Первичный крик - Янов Артур - Страница 82
- Предыдущая
- 82/144
- Следующая
В попытке удовлетворить свою мнимую потребность пациент превращает всех окружающих его людей (включая психотерапевта) в личности, которыми те не являются. Невротик не может позволить людям быть такими, каковы они суть в действительности до тех пор, пока не станет самим собой. Когда же это, наконец, происходит, то у больного прекращается перенос прошлых потребностей в настоящее.
Филипп
Ниже приводится автобиография человека, который испытал сильное одиночество, так как воспитывался в общественных учреждениях. Подобно многим моим пациентам, этот человек, до прохождения первичной терапии, страдал физическим недостатком — небольшой горбатостью. В воспитательных учреждениях его постоянно наказывали за проступки, считали «плохим мальчиком». Позднее он вел беспорядочную половую жизнь, кульминацией которой стал инцест. С любой точки зрения он — очень тяжелый больной. Он был направлен на лечение к психотерапевту–женщине и умудрился склонить ее к сожительству. Пациенту был поставлен диагноз психопатии. Этот случай показывает, что даже самых запущенных и, по видимости, безнадежных пациентов можно излечить с помощью адекватной психотерапии.
Меня зовут Филипп. Сейчас мне тридцать шесть лет. Мне было три года, когда мои родители разошлись, а потом и развелись. Я помню, как из дома уехали мать и сестра. Помню и себя, и то, что я не понимал, что и почему произошло. Мой отец почти сразу женился. Мачеха рассказывала, что я много плакал, рос замкнутым трудным ребенком, избегавшим ласк и прикосновений. Успокоить меня можно было только конфетами и сладостями. Я замкнулся в себе, не допуская внешнего вторжения в мой мир.
Моего старшего брата и меня отдали в частный интернат, когда мне было пять лет. Отец вечерами учился на юридическом факультете, а днями он и мачеха работали. У меня постоянно были неприятности, так как я не мог приспособиться к режиму закрытого интерната. В интернате я чуждался других ребят, был замкнут, ни с кем не сближался и не участвовал в вечерах, собраниях и других общественных мероприятиях. Брат подбадривал меня, уговаривал участвовать в вечерах и радоваться, как он. Но я в ответ только плакал.
Один раз, во время Рождества, старшие мальчики спросили меня, не хочу ли я конфет и печенья. У них был большой пакет. Меня обычно не приходилось упрашивать, и я съел, сколько хотел. Не успели мы покончить с пакетом, как нас вызвали в кабинет директора. Мы заходили туда по очереди, и я помню, что оказался последним. Я был очень напуган и не понимал, почему так рассержен наш рыжий лютеранский пастор. Оказалось, что этот пакет был украден у одного мальчика. Я прикрыл руками спину, чтобы защититься от ударов щеткой для волос; я обмочился, обмочил пастора, а щетка поднималась верх и опускалась вниз. Потом я заметил, что пальцы на руках у меня покрылись синяками.
Мой отец тем временем получил место юриста в компании, производившей вискозу и шелк. Фабрика была на Юге. Отец купил дом, и мы стали жить там вместе круглый год. Мой старший брат после школы подрабатывал. Иногдаон давал мне конфеты или немного денег. Часто я воровал деньги и жвачку из сумочки мачехи, и ничего ей не говорил или лгал, когда она обнаруживала пропажу. Однажды поздно вечером она обнаружила немного мелочи в карманах моих штанов, разбудила меня и спросила, где я взял деньги. Пришел отец, отругал меня и отправил спать. В то время мне было десять, а моему брату двенадцать лет. Я стал воровать конфеты и жвачку в магазинах.
На заработанные им деньги брат купил помповое ружье, и мы часто стреляли с ним на заднем дворе. Там же стоял столб с натянутыми телефонными проводами, и мы бросали плоские камни — кто перекинет через верхний провод. Я кидал камни, как девчонка и никогда не мог перекинуть камень через верхний провод. Брату это удавалось всегда — он вообще всегда попадал в цель, когда бросал камни. Однажды он начал бросать камни в меня. Я попросил его остановиться, но он продолжал швыряться камнями. Я взял ружье, накачал его и выстрелил брату в живот. Отцу пришлось выковыривать пульку из раны. Потом он выпорол меня ремнем. Он хотел, чтобы я попросил прощения у брата, но я твердил, что он начал первый.
Я всегда ходил, опустив голову, ссутулив плечи и пиная попадавшиеся мне по дороге камни. Однажды, когда я переходил улицу, меня сбила машина. Я почти сразу пришел в себя, водитель посадил меня в машину и отвез домой. Мачеха сильно расстроилась, и сказала, что если бы пошел за хлебом по той дороге, по которой она говорила, то ничего бы не случилось.
Мне было одиннадцать лет, когда мы переехали в Шарлотту. На Рождество мы обычно оставляли «кока–колу» для Сайты и его помощников. Я сказал родителям, что больше не верю в Санту, потому что это просто люди, которые приносят подарки, и сам выпил «кока–колу». На следующее утро брат получил все подарки и конфеты. Брат предложил поделиться со мной и отдал мне резиновый гоночный автомобиль, который я так мечтал получить на Рождество. Я швырнул машину в стену и меня прогнали из комнаты.
Как?то вечером отца и матери не было дома. В пепельнице оставалось несколько окурков, я поджег один из них и бросил в мусорное ведро. Висевшая над ведром занавеска вспыхнула, и брат попытался сорвать ее. Приехали пожарные. Их командир спросил, отчего начался пожар, и я ответил, что отец, наверное, забыл погасить окурок. Брат рассказал пожарным, как все случилось на самом деле. Отец и мачеха накричали на меня; они спрашивали, почему я не могу быть таким же хорошим, как мой брат. Потом мы с братом поссорились. Я укусил его, и исколол карандашами и вилками. Мачеха заметила следы укусов и сама укусила меня, чтобы я понял, как это больно. Потом родился мой сводный брат.
Мне было двенадцать, когда мы переехали обратно на Север, в пригород Нью–Йорка. В то лето я стал продавать газеты вместо брата, который уехал в летний лагерь. Я продавал на углу не доставленные газеты, а на вырученные деньги покупал мороженое и конфеты. К концу лета отец подвел итог. Число покупателей газет на моем участке сократилось на одну треть. Отец тогда спросил, могу ли я хоть что?нибудь делать хорошо.
Мачеха заставила меня сесть на пол и делать уроки, а сама села рядом на стул, раздвинув ноги. Я заметил, что на ней нет трусов. Когда она отвернулась я прикоснулся пальцем к ее щелке. Она резко повернула голову, но я сделал вид, что внимательно читаю книгу. Отцу и брату приходилось держать меня, когда мачеха меня целовала. Мне не нравилось целоваться. Я плюнул ей в лицо и получил пощечину. Мы поругались, и я назвал мачеху сучкой. Она бросила в меня нож. Я убежал из дома, и отец обратился в полицию. Меня искали в шести штатах. В конце концов меня привезли домой.
Было лето, и мы ложились спать в восемь часов. Мачеха запирала меня в моей комнате, чтобы мы не баловались с братом, пока она внизу. Брата не запирали и мы могли видеть друг друга через стеклянную дверь моей комнаты. Через окно я слышал, как на улице кричали и играли дети. Брат показывал мне конфетку, выманивая меня из комнаты, и я вылезал в окно и по черепичной крыше перелезал к окну комнаты брата. В тот вечер мы вместе с братом переползли по крыше в мою комнату. Он боялся ползти по крыше, потому что она была очень крутая с моей стороны, земля была видна страшно далеко внизу. Высота крыши была около сорока футов. Брат застыл на месте и отказался ползти дальше. Он зацепился за конек крыши, а потом захотел вернуться в свою комнату. Я пополз вместе с ним. Я быстрее его проник в его комнату и съел его конфету, а он в это время сидел на коньке крыши — испуганный и рассерженный. Он грозился избить меня и все рассказать родителям, если я не помогу ему слезть. Я пообещал помочь, если он не будет меня бить и жаловаться, и, кроме того, заплатит мне пятьдесят центов. Он подумал и согласился.
Потом мы переехали в пригород Нью–Йорка. В то время мне уже было тринадцать лет. В мои обязанности входило после школы нянчить моего сводного брата. Обычно я выпивал половину оставленного для него апельсинового сока, доливал водой и давал ему пить. Я получил наградной значок за образцовое посещение воскресной школы, и в том же году у меня родилась сводная сестра.
- Предыдущая
- 82/144
- Следующая
