Очищение - Суворов Виктор - Страница 20

• Предыдущая
• 20/71
• Следующая

Случай представился: американская военная делегация встретилась с товарищем Дыбенко. Контакт есть. Но как разведчику (если он втесался в делегацию) в ходе официальных переговоров перескочить на темы личные? Как выведать у красного командира его наклонности, его интересы и увлечения? Если мы ловим белочку, то ей надо насыпать орешков, птичке — зернышек, мартышке подвесим банан на веревочке. Задача разведчика в том, чтобы выведать, кому какую наживку подсунуть: филателисту — марочку необыкновенную; нумизмату — стертый пятак… А как узнать, что товарищу Дыбенко требуется? Тут нет загадки: он сам рассказывает. Он сам капиталистическим делегатам объявил: денежки требуются американские. Шелестелки. Зелененькие. Долларцы. Баксы!

Вербуя, надо так наживку подсунуть, чтобы не обидеть, не спугнуть, на подозрения не навести. Ведь если глупый лещ своим рыбьим мозгом сообразит, что с червяком можно крюк захватить, так ведь не возьмет же он червяка.

А с товарищем Дыбенко и тут нет проблем. Он не только сам рассказывает, на какую наживку его ловить надо. Он сам заявляет, что возьмет любую наживку. И не надо с ним осторожности проявлять, не надо бояться обидеть. Он сам просит: дайте!

То-то генералы американские удивлялись: герой революции, ленинский нарком, командующий Ленинградским округом сестричке сам помочь не может.

Сто тысяч процентов гарантии — американцы такой возможностью для вербовки не воспользовались. Эх, моего бы замрезидента, Младшего лидера, в ту ситуацию, виртуоза добывающего. Вербанул бы легким рывком. Прямо в том же кабинете. Прямо в присутствии охраны и переводчиков. Вербанул бы так, как хороший карманник толстый лопатник из внутреннего кармана уводит — нежным касанием. Никто бы той вербовки и не усек. Включая и самого вербуемого. Уж потом бы трепыхался, крюк заглотив…

Не в том дело, был командарм Дыбенко американским шпионом или не был. А в том, что Дыбенко созрел полностью как объект вербовки. И перезрел. Его мог вербовать любой иностранец, нечаянно вступивший с ним в контакт.

За финансовой помощью сестре бедного революционера открывается бездна. В октябре 17-го к власти дорвалось быдло. Великие стратеги вроде Дыбенко понятия о чести не имели. У них не было ни революционной, ни классовой, ни пролетарской, ни национальной гордости ни на грош, ни на фунт, ни на доллар. Таким ничего не стоило обратиться к противнику с унизительной просьбой. И обращались. И приставали к каждому иностранцу: достань то, достань это. А просить нельзя. Проситель раскрывается самой слабой своей стороной. Проситель высокого ранга, проситель, имеющий доступ к государственным секретам, — это настоящая находка для шпиона.

А они почти все, наши вожди средней руки, превратились в просителей. Свою экономику устроили так, что ничего хорошего, кроме танков и самолетов, она не выпускала, совести у них не было, и они просили у иностранцев туфли жене и еще кому-то…

Есть правило железное: не верь, не бойся, не проси! Но не знали наши стратеги принципов и правил.

А Сталин готовил страну и армию к войне. И следовало всему руководящему быдлу толково и понятно разъяснить, что подобное поведение будет расцениваться как шпионаж. С соответствующими последствиями.

Товарищ Сталин на примере Дыбенко и других просителей показал высшему командному составу, что так делать нехорошо.

И все товарища Сталина поняли.

Результат очищения: Сталин истребил не только шпионов и потенциальных шпионов в среде высшего военного руководства, но и так пресек несанкционированные личные контакты, что Советский Союз стал самой трудной страной для работы вражеских разведок.

Таких, как Дыбенко, у нас впереди целая ватага. Но был один, который Павлу Дыбенко приходился почти близнецом. Они вместе прошли Центробалт, они вдвоем зверствовали в балтийских портах. Они поднялись на головокружительную высоту, оба имели блистательных жен и были женами брошены, не удержавшись на высотах. «Литературная газета» (25 марта 1992 г.) описывает его так: «Незадачливый литератор, избравший себе в качестве партийной клички фамилию пресловутого героя Достоевского, предводитель осатаневших от вседозволенности революционных матросов и безукоризненный исполнитель тайных ленинских поручений. Раскольников был „человеком идеи“ и солдатом партии. Не склонный ни к юмору, ни к рефлексии, он в любое дело вносил истовость фанатика и был готов без раздумий возглавлять отряд моряков, грабящих дома духовенства, и лично обыскивать редакцию презираемой большевиками „либерально-профессорской“ газеты „Русские ведомости“, разогнать Учредительное собрание и затопить Черноморский флот в Новороссийске, командовать Балтийским флотом, руководить журналом, издательством и, наконец, искусством вообще…»

Сталин знал, куда кого ставить. Командовавшего флотом Раскольникова — руководить искусством. Чекиста Фриновского — командовать флотами. Это не только сталинский юмор, но испытание. Готовность руководить чем угодно, лишь бы руководить, выдавала неистребимую тягу к власти. Сталин выискивал самых беспринципных, самых жадных до власти и стрелял. Нет бы Фриновскому отказаться: никогда на корабле не бывал, не потяну. Так нет же, хватается Фриновский за кресло, под себя должность гребет. И тогда через три месяца товарищ Сталин говорит: уж очень высоко тебя занесло, не справляешься…

И Дыбенко из той же породы: кем угодно, но лишь бы командовать.

Потому товарищ Сталин Дыбенке дал еще испытание. Такое же, как и Фриновскому, только в противоположном направлении. Чекиста Фриновского флотом командовать, а первого военно-морского наркома Дыбенко — лесоповалом. Зеками править. И холуй Дыбенко на лету ловит брошенную барином должность: хоть куда, хоть лагерями править, хоть народ расстреливать, лишь бы должность повыше.

Он начинал бандитом, а кончил конвоиром. Он мнил себя мятежником.

А умер вертухаем.

Говорят, что если бы Дыбенко дожил до 1941 года, то он, обладая незаурядным талантом стратега, остановил бы 4-ю немецкую танковую армию генерал-полковника Геппнера под Псковом и Нарвой… Спорить с такими утверждениями не будем. Во всяком случае, опыт боев в тех местах у него был. Места знакомые…

Официальная версия гласит, что Сталин ориентировался на кавалеристов, а Тухачевского поддерживали представители технических родов войск: танкисты, артиллеристы, летчики.

Это не совсем так. Вернее, совсем не так. Тухачевский тоже опирался на кавалеристов. Только на других кавалеристов.

Гражданская война была войной маневренной, а главной ударной и маневренной силой была кавалерия. Пространства немереные, фронта сплошного нет, а если и есть, то его почти всегда можно обойти стороной и ударить в тыл. Этим и занимались кавалерийские эскадроны, полки, бригады, дивизии, корпуса и целые конные армии. Пехота при всем желании не могла быть первой в занимаемых городах и селениях. Да и при отходе, например из-под Варшавы, кавалерийской дивизии куда легче унести ноги, чем дивизии стрелковой. Пехотный командир терял людей по лесам и болотам, оставлял пушки и пулеметы в окружениях, а кавалерист скакал на лихом коне и дивизию свою уводил. Потому при раздаче орденов кавалеристы были первыми, потому им больше доставалось.

Естественным следствием маневренной войны было то, что кавалерийские командиры имели больше возможностей отличиться. Потому после Гражданской войны именно они заняли командные высоты в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Как танкисты после Второй мировой войны.

• Предыдущая
• 20/71
• Следующая