Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - Песков Василий Михайлович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая

В каждой зоне земли до появления техники человеку служили: ослик, верблюд, вол, лошадь, олень и на Крайнем Севере, где уже и оленю питаться нечем, — собаки.

Сейчас этот транспорт вытесняют вездеходы и снегоходы. И все же собаки остаются на службе у человека. Экспедиция «Советской России», пройдя по Северу десять тысяч километров, подтвердила надежность собак — «выносливы, делят с человеком риск и тяготы путешествия, скрашивают его одиночество, не требуют бензина и запасных частей».

На этом снимке вы видите руководителя экспедиции Сергея Соловьева с самым выносливым псом упряжки Амуром. Сергей считает: в результате отбора и выучки за большую дорогу его упряжка сейчас — лучшая на всем Севере.

А этот Амур — силач и добряга — основная фигура в упряжке. Правда, первым в цуге ставит Сергей другую собаку, Дружка, — конкурента Амура, «интеллектуала», берущего не силой, а сообразительностью и послушанием. Дружок меньше ростом, но он не пускается очертя голову за зайцем или оленем (Амур это может), знает команды: «хок, хок!» — вперед! «пытьпо!» — направо! «кух! кух!» — налево. На остановках Амур и Дружок ревниво ловят момент вот так посидеть с хозяином рядом, лизнуть его в щеку.

Всего в упряжке обычно восемь — десять собак. Каждая тянет груз, примерно равный своему весу. Таким образом, вместе с нартами он может достигать трети тонны. «Горючее» для транспорта — моржовое, оленье, нерпичье мясо, сушеная или мороженая рыба. Норма — килограмм мяса или два кило рыбы. Кормление — в конце дня, перед ночевкой, ибо «сытые собаки — не работники». Суровые условия Севера иногда заставляют голодать в пути и людей, и собак.

Свой кусок собака никому не уступит, а вся упряжка нетерпима к «сачкам», тянущим груз вполсилы, а также к тем, кто способен украсть.

В экспедиции три собаки, имевшие слабость поживиться за счет другого, были разорваны в клочья. На Севере хорошо знают: «Голодная упряжка может сожрать каюра».

Сергей Соловьев и Амур.

Взаимоотношения человека с собакой в этом суровом содружестве лишены сентиментальности. Каюр должен внушить собакам, кто есть хозяин, должен заставить их слушаться. Только силой можно разнять дерущихся псов, и они запоминают: возмездие за удовольствие подраться неотвратимо, непослушание тоже будет наказано. Команды в несъезженной упряжке поначалу приходится сопровождать применением силы. Но постепенно уже только слОва довольно, чтобы ускорить бег, взять подъем, повернуть в сторону.

Строгие отношения дружбы не портят. Собаки знают и любят каюра. Он, в свою очередь, понимает: нередко сама жизнь его зависит от возможности собак двигаться, и, голодая сам, отдает свою долю пищи собакам.

Таким образом, возникает прочный союз, идущий дальше традиционной дружбы собаки Среди упряжки есть псы особо преданные — «возвращенцы». Они вовремя замечают: каюра на нартах нет (нечаянно соскользнул, столкнуло торосом). Пес-«возвращенец» вернется, найдет каюра, не даст остаться ему (часто на верную гибель) среди холодной пустыни. Известен случай, собаки притащили к жилью сломавшего ногу погонщика на куске шкуры.

Отношения с окружающим миром у ездовых собак не всегда предсказуемы. Голодные, они могут ринуться к туше убитого зверя, и их невозможно остановить. При виде волка (наблюдения экспедиции) они боязливо поджимают хвосты, а заяц может в них пробудить столь великий азарт, что каюр теряет над ними всякий контроль.

У собак, выраставших на побережье Чукотки и никогда не видавших оленей, эти животные вызывали кровожадный инстинкт. Несколько встречных оленей были ими разорваны. Увидев издали стадо или упряжку оленей, участники экспедиции направляли свой лающий транспорт в обход.

Для езды в упряжке народами Севера выведена специальная порода собак — ездовая лайка. Это густошерстные, мускулистые, приземистые собаки, способные притереться, сплотиться в упряжке, тянуть нарты и слушаться человека. Запрягают их в разных местах по-разному: цугом (друг за другом) или веером.

В экспедиции все шесть упряжек шли цугом, как были приучены на Чукотке. Собаки этого края показали себя лучшим образом. Две трети из них прошли со своей родины весь путь до Мурманска.

По наблюдениям участников экспедиции, селекция ездовых собак в последние годы запущена, и хорошего пса почти всюду добыть было трудно. В пути приходилось вести выбраковку, пополняя упряжки дареными и покупными собаками. «Цена хорошей ездовой собаки 30–40 рублей. Но такие псы, как Амур, всегда остановят на себе особое внимание.

И на «аукционе», который стихийно может возникнуть среди охотников, цена в азарте может подняться до пяти-шести сотен рублей».

В экспедиции, в самом ее начале, был один только по-настоящему опытный каюр. В конце же пути собачий поезд отлажен был до желанного совершенства. Стремление работать у хорошо съезженной, неутомленной упряжки является потребностью. Собаки немедленно вскакивают, если видят хозяина на ногах возле нарт. Но, оказавшись в упряжке, они поднимают ревнивый неистовый лай, если часть их собратьев бегает на свободе.

«По хорошему насту в апрельский день наши упряжки могли пробежать за один переход более ста километров. Но наилучшая, не изматывающая собак, «крейсерская скорость» — 60–70 километров, — сказал Сергей. — Приходилось беречь и лапы наших друзей. По насту они их стирали. В дело пошли чулки из капрона, загодя заготовленные».

В большом северном переходе многое было испытано. Великолепно выдержали испытания и собачьи упряжки — надежный транспорт, способный кое-где конкурировать с вездесущим мотором.

 _{Фото автора. 17 июля 1983 г.}

(Окно в природу)

Я лежал в сухих травах, караулил переход из леска через тракт двух лосей. И вдруг прямо над головой прошуршала и села на провода черная туча. Скворцы! Их было не меньше тысячи. Четверть минуты стая сидела молча, потом вдруг сразу заверещала, засвистела, защелкала — нестройный, негромкий, вполголоса хор. Общая, но будто спросонья приглушенная песня. Пролетающий кобчик стаю спугнул, но, мелькнув причудливой сетью, скворцы снова сели на провода.

И опять верещанье…

Время песен — весна. С сенокосом птицы стихают. Но осенью вдруг наступает пора, когда вновь слышишь песню. Поет у дуплянки скворец. Глухо бормочут где-нибудь на опушке тетерева, ворона вдруг начинает по-весеннему каркать, пригибаясь на ветке.

Но песни все-таки не весенние. Без большого азарта, вполголоса, как будто вспоминая весну, поют по осени птицы. В это же время, случается, зацветает вдруг груша, на яблоне появляется цвет. Стоишь озадаченный… «Совпаденье осенних и весенних температур ввело в заблуждение грушу», — скажет биолог. Верно.

Похоже объясняют и поведение птиц. Но поэты на эти явления смотрят иначе. Им кажется: все живое грустит о весне, все хочет ее повторенья.

Примиряющая всех истина состоит, наверное, в том, что осень тоже дарит нам дни и часы с весенними всплесками жизни.

_{Фото автора. 27 августа 1983 г.}

В Хакасии, в Абакане, встретил я друга-воронежца, осевшего в этих краях с года окончания института и прошедшего путь в лесном деле, как говорят, от лейтенанта до генерала.

Прямо после объятий Николай Николаевич взялся меня укорять: «Как же так… ваша газета… не заметить такое дело».

В июле в Шушенском (том самом Шушенском!) проходил всесоюзный слет школьных лесничеств. Николай Николаевич жил этим делом целое лето, много сил положил, чтобы слет удался по всем статьям, и был огорчен, что газеты шушенский слет проглядели. «Поедем-ка, покажу, где это было…»

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая