Шекспир мне друг, но истина дороже - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/58
• Следующая

Ни по одному из известных Озерову номеров никто не брал трубку, и они так бы и уехали несолоно хлебавши, если б не заведующая литературной частью. На ходу отряхивая снег с пальто и платка и сильно топая ногами, она вошла в вестибюль, поздоровалась и сказала вахтеру негромко:

– Дядя Вася, это гости из Москвы, пропустите.

– Вот спасибо, – пробормотал Озеров. – А то мы уже надежду потеряли.

Она покивала, не слушая, и пошла по вытоптанным мраморным полам в сторону лестницы, видневшейся за поворотом. Подол длинной юбки был весь забрызган грязью.

– Никаких новостей нет? – спросил Федя с жарким любопытством. – Не знаете?

– Какие же новости? – под нос себе пробормотала бледная и какая-то одутловатая заведующая литературной частью. Федя мог поклясться, что она всю ночь рыдала. Может, у нее с режиссером Верховенцевым были особые отношения? Кажется, так это называется в пьесах! – Что за напасти на нас, да еще так неожиданно! Бедный Юрий Иванович. Они с Верховенцевым не то чтобы дружили, но понимали друг друга хорошо. А это важно, очень важно для театра, когда главный режиссер и директор выступают единым фронтом. У нас ведь мир очень сложно устроен, очень. Все нервные, тонкие, талантливые.

Они поднимались по лестнице, голоса гулко отдавались от стен. Федя хотел спросить, точно ли талантливы все до единого, но вместо этого спросил:

– А из-за чего вчера скандал случился?

– Боже мой, да не из-за чего, – сморщившись, сказала Ляля. – Самая обыкновенная свара! Валерия Дорожкина по ним большая мастерица.

Она потянула дверь и пропустила их вперед:

– Юрий Иванович, Юрий Иванович! – Она выговаривала «Юриваныч». – К вам пришли!

Дверь из приемной, где давеча за шкафом рыдала Кузина Бетси, в директорский кабинет была распахнута и подперта фигуркой чугунного бульдога, чтобы не захлопывалась, и за ней происходило какое-то движение, как будто Юриваныч бегал туда-сюда.

– Мы к вам!

Директор стоял возле высокого книжного шкафа и на пол выбрасывал из него книги. Выбросив некоторую часть, он перебежал к столу, выдвинул ящик, полный бумаг, вывернул его на ковер, стал перед ним на колени и начал перебирать бумаги.

– Юриваныч, – едва выговорила Ляля, – вы… что?!

– Может, помочь? – сунулся Федя Величковский. Он мигом содрал куртку с плеч, подбежал к директору и присел на корточки. – Что мы ищем?

Лукин мельком взглянул на доброжелательную и заинтересованную Федину физиономию, но, кажется, его не заметил.

– Ляля, родимая ты моя! – Голос у него дрожал. Озеров подумал быстро, что бутыль с нашатырем далеко, в костюмерной. Послать, что ли, Федю? – Где же они? Все обыскал – нету!

– Что? Что вы потеряли?!

– Деньги, – сказал Юрий Иванович и странно перекосился, как будто делал усилия, чтобы не зарыдать. – Все деньги пропали!

– Подождите, какие деньги? – Это Озеров спросил.

Директор боком сел к столу и сорвал с переносицы захватанные очки.

– Вы кто? Вы ко мне? Я не могу, я сейчас не принимаю! Ляля, деньги украли!

Он вскочил и побежал к книжному шкафу – Озеров посторонился, пропуская его.

Ляля вдруг сообразила, ахнула и двумя руками прижала ко рту платок:

– Те?! Те деньги, Юрий Иванович?

Он несколько раз с силой кивнул. Книги с глухим стуком падали на пол. Озеров понимал, что случилась какая-то новая катастрофа, не хуже вчерашней.

– Тук-тук! Можно к вам, Юрий Иванович?

Максим прошагал к двери и аккуратно прикрыл ее перед носом посетительницы.

– Чуть попозже зайдите. У нас совещание.

После чего взял директора под руку, подтащил к креслу и силой усадил. Лукин порывался вскочить.

– Я Максим Озеров, я должен записывать у вас спектакль. Объясните, что случилось.

Федя Величковский из невесть откуда взявшейся темной бутылочки накапал в кружку вонючих капель и сверху долил воды. Директор выхватил у него кружку, глотнул, поперхнулся и стал кашлять. Ляля проворно копалась в бумажных завалах.

– Деньги, – прокашлял директор. Лысина у него побагровела. – У меня в сейфе лежали деньги, пять пачечек!.. Банковские пачки, запечатанные. До вчерашнего дня на месте были, а сейчас… пропали! Пропали! Может, я их переложил?.. Да не перекладывал я! Ляля, родимая, ведь пятьсот тысяч!..

– Вы точно не перекладывали, Юриваныч?

– Вроде нет! Да нет, зачем я их буду куда-то перекладывать?!

– В этом сейфе они лежали?

Директор горестно покивал:

– В самом дальнем уголке. Вон за теми папками! А теперь там пусто! Пропали, украли! Ляля, что мы будем делать?!

Максим подошел и посмотрел внутрь большого несгораемого шкафа. И Федя подошел и заглянул. И туда-сюда покачал бронированную дверь.

– У кого еще есть ключи?

– Какие ключи? Ах, ключи! Дома у меня запасные и еще у главного режиссера были, а больше ни у кого! Даже у Тамары Васильевны нету. Мальчики, что теперь нам делать?

Озеров сел за стол напротив директора и сказал очень спокойно и твердо:

– Давайте обсудим ситуацию. – Когда он говорил так спокойно и твердо, его все слушались и приходили в себя. – Вчера вечером деньги, пятьсот тысяч рублей, были на месте. Правильно я понимаю?

– Абсолютно, совершенно, родимый мой.

– Сегодня вы пришли в кабинет, и… что? Сейф был взломан?

– Боже сохрани, ничего не взломан, в полном порядке сейф. Он был заперт, я его открыл вот этими самыми ключами, – Юрий Иванович показал на связку, которая болталась в замочной скважине. – Я вынул личное дело Бочкина, просто чтобы подготовиться к составлению некролога…

– Как, Бочкин тоже умер? – издалека удивился Федя.

– Боже мой, Бочкин – наш главный режиссер! Он вчера трагически скончался. Виталий Васильевич Бочкин.

– Верховенцев это псевдоним, – объяснила Ляля.

От всех потрясений, случившихся за последние сутки, ее не держали ноги. Она присела на первый попавшийся стул, взяла кружку, из которой пил директор, и тоже сделала несколько глотков.

– Вы не понимаете, Максим Викторович, – вдруг сказал директор, и Озеров удивился, что Юрий Иванович его вспомнил. – Вы не до конца понимаете. Эти деньги… не простые, золотые они. Вот так и есть. Мне их передал один меценат, очень большой человек в области. Он наш покровитель. Не просто так передал, не с глазу на глаз, а прилюдно, на собрании!..

– Это деньги на ремонт крыши, – пояснила Ляля. – У нас крыша в очень плохом состоянии, а бюджет… сами знаете, какой у театров бюджет. Нас весной стало затапливать, так мы всем театром декорации спасали, архивы. По ночам дежурили.

– Все лето деньги искали, кланялись, просили. Это непросто, никто не дает. Я и в мэрию, и в администрацию, – Юрий Иванович горестно махнул рукой. – Никто раскошеливаться не хотел! А этот… дал! Полмиллиона тютелька в тютельку! Мы до снега хотели работы провести, начали уже, и тут!.. Главное, вы понимаете, я и не заметил, что их нет. Я личное дело достал, и только пото-ом!..

– Если сейф не взломан, значит, его открыли ключами, – сказал Федя Величковский. Он как будто обнюхивал толстую дверь, потом засунул голову внутрь. – Ваши запасные ключи на месте? Дома?

– Родимый ты мой, откуда ж я знаю!

– А ключи режиссера Бочкина? То есть Верховенцева?

– Так его же в морг вчера забрали. Господи, какое несчастье, какое несчастье!

– Юрий Иванович, надо специалистов вызвать, – предложил Озеров с сочувствием. – Компетентные органы.

– Не могу я органы вызывать, Максим Викторович. – Директор стал галстуком протирать очки. – Никак не могу. Это дело тонкое. Меценат наш не простит. Он и так не простит, а если уж я полицию подключу! Он ведь, понимаете, мне из рук в руки их отдал. Без всяких расписок, записок. Он человек такой… особенный, непростой.

– Бандит? – уточнил Федя Величковский, хотя все было и так понятно.

Юрий Иванович грустно нацепил очки.

– Непростой человек, – повторил он. – Очень любит наш театр. В трудовую книжку я к нему, знаете, не заглядывал, что именно там значится, бандит или депутат! Не знаю и знать не желаю. Он нам всегда помогает. Он всегда участвует! А тут такое неуважение, такая катавасия! Полмиллиона, шутка ли!..

• Предыдущая
• 11/58
• Следующая