Источник вечной жизни - Градова Ирина - Страница 17

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая

– Он вовсе не мой Толмачев, – возразила Агния. – Более того, если он прознает, что я с тобой общалась, могут возникнуть большие проблемы.

– Правда? Чего так?

– У нас с ним, как бы это выразиться... непримиримые противоречия. Его стиль работы меня не устраивает. При других обстоятельствах его уже давно списали бы со счетов, но, похоже, в Комитете по здравоохранению, а то и в министерстве, у Толмачева есть «волосатая лапа», всякий раз выручающая его из беды. Одно время Толмачев даже являлся руководителем ОМР, но быстро оказался не у дел. Я надеялась, что больше о нем не услышу, так как последнее дело, связанное с вакциной от гриппа, было громким и привело к его полной дискредитации, но он опять выкрутился!

– А, вы имеете в виду тот скандал на фоне эпидемии? Когда оказалось, что государственные медучреждения закупили недействующую вакцину от «испанки»?

То дело и в самом деле получило огромный общественный резонанс. Агния не любила вспоминать о нем, так как и сама едва не пала жертвой неизвестного штамма, специально «запущенного» одной из фармакомпаний с целью поправить собственные финансовые дела. Много людей умерло, да и сама Агния, если бы не ее друзья и коллеги, оказалась бы на том свете. Толмачева сняли с поста главы отдела и вернули Лицкявичуса, и она полагала, что на его карьере будет поставлен крест. Как же она ошибалась![2]

– Ну так что же вы все-таки здесь делаете? – спросил Кай, видя, что его собеседница внезапно впала в задумчивость. – Вас вызвал Никодим – это я понял, но каким образом вы можете меня «подстраховать»?

– Мне нужно точно знать обстоятельства дела, из-за которого за тебя взялась комиссия. Теперь, когда ты еще и в уголовном деле фигурируешь, бороться за тебя станет раз в десять труднее!

– А я вовсе и не просил вас ни о чем таком! – заметил Кай сквозь зубы. – Если вам грозят неприятности, то не стоит и браться!

– Неприятности меня никогда не останавливали, Кай, – спокойно ответила Агния. – Если ты невиновен, а я в этом совершенно уверена, то просто необходимо вырвать тебя из пасти Толмачева!

– Интересно, почему это вы так уверены во мне? Я вот, к примеру, совершенно не уверен...

– То есть?

Брови Агнии взлетели вверх, словно крылья чайки.

– У Вакуленко был безнадежный случай. Об этом знал я, знала она, знал ее муж...

– Он заявляет, что его жена могла бы выжить, если бы ты выполнил свой врачебный долг.

– Повторяю: все знали, что Вакуленко умирает. У нее была терминальная стадия с метастазами, когда хирургическое вмешательство бессмысленно.

– Поясни – ты же знаешь, я в онкологии... ну, как свинья в апельсинах.

– Прогноз лечения рака мозга зависит от следующих факторов: степень опухоли, ее размер и локализация. В случае Вакуленко степень определяла все, хотя локализация также была весьма неудачная: даже если бы стадия была не такой тяжелой, полностью удалить ее не представлялось бы возможным, а это означает непременный рецидив с гораздо более тяжелыми последствиями.

– И все же ты взялся за ее лечение?

– Знаете, Агния Кирилловна, проще всего отправить человека домой умирать! – огрызнулся Кай. – Я решил попытаться хоть что-то сделать.

– Я вовсе не обвиняю тебя в том, что ты занимался безнадежной больной, – заметила Агния.

– И на том спасибо!

– Как же ты намеревался лечить Вакуленко? Ты ведь нейрохирург, и операция для тебя, казалось бы, должна являться самым главным выходом?

– Я еще и онколог, между прочим, и у меня есть пациенты, которым операция не показана. Тем не менее ими я тоже занимаюсь, и некоторым становится лучше. Иногда, по крайней мере, – добавил Кай без особого энтузиазма.

Агния пристально посмотрела на молодого человека. Как же ему, должно быть, трудно: его пациенты чаще всего не выздоравливают, а умирают. Являясь анестезиологом, Агния редко видела последствия операционного вмешательства, предполагая, что пациенту после этого становится лучше. Она редко задумывалась над тем, что хирургия могла и не помочь, что могли возникнуть осложнения, с которыми пациент не справится. Ее дело маленькое – сделать так, чтобы он не чувствовал боли и очнулся после наркоза в более или менее нормальном состоянии. Только работа в отделе заставила Агнию взглянуть на свою деятельность под другим углом, и теперь она как никогда хорошо понимала Кая.

– Я подумывал о применении брахиотерапии, – говорил между тем Кай.

– О чем?

– Это вид радиотерапии, заключающийся в облучении внутренним методом, местной локализации и высокой дозы, что предотвращает соприкосновение лучей со здоровой близлежащей тканью. Этот метод считается инновационным и сравнительно безопасным, но обычно не применяется при раке мозга.

– А когда же?

– В основном брахиотерапию используют при лечении опухолей поджелудочной железы и шейки матки на последних стадиях. В России этот метод широкого развития не получил, но я пытался найти специалистов. Еще я предложил Вакуленко испробовать метод, называемый «индивидуальной вакциной».

– Это что еще за зверь?

– Наша клиника сотрудничает с Институтом ядерных исследований, где имеется большой иммунологический отдел. Если, скажем, у человека кроме опухоли имеется отдаленный метастаз, который удалить нельзя, можно удалить основную опухоль, потому что это продлит человеку жизнь. Такие случаи обычно считаются неоперабельными, а нетоксическая терапия в сочетании со специальным методом иммунотерапии делает перспективными те операции, которые до этого считались бесперспективными.

– Ты хочешь сказать, что существует индивидуальная противоопухолевая вакцина? – уточнила Агния.

– Точно. Опухоль удаляется, и из нее выращивается культура. Потом у пациента берутся дендритные клетки. Они, если так можно выразиться, «воспитывают» лимфоциты. Эти клетки «обучаются» реагировать на опухолевые антигены – на ту самую конкретную опухоль, которую удалили. Получается индивидуальная вакцина от рака, которую остается ввести пациенту, чтобы она защищала его от рецидивов и метастазирования. К этой вакцинации добавляется бластофаг – вирус, разрушающий опухоль. Таким образом, на опухолевые клетки совместно действуют индивидуальная вакцина и бластофаг, подбираемый по результатам гистологии. Этот препарат можно пить, вводить внутримышечно или внутривенно. Бластофаг можно принимать и на стадии подготовки к операции, но особенно ценно это лечение, когда никакое другое не помогает.

– Просто невероятно! И почему же этот метод не применяется повсеместно?

– Есть несколько причин, но главным образом из-за одного серьезного «но»: прием бластофага вызывает мощную реакцию в виде тяжелого лихорадочного состояния. Потом все приходит в норму, и с точки зрения онкологического заболевания это несущественно, но ведь онкологические больные последней стадии ослаблены! Кроме того, необходимо учитывать все другие болезни пациента – например, гипертонию, диабет, и возникает вопрос: удастся ли их скомпенсировать и можно ли больному пойти на такой риск? Тяжелая гипертония при таком напряжении организма может грозить инсультом или инфарктом.

– Вакуленко была гипертоником? – спросила Агния.

– Да. Прежде чем начинать лечение, необходимо было улучшить состояние сосудистой системы. Я выяснил, что существует новый препарат – бальзам Мухина, созданный из личинок вощаной моли, который прочищает сосуды и улучшает кровоток, и я даже договорился о том, чтобы Вакуленко его получила...

– То есть ты не отказался ее лечить?

– Абсолютно нет! – возмущенно воскликнул Кай. – И я не могу понять, почему ко мне вообще возникли претензии!

– Насколько я понимаю, муж Вакуленко утверждает именно это, – пробормотала Агния. – Говорит, что ты отправил ее домой без малейшей надежды и сказал, что госпитализация и дальнейшее лечение смысла не имеют.

– Чушь – я никогда не говорю пациентам ничего подобного!

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая