Путь прилива - Суэнвик Майкл - Страница 17
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая
Возникла и тут же бесследно исчезла стайка визжащих, хохочущих детей.
Кто-то окликнул чиновника по имени, он обернулся и увидел Скелет. В глазницах черепа мерцал голубоватый свет, под ребрами, нарисованными на накидке, угадывались металлические ребра. Скелет протянул чиновнику кружку с пивом.
— А вас как звать? — улыбнулся чиновник. Скелет взял его за локоть и повел по улице, удаляясь от центра гуляния.
— Позвольте мне сохранить это в тайне. Как-никак, у нас сегодня карнавал.
От черной потрепанной накидки пахло пылью и плесенью — ушлый костюмер, сдавший ее напрокат, знал, что обоняние у двойников довольно слабое, и не преминул этим воспользоваться.
— Я — Друг, и это главное.
Они подошли к мостику через ручей, считавшийся границей поселка. Шум и блеск праздника остались далеко позади; мрачные, без единого огонька силуэты домов еле проглядывали в густой, чернильной темноте.
— Вы нашли уже Грегорьяна?
— Так кто же вы все-таки такой? — спросил чиновник, на этот раз — без тени улыбки.
— Да нет, конечно же, не нашли. — Скелет озабоченно посмотрел куда-то в сторону. — Извините, тут кто-то… Нет, у меня нет времени, чтобы… Ладно, оставим это. — Он снова повернулся к чиновнику. — Жаль, что все так вышло. Послушайте, у меня совсем нет времени. Просто скажите Грегорьяну, что один его знакомый — его спонсор, — скажите ему, когда найдете, скажите ему, что прежний его спонсор готов снова его принять, если он откажется от этой глупости. Вы меня понимаете? Ведь и вы вроде хотите того же.
— А может быть, и нет. Но почему вы не скажете мне прямо, кто вы такой и чего хотите? Не исключено, что мы могли бы объединить усилия.
— Нет, нет, — покачал головой Скелет. — Да и вообще, вся эта моя идея — вряд ли из нее что-нибудь выйдет. Как бы там ни было, если у вас возникнут с ним трудности — попробуйте использовать этот аргумент. Он знает, что мне можно верить.
Скелет пошел прочь.
— Подождите, — окликнул его чиновник. — Кто вы такой?
— Секрет, Вы уж извините.
— Вы его отец?
Скелет обернулся,
— Извините, — сказал он после долгого молчания. — Я должен уйти.
Развязка странной ночной беседы была быстрой и неожиданной. Закутанный в пыльную тряпку двойник покачнулся, почти упал, но затем зафиксировал стабилизирующие гироскопы и застыл в нелепой позе — словно статуя работы какого-то придурочного авангардиста.
Чиновник потрогал его голову, надеясь ощутить еле заметное гудение работающего прибора. Холодный, без малейшего признака жизни, металл. Он побрел прочь — медленно, неохотно, постоянно оглядываясь. Нелепая фигура не шевелилась.
Вновь оказавшись в гуще событий, чиновник допил полученное от Скелета пиво и взял с одного из лотков жареный, хитроумно изогнутый пончик, густо посыпанный сахарной пудрой. Пьяный подросток решительно отмахнулся от денег:
— За все уплачено!
Над его лотком красовался плакат: ПРИЛИВНОЗЕМЕЛЬСКИЙ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ КООПЕРАТИВ. ПРОДУКТЫ ПИТАНИЯ И ЖИВОТНЫЕ СУБПРОДУКТЫ. Чиновник прихватил еще один халявный пончик и пошел дальше, остро ощущая свою чужеродность, ненужность на этом празднике.
Толпа бурлила и кипела, каждую секунду другая — и все время одинаковая, как волны, набегающие на берег. Захватывая внимание, она ускользала от понимания. Лица, искаженные чересчур громким, почти истерическим смехом, лица, чересчур красные, покрытые крупными каплями пота. «Ну что я здесь, спрашивается, забыл? — говорил себе чиновник. — Ничего я сегодня уже не сделаю». Натужное веселье людей, запрудивших улицу, нагоняло тоску и уныние.
А веселье было в самом разгаре. Дети исчезли, пьяные взрослые орали все громче и громче. Сосредоточенно облизывая с пальцев сахарную пудру, чиновник чуть не споткнулся о дерущихся. Двое пьяниц пинали катающегося по земле двойника, ломали ему ребра, отрывали руки и ноги. Несчастный механизм неловко барахтался, взывал о помощи, а затем, лишившись последней конечности, замер и стих, — неизвестно где находящийся оператор вздохнул, посетовал на неудачно проведенный вечер и пошел спать. Чиновник обогнул кучку покатывающихся со смеху зевак и побрел дальше.
Навстречу ему шла — (шествовала! плыла!) — женщина. Сине-зеленый костюм со смелым, глубоким декольте, над гордо поднятой головой раскачиваются изумрудные перья. Владычица Вод? или Океана? или Небосвода? Левая рука придерживает пятнистую, как камуфляжная куртка, юбку — чтобы не волочилась по земле. Яркая, бьющая в глаза красота создавала вокруг этой женщины невидимое силовое поле, толпа широко расступалась, давая ей дорогу. Зеленые, как трава, как изумруд, как душа леса, глаза смотрели прямо на чиновника. «Сердце — это маленькая птичка», — выводил где-то неподалеку нежный и не очень трезвый голос бродячей певицы. Птичка ищет себе гнездо. Зеленая женщина приближалась. Русалка, выброшенная волной на берег.
Чиновник шагнул в сторону, чтобы не путаться у сказочного видения под ногами, — и тут же вздрогнул от прикосновения руки, затянутой в длинную зеленую перчатку.
— Тебя, — сказала женщина. Зеленые огромные глаза прожигали чиновника насквозь, белые, как жемчуг, зубы рвали его на части. — Я хочу тебя.
Она обняла чиновника за талию и повлекла прочь.
Покидая поселок, женщина сорвала с провисшей гирлянды бумажный цветок. Она взяла его двумя руками и опустила в ручей. И тут же на поверхности воды появилось множество цветов, они плыли, вращаясь и грациозно покачиваясь. (Танец цветов, в каком же это было старинном балете?)
И светились. И только теперь, в призрачном этом свете чиновник увидел, что выше перчаток руки ее испещрены звездами и треугольниками, глазами и змеями и другими, совсем уже непонятными символами.
Ундина. Очень подходящее имя. Они прошли по Сырнозаводской дороге, миновали кучку беспорядочно разбросанных домов и углубились в розовый лес. Ползучие плети, усеянные цветами и шипами, задушили здесь всю прочую растительность, они карабкались по мертвым, высохшим деревьям, устилали землю, а кое-где, на полянах, взрывались огромными кустами, напоминавшими издали холмы, густо обрызганные кровью. В воздухе висел тяжелый, приторный аромат.
— Здесь стоило бы вроде немного подрезать, — сказала женщина, пригибаясь под низкой, сплошь усыпанной мелкими розовыми цветами аркой. — Но какой смысл — ведь скоро Прилив.
— Это что, местные? — спросил чиновник, пораженный таким изобилием.
— Нет, что ты, на Миранде роз не было, их завезли с Земли. Дикие, беспородные. Первая планировщица этих мест рассадила их вдоль дорог, для красоты. А потом оказалось, что у этой красоты нет здесь никаких естественных врагов, и пошли милые цветочки в рост и стали глушить все остальное. Вот в этом, скажем, месте они расползлись уже на много километров. Случись такое в Пидмонте — неизвестно было бы, что и делать, а здесь их зальет водой, и дело с концом.
Некоторое время они шли молча.
— Ты ведьма, — сказал чиновник, неожиданно для себя самого.
— Заметил? — В голосе звучала насмешливая улыбка. Острый влажный кончик языка тронул ухо чиновника, пробежал по всем изгибам, исчез. — Я услышала, что ты ищешь Грегорьяна, и заинтересовалась. Я же знаю его с детства, мы вместе учились. Спрашивай что хочешь — я тебе все расскажу. Ну вот и пришли.
На поляне стояла маленькая некрашеная хижина.
— Где он?
— Ты хочешь не этого. — И снова эти изумрудные немигающие глаза. И эта насмешливая улыбка. — Во всяком случае — сейчас.
— Да сколько же у тебя здесь крючков, — сказал он, неумело расстегивая платье. Острый треугольник обнаженной кожи становился все шире и длиннее. При каждом, самом легком, прикосновении по телу Ундины пробегала дрожь. На ночном столике, под сентиментальной голограммой пляшущего Кришны, горела одинокая свеча. Колеблющееся пламя отбрасывало на стены комнаты длинные, глубокие тени. — Ну вот. Кажется, последний.
Ведьма повернулась, подняла руки крест-накрест к плечам и потянула платье вниз. Сперва показались груди — тяжелые, чуть перезревшие плоды с темно-каштановыми черенками, затем — мягкий, округлый живот, глубокая, до краев наполненная темнотой, впадина пупка. Еще немного — и Ундина придержала пятнистую, как лягушачья кожа, ткань.
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая
