Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/180
• Следующая

— А это что за птица? — Тот же голос.

— Вишена-а! Пожарский! Ау-у-у!.. — Это уже донеслось немного сбоку.

Вишену подхватила громадная рука и подняла, казалось, к самому Яриле-солнцу.

Возникло бородатое лицо размером с терем. Но это был не Ярило.

— Боград, — сказал Вишена устало, — это ты, Боград…

— Тарус! Боромир! Подите-ка сюда!

Они искали пропавших Пожарского и Яроша второй час, когда Боград невзначай сшиб коленом диковинную черную птицу. Он и рассмотреть-то ее толком не успел, птица канула в траву, поминай как звали; а под ногами Боград увидал маленького человечка. Рядом с ним из земли торчал крохотный меч.

Первое, что подумал Боград: еще один знак. Такой же, как сбросила Вишене крылатая неведомая тварь.

Тут Боград вспомнил, что «птица» сегодняшняя более напоминает летучую мышь. Случайно ли? Там летучая мышь, только огромная и ночью, здесь нечто похожее, но — маленькое и днем. И еще меч. Неужто снова рубиновый?

Ан нет, на мече искристыми точками зеленели изумруды. Это Бограда подбодрило, и он решительно протянул руку к неподвижному тельцу. Приготовился увидеть себя, все еще думая о знаке. Увидел же Вишену Пожарского.

— Вот тебе и знак! — пробормотал венед удивленно. На зов уже спешили чародей и Непоседа, да и остальные поворотили головы.

Вишена был жив, пищал что-то тоненьким голоском, сидя на ладони, размахивал ручонками. Надо же, чуть выше среднего пальца…

Подоспели Тарус с Боромиром. Чародей сразу все понял, едва взглянув венеду на ладонь; Непоседа с надеждой на него взирал.

— Вот оно что… — молвил чародей тихо. — Коротышом наш Пожарский остался.

— С чего бы это? — спросил Боромир. — Колдовство?

— Похоже. Смотри, Непоседа, он больше, чем мы были, когда с жабой да гадюкой рубились. Но мы-то сами собой стали, а он — гляди…

— Ну?

Чародей задумался:

— Опять сила какая-то нами вертит. Ох, не к добру это, не к добру!

— Может, Базун снова? — спросил Боромир, машинально поглаживая рукоятку своего меча. — Постой! — воскликнул. — А меч-то его где? Меч изумрудный?

Боград разжал другую ладонь. Меч-малютка заблестел на солнце.

— Вот!

Боромир обнажил свой клинок и взял его обеими руками, сравнивая.

— Он! Какой, однако, крохотный…

Изумруды вдруг засветились, но иначе, чем обычно. Свет исходил не из глубин каменьев, а возникал вокруг них; сами же они оставались темными.

Тарус вдруг стремительно протянул руку и взял меч Пожарского двумя пальцами, словно булавку. Глянул на Боромира, на Бограда, на Вишену-коротыша (тот стоял на коленях, держась руками за полусогнутый большой палец венеда), на спутников, кольцом сомкнувшихся вокруг.

— Ну, изумруды, выручайте, — сказал чародей со вздохом и коснулся махоньким камешком на гарде малютки изумруда Боромирова меча.

На миг потемнело солнце. Зеленоватый свет залил все вокруг. Рука Бограда рванулась вниз под чьей-то тяжестью, словно ее задело падающее бревно.

В людском кольце находились четверо: Боград, потирающий ладонь левой руки о колено; Тарус и Боромир, каждый с изумрудным мечом; и еще Вишена, растянувшийся на траве.

Издали донесся тягучий раскат грома. С востока ползла косматая темная туча.

— С возвращением, Вишена, — улыбнулся чародей и помог ему подняться. Путники обрадованно загалдели, видя, что Пожарский жив, хоть и потрепан, и даже улыбается в ответ. Первым делом Вишена взял свой меч, оглядел его восхищенно и сказал:

— Спасибо тебе, друг верный, за службу! — поворотился к побратимам. — И вам, люди добрые, спасибо!

И поклонился в пояс.

Его хлопали по спине, плечам, ерошили русые кудри. Тарус пережидал, когда все это закончится, чтобы порасспросить витязя, ибо тому нашлось бы, что поведать.

Растянувшись цепочкой, стали обшаривать лужайку в поисках Яроша. Вишена на ходу рассказывал:

— …меч мой был ему нужен, твари распроклятой. Уж почти одолел его, а он возьми и взлети, окаянный. Нежданно, я и сообразить не успел ничего. Кабы не Боград…

Тарус слушал, одновременно внимательно глядя под ноги.

— Не похож ли этот красноглазый на тварь, что знак тебе в Черном подбросила?

Вишена уверенно замотал головой:

— Нет, чародей. То была просто летучая мышь, огромная только. А этот боле на человека смахивает, даром что черный. Шипит по-своему, будто разговаривает. Руки у него почти как у нас, четырехпалые, правда. У летучих мышей рук нет — крылья. У этого же крылья на спине, висят, ровно плащ. А уж секирой как махает, будь здоров! Не хуже Славуты.

Чародей хмыкнул. Вишена размышлял, не забыл ли он ненароком чего поведать. Словно кололо что-то: «Забыл, забыл…» Что-то важное. Но что?

И вдруг его осенило:

— Тарус!

Он даже остановился. Стал и чародей, и Непоседа, и остальные.

— Самое главное я и не вспомнил доселе!

Все молча внимали.

— На секире у него изумруд! Я видел!

У Таруса расширились глаза. Похоже, он здорово испугался.

Яроша так и не нашли, сколько ни искали. Канул венед во мрак колдовских напастей вслед за Светозаром. Каждого грызла одна и та же мысль: «Кто следующий?» Схватившись с темными силами, не приходилось уповать на их милость. Три напасти — три потери… Чудом Вишену вызволили, изумрудам спасибо. Однако нечисть долгов не любит. После четвертой напасти недосчитаются двоих — Тарус знал это наперед. И наверняка следующий удар будет точнее: целят в семерку, отмеченную изумрудным мечом. Тарус, Вишена, Боград, Боромир, Тикша, Славута, Соломея… Кто?

Гром гремел все ближе, стоило уйти подальше в лес. Кому охота мокнуть? Путники бойко вышагивали по тропе, надеясь, что Ярош жив, просто потерялся. Но в это верилось с трудом.

Раскаты грома звучали беспрестанно; свинцовая туча заволокла уже полнеба. С востока надвигалась буря.

Даже в Черном Вишена не влезал в такую чащобу, а уж Черное-то приходилось не раз пересекать. Ветер истошно завывал где-то вверху, в густом переплетении корявых узловатых сучьев. Свет едва пробивался сюда, в мир коварного полумрака; оживали густые бесформенные тени, и рука сама хваталась за рукоять меча. Многолетний слой перепревшей листвы глушил все звуки, изредка только звонко хрустела сухая ветка под ногой кого-нибудь из путников. Коренастые силуэты дубов-исполинов, раскинувших могучие руки-ветви, напоминали мрачных великанов, исподтишка взирающих на вереницу людей.

Буря бушевала два дня, и за это время ни одна капля не упала с неба на землю. Грома и молний хватило бы Перуну на целый год, а вот дождь так и не пошел. Оно к лучшему, конечно, зачем лишнее купание? Но странно все же, непривычно — как без дождя?

После они шли, дней десять, не меньше, все по той же чащобе. Боромир хмурился и часто поглядывал на невозмутимого Таруса. Каждый из путников понимал: много прошли, давно уж должны оказаться в дулебских землях, где к югу начинаются бескрайние ковыльные степи, а на западе виднеются горы. Лес и не думал кончаться.

Никто не жаловался. К чему? Однако долгое ожидание новой беды основательно измотало всех. Нервы напряглись до предела.

День сменялся днем, но ничего не происходило. Вернее, все выглядело так, будто ничего вокруг не происходит. Вишена давно заметил, что неподалеку от них беспрестанно шныряют козодои, перепархивая с ветки на ветку. Птица эта скрытная и малоприметная, дневной свет не любит. Неспроста, выходит?

Вишена поведал это Тарусу, тот лишь усмехнулся в ответ и погрозил пальцем: молчи, мол! Усмешка вышла печальная. Позже Пожарский понял, что козодоев видят и Боград со Славутой, однако помалкивают. О-хо-хонюшки, ведь три напасти всего-навсего одолели, три из семи!

«Ладно, — возразил себе Вишена. — Выдюжим и с остальными справимся! Недаром с нами Тарус-чародей да Боромир-Непоседа! Да и прочие не лаптем щи хлебают, руки-ноги на месте, головы ясные тоже…»

Полумрак непролазной чащобы густел, уступая место все более глубокой тьме. Надвигалась ночь. Путники расположились у трех костров, неохотно переговариваясь приглушенными голосами. Нарушать бездонную тишину здешних лесов почему-то совсем не хотелось. Припасов у них почти не осталось, а дичи в этой глуши днем с огнем не сыщешь…

• Предыдущая
• 22/180
• Следующая