Пророчество орла - Скэрроу Саймон - Страница 34
- Предыдущая
- 34/99
- Следующая
— Не дергайся, может быть больно.
— Тоже мне, удивил…
Со всей возможной осторожностью Катон принялся бинтовать Макрону голову. Прикрыв рану несколькими слоями ткани и решив, что так она будет прикрыта надежно, он завязал бинт сбоку узлом, спрятал концы под повязку и удовлетворенно кивнул.
— Вот так-то лучше. Только не тереби.
— Конечно, мамочка, — решил поддразнить его Макрон, но тут же скривился, вспомнив события прошлого вечера.
— Как хоть я сюда-то попал? — морщась, спросил он Катона.
— Мы тебя принесли.
— Мы — это кто? — подозрительно уточнил Макрон.
— Порция выделила мне в помощь пару своих рабов.
— Ох, нет… — простонал Макрон. — Кто-нибудь видел мое возвращение?
— Несколько человек видели. Но болтать, возможно, не станут.
— Ты так думаешь? — холодно спросил Макрон. — А где этот ублюдок Миниций?
— Полагаю, у твоей матушки.
При этом слове Макрон вздрогнул и откинулся на койке.
— Нет, ну надо же было такому закрутиться…
Катон кивнул, подошел к окну и, чуть приоткрыв ставень, выглянул. Окна командирских казарм смотрели через военную гавань на укрепленный мол, за которым расстилалось поблескивавшее в свете позднего утра море. В безоблачном небе кружили чайки, оглашая воздух пронзительными криками. Приготовления к кампании против пиратов уже начались: у ремонтного пирса стояло несколько пришвартованных трирем, матросы деловито устанавливали на передних палубах какие-то мостки. Катон отвернулся и прислонился к стене.
— Что делать-то собираешься?
— Надо бы, конечно, придушить старого ублюдка и мою шлюху-матушку… А если серьезно, то не знаю. Во всяком случае, сейчас этого сказать не могу. Я слишком… растерян.
— Знаешь, мне казалось, ты должен бы обрадоваться, увидев ее после столь долгой разлуки.
— Да что ты в этом понимаешь? — буркнул Макрон. — Ты ведь своей матери вообще не знал.
— Не знал, — тихо подтвердил Катон, и в комнате повисло неловкое молчание.
— Прости, — буркнул Макрон, — это я не подумавши.
— Забудь.
— Ты пойми, она оставила меня, не сказав ни слова. В последний раз я видел ее в гавани Остии. Я ловил рыбу у входа в гавань и видел проплывавший военный корабль: она стояла на палубе, обнимаясь с этим проклятым флотским. Я звал ее, но, думаю, она не слышала, а может, и не хотела слышать. Сначала я пытался убедить себя, что принял за нее другую женщину, но когда вернулся домой, ее там не оказалось. Что тоже случалось: когда родители ссорились, она, бывало, уходила на денек-другой к сестре. Но время шло, матушка не возвращалась, и через некоторое время я рассказал папаше о том, что видел. Он взбесился, отлупил меня, а потом пошел и нажрался. Вернулся весь в слезах и наподдал мне еще. Это продолжалось долго, пока я не вырос и не решил, что с меня хватит. Ушел из дома под сень орлов… Я ее так и не простил.
— Извини.
Катон чувствовал себя беспомощным. У него не находилось подходящих слов, чтобы предложить другу в утешение, однако он чувствовал, что в этой истории все было не так однозначно. В ней имелась и другая сторона, на что Порция прошлым вечером намекнула. Другое дело, что сейчас было не лучшее время, чтобы говорить об этом Макрону.
— Извинить? — Макрон вскинул на него взгляд. — Тебе-то за что извиняться, приятель? Твоей вины тут и в помине не было. Эта история вообще к тебе отношения не имеет.
— Да, знаю. Но ты мой друг. И мне не нравится, когда ты в таком состоянии.
— В каком состоянии?
Макрон помолчал, потом сел на койке, а затем и поднялся на ноги.
— Хватит мусолить эту тему. Я одеваюсь. В полдень префект будет проводить инструктаж.
— Знаешь, тебе стоило бы попробовать поговорить обо всем этом с матерью. Не то чтобы прямо сейчас…
— Только через мой труп. Предпочтительнее через ее и, ясное дело, этого старого козла Миниция.
Катон понял, что расположение духа его друга никак не способствует продолжению разговора и лучше его до поры до времени отложить.
— Ладно, только пообещай, что не будешь наскакивать на Миниция.
— Катон, я не мальчишка, и нечего разговаривать со мной, как с ребенком. Пока дело касается службы, я буду нести ее бок о бок с ублюдком и слова не пророню. Но в свободное время — это уж извини. Ему лучше не попадаться на моем пути, если он хочет дожить до отставки.
С последним звуком полуденного сигнала весь командный состав Равеннской флотилии собрался у префекта. Обычную обстановку сдвинули к стенам и расставили в помещении скамьи, чтобы командиры могли рассесться на них лицом к занимавшей всю дальнюю стену карте. Присутствовали все центурионы и оптионы корабельной пехоты, равно как триерархи всех приписанных к флотилии кораблей. Катон сидел рядом с Макроном, ближе к центру помещения, и тайком озирался, высматривая Миниция, но того не было видно. Когда все командиры вошли и расселись, помещение заполнилось возбужденным гулом: по базе вовсю ходили слухи, которые подпитывала активность на пирсе, и каждому не терпелось узнать наконец точно, что же затевает префект.
Постум, старший писец Вителлия, выступил из дверного проема и возгласил:
— Командир базы прибыл!
Заскрипели скамьи: командиры встали и вытянулись по стойке «смирно». Префект вошел в совещательную комнату, прошел оставленным слева проемом между скамьями, остановился сбоку от карты, обвел собравшихся взглядом и сказал:
— Можете сесть, уважаемые.
Когда все сели, Вителлий присмотрелся к Макрону.
— Центурион, у тебя такой вид, будто ты уже успел побывать в бою.
По рядам собравшихся прокатился смех.
— Так что с тобой случилось, Макрон?
— Я… хм, оступился на лестнице, командир.
— Правда? — Вителлий ехидно усмехнулся. — А это было до или после того, как твоя мамаша устроила тебе взбучку?
Смех зазвучал снова, еще громче. Лицо Макрона побагровело.
— Сиди тихо! — шепнул ему на ухо Катон. — Поддашься на провокацию — доставишь ему удовольствие.
Заскрипели петли, дверь приоткрылась, и Миниций, проскользнув в щелку, занял ближайшее ко входу место. Нос его был сломан, все лицо разукрашено темневшими и багровевшими синяками и ссадинами.
— Ну вот и предполагаемый отчим явился. Теперь, когда все семейство в сборе, я думаю, можно приступить к делу.
Смех, прокатившись по рядам, стих: все выжидающе смотрели на префекта. Вителлий сцепил руки за спиной и заговорил:
— Как вам известно, в последние месяцы у побережья Апулии, Умбрии, Лигурии и Иллирии свирепствуют пираты. Они действуют как на море, так и на суше: всего несколько дней назад разорили и уничтожили колонию в Лиссе. Сегодня утром я получил донесение о налете на другую колонию. И это уже совершенно недопустимо. То, что пираты безнаказанно препятствуют торговому судоходству в прибрежных водах, уже достаточно скверно, но разорение наших колоний требует от нас самых активных действий. Они должны понести суровую кару. Их вожак, Телемах, недавно связался с нами и выдвинул требование об уплате ему выкупа взамен отказа от разорения колоний. Мой ответ был краток: Рим не ведет переговоров с пиратами. Я намерен устранить пиратскую угрозу, и сейчас мы предпримем первые шаги для достижения этой цели. Шесть бирем будут оставлены здесь, для защиты Равенны. Остальной флот должен будет в течение пяти дней принять на борт корабельную пехоту и, покинув порт, отплыть к берегам Иллирии.
Вителлий взял трость и указал на карту.
— Мы высадимся возле Бирнисиума и устроим укрепленный лагерь. Оттуда, с этой временной базы, флот начнет просматривать побережье, милю за милей, пока не будет обнаружено логовище пиратов. Оно будет найдено и уничтожено, их корабли захвачены, команды убиты или взяты в плен, а все пленники — проданы в рабство, кроме вожаков, которых ожидает казнь.
Макрон склонился к Катону и шепнул:
— А наш друг, вне всякого сомнения, стяжает себе славу.
К счастью, Вителлий, стоявший лицом к карте, этой реплики не слышал.
- Предыдущая
- 34/99
- Следующая