Выбор - Суворов Виктор - Страница 18

• Предыдущая
• 18/108
• Следующая

Во время Кронштадта Вася уже виртуозом был. Что в одном искусстве, что в другом. Казнил кронштадтских матросиков товарищ Тухачевский. Красиво казнил — под лед их, сволочей, спускал-запихивал. Дядя Вася после того за Тухачевским и увязался: снимал, как товарищ Тухачевский в Тамбовской губернии заложников в болота загонял. В топь. Как мужиков с бабами в избы заколачивал и целые деревни жег. Очень убедительные фильмы получались. Жаль, что все потом засекретили… Молодому поколению они сейчас бы как воздух живительный!

Много всего за двадцать лет работы было. Был потом и сам Тухачевский. Без сапог. Готовили Тухачевского к исполнению, а Вася технику свою кинематографическую разворачивал, Тут-то Тухачевский Васю и опознал: мол, ты ли это? Никто никогда не узнавал, а тут… Может, не Васю узнал, а камеру съемочную: вишь ты, как в Кронштадте! Расстрел с кином! Вася ему сложенной треногой по горбу врезал: плывешь, сука, в крематорий и плыви мимо, других не цепляй, за собой не тащи.

Чуть тогда не сгорел Вася. Как знакомец Тухачевского. Но повезло: всех, кто работал тогда на ликвидации, скоро самих перестреляли, не успели про Васю доложить… Всех перестреляли, а Васю оставили. Может, опечатка в списке вышла, может, еще что…

Так он жить остался. Ах, какая жизнь Васе выпала! Расстреливай и снимай. Снимай и расстреливай. И самому товарищу Сталину демонстрируй.

Все в прошлом. Не пустят Васю больше в подвалы расстрельные. А без любимого дела люди несчастны. Шахматист на пенсии может заниматься своим любимым делом — играть в шахматы, скрипач-пенсионер — на скрипке пиликать, дворник на пенсии — двор мести, милиционер-пенсионер может купить свисток и целый день свистеть. А что палачу-пенсионеру прикажете делать?

Все бы отдал Вася за то, чтобы снова молодым стать. Как Макар. У которого все впереди, вся жизнь.

— Здравствуйте, товарищ Завенягин.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Садитесь. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, товарищ Сталин.

— Как дела в Норильске?

— Нормы выполняем. При любом морозе. И перевыполняем.

— А как руководство НКВД к вам относится?

— Хорошо, товарищ Сталин.

— А новый нарком товарищ Берия как к вам относится?

— Очень хорошо.

— В чем это выражается?

— В Заполярье самая большая наша проблема, товарищ Сталин, нехватка рабочих рук. Товарищ Берия совсем недавно занял пост руководителя НКВД, но в это короткое время нам хорошо помог: рабочую силу на север гонит в нужных количествах.

— Товарищ Завенягин, это хорошо, что товарищ Берия помогает вам и поддерживает вас. А как вы лично, товарищ Завенягин, относитесь к товарищу Берия?

Все ушли. Тихо в подвале. Дядя Вася один. Он прощается со своей судьбой. Как слепой, осторожно трогает любимые бетонные стены, пулями побитые. Поздно, ах, поздно он в это дело пришел. Выпало ему расстреливать всего только 21 год. А Макару выпадает вся жизнь в этом деле. Ну и пусть ему повезет. Пусть и он счастлив будет, как дядя Вася был счастлив на своем посту…

Через все расстрельные годы пронес Вася любовь к искусству, никому никогда не открыв тайны своей. Пусть думают, что он просто выполнял долг перед рабочим классом. Пусть думают, что его просто поставили на эту трудную, но почетную должность и он просто работал.

А ведь он же не просто работал! Он душу вкладывал!

По дряблым щекам катятся слезы, и Вася не вытирает их. Знает: тут его никто не увидит. Знает: тут ему некого стесняться.

Начальник бериевского спецпоезда капитан государственной безопасности Мэлор Кабалава чуть приоткрыл правый глаз, застонал и снова его закрыл.

Первое желание… и единственное — умереть.

Болит все: голова, руки, ноги, горит распухший язык и вываливается из сухого кислого рта, во рту… лучше не вспоминать, что во рту… Изнутри разрывают его бренное естество тысячи топоров. Выворачивает. Если бы какой врач смог представить, что внутри Кабалавы творится, то не задумываясь диагноз поставил бы: острое воспаление нутра. А в голове вагонетки стахановские грохочут.

Он попробовал приподнять голову, но прилив тошноты приступил с такой силой и яростью, что сердце на мгновение остановилось, и его вновь бросило в крутящуюся, искрящуюся серость.

Несколько мгновений он лежал, глядя в потолок, а потом вспомнил…

Вспомнил, что вышел вечером из бериевского спецпоезда. Внешние посты проверить. Пройтись. Посты проверил. Проверил подходы к спецпоезду — кругом пустых поездов — косяки. Потом мелькнула она… Именно та, о которой мечтал,

— небольшая огненно-рыжая толстушка… Потом она ослепительно улыбнулась… Потом поддалась на уговоры и согласилась подняться в пустой пассажирский вагон. Просто так, поговорить чтобы.

А до этого они вдвоем пролезли через дырку в заборе, забрели в магазинчик… Кабалава купил бутылку кагора… Вернулись на станцию. Поднялись в вагон… Кабалава разлил… Она пила… Он это точно помнит. И он выпил… совсем немного выпил, и вагон перевернуло вверх колесами… Потом что-то грохотало и скрежетало, потом он валился вниз, а поезд летел под откос, мотая на себя рельсы, потом Мэлор Кабалава летел в пропасть… или нет — сначала летел в пропасть, а потом поезд кувыркался, несся в небо, бился крышей о луну, сбил ее с небес, и она раскололась-рассыпалась в сверкающие куски… Потом был провал.. Нет, сначала был провал, потом кто-то стоял над ним и жутко хохотал, потом за ним гонялись дьяволы, потом что-то мелькало, за этим — свет померк…

— Где я?

— Пан в хорошем месте. Приоткрыл Кабалава один глаз. Чудовищная боль проколола голову. Лучше закрыть.

— Где я?

Решил глаза пока не открывать, а смотреть сквозь ресницы. Из оранжевой мути приплыло лицо и снова уплыло. Почему-то Кабалава решил, что перед ним польский полковник. Почему польский, он не знал. Просто решил, и все тут. Наверное, усы — точно такие, как у Пилсудского на карикатурах.

— Ты кто?

— Пану не надо горячиться.

— Это ты мне вчера стерву подставил?

— Пусть пан не ругается.

— Это ты меня вчера травил? Я тебя, сука, сейчас пристрелю!

• Предыдущая
• 18/108
• Следующая