Пациент скорее жив - Градова Ирина - Страница 51

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая

– Я думал, что Лицкявичус… Он что, ничего не сказал тебе о нашем разговоре?

– О каком разговоре? – насторожилась я.

– Он пришел ко мне на следующий день после того, как мы с тобой поругались, и сказал, что ОМР поручает тебе очень ответственное дело. Просил не звонить тебе и не искать тебя, чтобы, не дай бог, не подвергнуть тебя нечаянно опасности. Мне, конечно же, это совсем не понравилось, особенно слово «опасность», но… В общем, Андрей Эдуардович умеет убеждать!

Да уж, точно. Особенно учитывая тот факт, что, судя по словам Олега, Лицкявичус разговаривал с ним еще до того, как я приняла решение помогать ОМР в Светлогорке. Это означало, что он нисколько не сомневался в моем согласии, а если бы даже я все-таки отказалась, то нашел бы необходимые аргументы, чтобы я непременно передумала.

– Зачем тебе ввязываться в какие-то расследования? – вдруг спросил Олег. – Ты каждый раз попадаешь в неприятности из-за того, что пытаешься заниматься чужими делами. Милиция должна лучше выполнять свою работу! Или сам злосчастный ОМР. А ты ведь, насколько я понимаю, отказалась вступить в него?

У меня не было ответа на его вопрос, поэтому я просто откинулась на подушку и прикрыла глаза, делая вид, что страшно утомлена нашей короткой беседой.

– Тебе нехорошо? – поинтересовался Олег.

В его голосе не было тревоги. Во-первых, он как-никак врач и умеет держать себя в руках, а во-вторых, думаю, Шилов догадался, что я симулирую, потому что не желаю отвечать.

– Просто устала, – соврала я.

На самом деле, несмотря на пережитое, я ощущала необыкновенный прилив энергии и прямо-таки зверский аппетит. И еще мне ужасно хотелось вытрясти из Лицкявичуса все, что ему известно в отношении Власовой, Урманчеева, Антона и тех, ради кого я, собственно, и торчала в Светлогорской больнице практически целый месяц. Я имею в виду пропавших пациентов. У меня было полное ощущение того, что время было потрачено впустую, так как я не смогла выяснить ничего путного. Существовала, однако, надежда, что Власова расколется на допросе, потому что, как совершенно справедливо заметил Лицкявичус, из песни слов не выкинешь: они с Урманчеевым всерьез намеревались от меня избавиться, и это свое намерение им придется по крайней мере аргументировать.

Олег ушел, пообещав вернуться вечером. Полежав для приличия с полчасика, я напялила халат, очевидно, принесенный заботливой мамочкой, и отправилась в ванную приводить себя в порядок. К счастью, меня положили в хорошей трехместной палате с душем, поэтому я провела там битый час, наслаждаясь тем, как струи воды бьют по моему телу. Испытав на себе полный паралич – причем дважды! – я ни за что не хотела бы повторения тех ощущений.

Выйдя явно посвежевшей, я быстренько познакомилась с соседками и, выяснив, что время обеда давно миновало, решила прогуляться до буфета. Было странно идти по коридорам собственной больницы в качестве пациентки. Меня положили в терапию. Многие врачи и медсестры хорошо меня знали, а потому останавливали и удивленно интересовались, по какому поводу я здесь нахожусь. Я расплывчато ссылалась на нападение с целью завладения моим имуществом. Коллеги сочувственно качали головами и желали скорейшего выздоровления. Разумеется, я не сомневалась в том, что слухи распространяются со скоростью света, и уже к вечеру все будут знать настоящую причину моего нахождения здесь.

– Эй, ты куда это собралась? – услышала я и недовольно поморщилась: честное слово, приятно видеть знакомые лица, но по десятому разу объяснять свое пребывание в больнице…

– Антон?! – почти взвизгнула я и непроизвольно попятилась.

Парень насмешливо смотрел на меня, а я с изумлением взирала на его руки. В одной из них был зажат большой букет желтых хризантем, а в другой медбрат держал запакованную в шуршащую бумагу корзину с фруктами.

– Тебе память совсем отшибло, да? – сказал он. – Ну, ничего, врачи говорят, что скоро пройдет. Пошли-ка обратно в палату…

Я понимала: происходит нечто странное. С одной стороны, Антон был не прав. Я помнила, что он сыграл какую-то роль во вчерашних событиях, причем не помогал Власовой и Урманчееву, а наоборот, кажется, был заодно с Никитой, когда завязалась борьба. Может, увидев Никиту, Антон решил принять сторону сильнейшего и таким образом реабилитироваться?

Что ж, я не возражала вернуться. Ведь не станет же медбрат убивать меня на глазах у еще двух пациенток?

Когда мы вошли в палату, мои товарки буквально вытаращили глаза: третий мужик за два часа! Да, я же забыла про Дэна, который тоже навещал меня. А сын выглядит лет на пять старше своих восемнадцати, так что, должно быть, обо мне плохо подумают. А, плевать, репутация «пожирательницы» мужчин вовсе не принижает, а даже, пожалуй, возвышает меня в глазах современного общества.

Дамы тактично покинули палату. Это мне не понравилось, но в то же время было бы глупо просить их остаться, показав, что боюсь находиться наедине с Антоном. Поэтому я постаралась сделать вид, что все в порядке и я нисколько не волнуюсь в его присутствии. Однако мой бравый вид почему-то не смог обмануть медбрата.

– Да брось ты мандражировать! – воскликнул он, кладя букет на прикроватную тумбочку. – Не стану я тебя убивать, ведь слишком много людей видели, как я сюда входил.

Я уставилась на него, не веря, что он только что произнес вслух буквально то, что я нарисовала в своем воображении.

– Ты бы банку, что ли, какую притащила, – добавил Антон, присаживаясь на стул. – А то букет завянет – жалко, ведь дорогущий, зараза!

Не могу объяснить, почему, но я отправилась выполнять пожелание медбрата. Когда цветы были водружены в обрезанную пластиковую бутылку из-под минеральной воды, я вернулась к своей кровати.

– Ну, выглядишь ты неплохо, – констатировал Антон, окидывая меня внимательным взглядом.

– Слушай, зачем ты пришел, а? – не выдержала я.

– Какие мы строгие! – улыбнулся он беззлобно. – Ладно, садись, поболтаем с тобой.

– Не думаю, что нам есть о чем болтать! Мне только интересно, как ты вовремя сообразил, кому стоит помогать? Думаешь, я и дальше буду тебя покрывать?

– Думаю, что теперь нет необходимости, – передразнивая мой тон, ответил Антон. – Честно скажу, ты едва не свела на нет всю мою работу, и, не скрою, меня посещала мысль о том, чтобы от тебя избавиться… фигурально выражаясь, разумеется.

Я как-то сомневалась в этом!

– Но потом, – продолжал Антон, – я решил понаблюдать за тобой. Знаешь, когда я впервые понял, что ты не та, за кого себя выдаешь?

Я не отвечала, упрямо поджав губы, поэтому он сам ответил на свой вопрос.

– Когда ты деньги с бабки не взяла. Если бы ты только из колледжа выпорхнула и сразу в светлогорский гадюшник попала, это можно было бы как-то объяснить, но чтобы медсестра с большим стажем работы вела себя так – это, извини, из разряда научной фантастики. Потом я стал замечать, что ты исправляешь чужие ошибки. Заметь, ошибки врачей, а не сестер! Ты меняла капельницы, разговаривала с ординаторами и убеждала их изменить курс лечения. Но последней каплей стало то, что ты обнаружила тот злополучный шприц, в котором не было инсулина. Вот тогда я наконец и понял, что ты тоже следишь – за всеми, кто тебя окружает.

– Это было так очевидно? – вырвался у меня разочарованный возглас.

– Да нет, не для всех, – покачал головой Антон. – Иначе развязка, полагаю, наступила бы гораздо раньше.

– Думаешь, меня бы… убили?

– Нет, конечно. Просто нашли бы, к чему придраться, и выставили из Светлогорки, и твой ОМР ничего не смог бы сделать.

– Как давно ты знаешь про ОМР?

– Честно? Только вчера узнал, когда мы с Никитой поговорили.

– А про Никиту?

– Да с самого начала. Думаешь, у меня глаз нет, и я не видел, как вы с новым «пациентом» все время под лестницу бегаете? А ведь ты не куришь! Кроме того, я видел, какой «курс лечения» был ему назначен: общеукрепляющие инъекции и капельницы. Большую часть дня он занимался тем, что присматривал за тобой. И все-таки не уберег…

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая