли, кладя книгу на стол и подходя к койке. – Тогда ты будешь, как я. Никаких снов.

Клив пропал. Он, лукавый обманщик, был обманут мальчиком, и теперь должен пожинать плоды. Он лежал лицом к потолку, отсчитывая секунды до того момента, как погаснет свет, а мальчик внизу раздевался и залезал в постель.

Оставалось еще время, чтобы вскочить и позвать дежурного, время, чтобы биться головой в дверь камеры, пока не придут. Но что ему сказать в оправдание. Что он видит плохие сны? А кто не видит?Что он боится темноты? А кто не боится?Ему бы рассмеялись в лицо и приказали бы отправляться обратно в койку, оставив его саморазоблачившимся, с мальчиком и его хозяином, ожидающим у стены. Такая тактика опасна.

И в молитве нет прока. Он сказал Билли правду, он покончил с Богом, когда его молитвы, выпрашивающие отцу жизнь, остались без ответа. Из такого божественного безразличия родился атеизм, его вера не может опять воспламениться, как бы ни был глубок ужас Клива.

Мысли об отце неизбежно вызвали мысли о детстве: мало что – если это и вообще существовало – могло полностью завладеть его вниманием, отвлечь от страхов, только мысли о детстве. Когда свет наконец потушили, испуганный разум попытался спастись в воспоминаниях. Удары сердца замедлились, пальцы перестали дрожать и, в конце концов, Клив и не заметил, как сон овладел им.

Теперь отвлечься было невозможно. Как только он заснул, нежные воспоминания ушли в прошлое, а он вернулся на окровавленных ногах в тот ужасный город.

Или, скорее, в его окрестности, поскольку нынешней ночью он не последовал знакомым маршрутом мимо дома в георгианском стиле и соседствующих многоквартирных строений, а вместо того направился к предместьям, где ветер был сильнее обычного и голоса, прилетающие с его порывами, яснее. Хотя с каждым сделанным им шагом Клив ожидал увидеть Билли и его темного спутника, он никого не видел. Только бабочки сопровождали его в пути, бабочки, светящиеся словно циферблаты часов. Они садились на плечи и волосы как конфетти, потом вспархивали снова.

Он достиг края города без происшествий и остановился, изучая взглядом пустыню. Облака, плотные, как всегда, двигались над головой с величием джаггернаутов. Сегодня ночью голоса, кажется, ближе, подумал он, и душевные волнения, которые они выражали, не такие душераздирающие, как прежде. Либо смягчились голоса, либо смягчилось его отношение, он не знал.

• Предыдущая
• 7/34
• Следующая