Моряна - Черненко Александр Иванович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/77
• Следующая

Пелагея не спеша скинула полушубок и принялась раздевать ребят.

— Чего там, спрашиваю?

— И слушать не пожелал, — всхлипнула Пелагея. — Сатана!.. Я и так и эдак к нему, а он молчит, словно рыбина безголосая. Почитай, полдня крутилась у них. Чтоб ноги совсем отнялись у него!..

— Сам пойду! — решительно заявил Коляка, поднимаясь со стула. — На погибели был! Мог совсем пропасть! А он...

И, пошатываясь, ловец двинулся за полушубком.

— Переждал бы! — жена умоляюще взглянула на Коляку. — Отошел вот немного. А то хвороба может еще вернуться.

— Ко мне не воротится! Скорей к его ногам пристанет! — и Коляка вышел из горницы.

Порывы острого, просоленного ветра остановили его, и он расслабленно прислонился к забору. Постояв минуту-другую, Коляка нетвердо зашагал и, свернув в глухой переулок, чтобы не встречаться с ловцами, многие из которых уже знали про его историю с Турками, задами направился к дому Краснощекова.

У Захара Минаича он застал Кузьму, дядю Анны Жидковой — плечистого, с огненно-рыжей бородой ловца.

Они, должно быть, не слышали, как вошел в горницу Коляка.

— Ну, что ж, — сказал, вставая, Краснощеков. — По дедовскому житью и обычаю надо помолиться.

За ним встал Кузьма, и они начали усердно креститься на множество икон, которые, будто иконостас в церкви, были расположены по обеим сторонам правого угла.

Коляка осторожно, на цыпочках, отступил назад, в сени, вышел на улицу и стал прохаживаться вдоль забора.

Когда Кузьма ушел от Краснощекова, Коляка немного переждал, а потом быстро двинулся во двор; навстречу ему из-за сетевого амбара показался Илья.

— А батька где?

— Тут он, — кивнул на амбар сын Краснощекова.

Коляка подошел к амбару, — оттуда терпко пахло сетями, солью, канатами. Видно было, как на вешалах висели несчетные богатства сетей, а на полу лежали вороха добротнейших неводов.

— Захар Минаич!

— Кто там?

— Я!.. — Коляка, устало придерживаясь за косяк, заглянул в амбар.

Из-за навесов сетей вышел Краснощеков. Сердито лязгая железным засовом, он глухо спросил:

— В чем дело?

Не зная, с чего начать, Коляка переступил с ноги на ногу и невнятно заговорил:

— Вот... Стало быть... Подсчитаться...

Вешая на дверь редкостный, в полпуда весом, замок, Краснощеков повернулся к ловцу.

— За что подсчитаться-то? — и он скосил глаза на Коляку. — За срамоту, что ли, которую возвел на меня?

— За белорыбку, Захар Минаич!

— Какую?

— Тебе же сдавал, Захар Минаич. Немного осталось там за тобой. На лов я собираюсь.

Сунув в карман ключи, Краснощеков зашагал было в сторону конюшни.

— Подсчитаться бы, Захар Минаич! — настойчиво заявил Коляка, преграждая ему путь.

— Чего? А с кем я буду подсчеты вести за коня, которого ты загубил?

И, не желая больше разговаривать с ловцом, Краснощеков отряхнул пышную, по пояс, бороду и шагнул обратно к сетевому амбару.

— Захар Минаич! — взмолился Коляка. — Пойми же ты!

Отпирая замок, Краснощеков зло сказал:

— Не хочу больше разговаривать! Балда ты!.. Оскандалил меня на весь мир. Коня загубил... — И, сбросив замок на землю, он настежь распахнул дверь, шагнул в амбар.

— Захар Минаич! — вспылил Коляка, но чувствуя всю безысходность своего положения, примиряюще заговорил: — Ежели того... в самом деле чего с конем, подсчитай, Захар Минаич... И принимай меня на лов. От тебя пойду в эту путину.

— Не нужен ты мне!.. — гневно выкрикнул Краснощеков. — Валяй домой, к жинке, на печку!

— Ага! Так ты? — Коляка вдруг подскочил к амбару и что есть силы ударил кулаком по дверям. — Так?! Ладно!.. В суд подаю на тебя и на Турков. Чуть не до смерти дело дошло! За измывательства по головке не погладят! Теперь не царские времена!.. А кто лошадь давал на обор чужих оханов и краденую рыбу принимал? Кто?.. И тебя к ответу!

Краснощекова словно кто подкосил: он присел на приступки, обхватив внезапно омертвевшие ноги.

Из дома на шум выбежала Марфа; из конюшни спешил на помощь Илья.

Коляка, отступая к калитке, неистово кричал:

— В суд, в суд потащу!.. В тюрьму загоню!..

Илья и Марфа, подхватив Захара Минаича подмышки, поволокли его по двору в дом.

— Я вам покажу, — грозил Коляка, — как над человеком измываться! Покажу! Попомните! К Андрей Палычу с жалобой пойду!..

Хлопнув калиткой, он торопливо зашагал на берег.

Мимо прокатил тележку с горой сетей Цыган — огромный ловец с черным, как уголь, лицом и кудрявыми смолистыми волосами. Он вогнал тележку в воду, под борта своей реюшки. У Цыгана отменные непромокаемые, по пояс, бахилы. Сдвинув на затылок шапку, он вошел повыше колен в воду и стал перекладывать сети из тележки в реюшку. Ему помогал худенький сынишка Кирюха.

С Кирюхой Цыган ходил в море, начав его брать на лов еще с семилетнего возраста. Все удивлялись, как это Цыган управляется один, — он никогда и ни с кем не сходился на совместный лов, никогда и ни у кого ничего не занимал, зря никуда не ходил и в досужее время сидел дома безвылазно, словно лягушка в ильмене. А если случалось несчастье — штормяк или отзимок уничтожали его справу, — Цыган закидывал на спину котомку и уходил на заработки в город. Жена и ребята его несколько месяцев сидели без хлеба, на одной рыбе, и не знали, где их кормилец, что с ним... Цыган недосыпал и, подчас тоже впроголодь, катал на пристанях бочки, таскал тюки, мешки, тес.

Когда работы в родном городе не было, он ехал в Царицын, бывал не один раз в Саратове, в Самаре, даже в Нижнем Новгороде.

Через три-четыре месяца, а иногда и через полгода, Цыган, исхудалый и оборванный возвращался в Островок и обязательно с сотней целковых в кармане. Опять заводил он свою справу, опять становился сам хозяином и, сумрачно усмехаясь, довольно говорил про себя: «Мне чужого не надо, но и моего не бери...»

Цыган был жаден до работы: он просиживал за меткой сетей по целым суткам, ни разу не поднимаясь с табурета.

— Не сбивай с дела! — сердито кричал он на жену, если она звала его обедать или ужинать.

Когда же от усталости тупо ныла спина, он, как уверяли ловцы, подпирал ее ухватом и так снова мог просидеть еще целые сутки.

«А вот и не разбогатеет, как Краснощеков, — внезапно подумалось Коляке. — А работает, будто вол или верблюд какой... И день и ночь... А Захар Минаич?..»

И Коляка припомнил, как наживал состояние Краснощеков: обором чужих оханов, обловом запретных ям, скупкой краденой рыбы.

«А как же мне-то быть? Ведь пора и на лов... Чего ж делать? Куда податься? — и он нетерпеливо распахнул полушубок, словно было ему нестерпимо жарко. — В относ угнало бы, как вон Ваську Сазана, и то легче, чем мыкаться здесь...»

Он остановился и растерянно посмотрел вокруг.

В затишке, за дубными котлами сидели ловцы, негромко о чем-то разговаривая. Коляка подошел к ним, невесело приподнял шапку.

Ему взволнованно ответил Яков Турка:

— Здравствуй, Николай Евстигнеич! Здравствуй!..

Другие ловцы будто и не заметили Коляку, — они с увлечением слушали приезжего человека, который рассказывал про город:

— ...Арестовывают там, други мои, всех, кто любит хозяевать, кто хочет горбом своим нажить себе домишко или другую какую надобность... Дело тут не во власти, конечно, а в комиссарах, в коммунистах этих. Власть-то, она — наша, сами мы ее выбираем. Она ведь — вы, должно, слышали — арестовала и комиссаров некоторых. Вот где гвоздочек-то забит!..

Лихо подмигивая, он то и дело выхватывал из кармана тяжелый серебряный портсигар и щегольски раскрывал его:

— Закуривай, ловцы-молодцы!

Когда папиросы кончились, он вынул новую пачку, вложил ее в портсигар и, как бы нехотя, сказал:

— Рассказываю я вам, а вы, наверно, и сами уже знаете про все это из газет.

— Газетки! — выкрикнул Макар-Контрик, по-всегдашнему потрясая измочаленной газетой. — Путина на носу, в море выбегать надо, а в потребилке муки нету. Пряжи нету, сетки нету! А газетки всё свое: снабдить, мол, ловца в море всем, чем ни на есть!.. Снабжать-то, верно, Захару Минаичу да Алексею Фаддеичу придется. Газетки!..

• Предыдущая
• 50/77
• Следующая