Мемуары сорокалетнего - Есин Сергей Николаевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/100
- Следующая
Так же мы поступили и с дефицитом — с коврами, с автомашинами, с путевками.
Затем мы подошли и к гласному распределению премий, донеся до всех мысль, что премия — это не механическая прибавка к зарплате, а пре-ми-я за хорошую работу, за работу, которую человек делает скорее и лучше, чем от него требует штатное расписание. А чтобы не ходили кривотолки, вывешивали четкие мотивировки, за что премию выдали и за что ее лишили.
Это все как-то сразу отрубило коридорные разговоры о произволе администрации и в первую очередь молодого директора. На авансцену внезапно вышли иные герои. Сначала они пугались пристального света рампы, а потом задвигались веселее, заговорили громче и начали диктовать фабрике и иной стиль внутренней жизни, и другой темп работы. И тут мы получили переходящее знамя как победители соцсоревнования в районе. Все шло хорошо, погода стояла безоблачная. Но как иногда бывает в хорошую погоду — внезапно разразилась буря.
Руководить — это предвидеть. Правильно было сказано. Золотые это слова. Руководитель обязан предвидеть даже мелочь: стоит ли ему выпить рюмку водки для контакта с коллективом или сказать свое твердое и решительное «нет». Он не должен, как наш белобрысый балбес, наш великий композитор, наш Шостакович, Мусоргский, Бриттен и Зара Левина, колебаться в проведении своей генеральной линии, шарахаться от «ля-бемоль» к «до-диез», от несусветного либерализма к директорской строгости. Уж если пропустил рюмку, держи ответ по всей строгости нашего закона. Не прячься за спины товарищей и начальства. Но тут и Констанция Михайловна тоже хороша. Жадность, она к хорошему не приведет. Свой юбилей надо отметить как следует, не считаясь с затратами и не скрывая своего прибытка. Уж если такое дело, круглая дата — шестьдесят тщательно скрываемых лет, то нечего и делить всех гостей на чистых и нечистых. Я представляю, созвала она к себе домой в гости всех своих интеллигентов, разоделась, несмотря на возраст, в платье с разрезом до пупа, все свои нацепила побрякушки, в левой руке зажата между пальцев длинная сигарета, правую руку с желтыми от никотина ногтями она сует в уста всем приглашенным. Для интеллигентного гостя и стол соответственный: и рыбка, и икорка, и не разведенный в бутылках спирт, а «Пшеничная» и коньяк. У, дурища, все сервизы небось повытаскивала для своих Кобзонов и Магомаевых нашего областного масштаба. Майонезу килограмма два извела. А когда для товарищей по работе, сослуживцев устроить маленький праздничек по поводу юбилея, все по дешевке, встоячка, всухомяточку, в рабочей комнате. После работы два торта по три рубля принесла, не поленилась — в сумке притащила холодец, порезанный кусочками, со вчерашнего праздника, и в двух литровых банках с пластмассовыми крышками остатки салата с барского стола. На водку, на «сучочек» не поскупилась. Как же, бескорыстной героиней решила стать, любимицей народа в пику ненавистной Александре Денисовне с ее скромным тортиком, московскими сухариками и черничным самодельным вареньем по дням рождения. И себя подвела, и директора против себя восстановила, и мне досадные хлопоты.
Видите ли, на худсовете она объявила, что сегодня ей, старой крашеной дуре, исполняется некоторое количество лет — будто все могли подумать, что тридцать или тридцать пять, а не под семьдесят — и вот по этому случаю просит она пожаловать всех ее товарищей по работе на чаепитие к ним в отдел. Все и пожаловали. Несколько заробели все от закуски, а тут из столов выплывают и стаканы, и горячительное. А ведь человек двенадцать пришли: главный инженер и председатель месткома и начальник ОТК. У нас на фабрике такого еще не было, чтобы в столь обширном обществе при начальстве да принародно распивать напитки. Все мнутся: вроде пришли на чай, чтобы почтить почетную даму, а тут некий сабантуй, замечание никому сделать неудобно, да вроде и выпивки только для приличия — две бутылки. Что две бутылки на двенадцать человек, из которых две трети начальствующих, а значит, привыкших к стрессовым ситуациям мужиков? Тьфу, только растереть, только слегка освежиться. В общем, заробели мужики, но делать нечего, надо поднимать стаканы. И в этот момент — нежданный гость, белобрысый болван, государственный наш человек, наш аскет и бессребреник директор просовывает голову в дверь. Водки ему захотелось, курьей голове, торта из кулинарии, на крайний случай? Нет! Шел по коридору и своим музыкальным ухом услышал голоса. Домой уже шел, по мамочке, видите ли, соскучился, которую уже неделю не видел, потому что каждый день сидит на работе по четырнадцать часов, уходит из дома, когда она еще спит, а приходит после программы «Время». Мордочку, конечно, у директора свело, когда он увидел на столе «белую головку» — как же так, во вверенном ему предприятии, в служебных кабинетах — и такой разгул! Так выскажись тогда, запрети, прояви отеческую волю и строгость. Но он вокруг посмотрел, люди стоят старше его, да и бутылок только две, а тут еще Констанция Михайловна зазвенела всем своим бранзулетом, загримасничала нарисованной физиономией, улыбкой стала выражать любовь и подобострастие и в конце концов втянула прямо за шарф директора из коридора в комнату. Ну а втянула, сразу ему стакан в руки.
Но директор и тут очень кривился. Здесь произнесли тост за вечную женственность и красоту замечательной юбилярши. Мужчины и присутствующие дамы хряпнули до дна, и лишь слабонервный директор — от моего ненавязчивого взгляда не укроется ничего, — лишь директор только поднес стаканчик к губам и, даже не пригубив, аккуратным таким манером, я бы даже сказал, деликатно, скрытно поставил стакан на подоконничек. Так же незаметно и ушмыгнул директор. Только перед самым уходом блеснул глазами на начальника ОТК, Игоря Константиновича, дескать, вы уж, Игорь Константинович, приглядите, чтобы все, не ломая, естественно, торжественного праздника, немедленно закончилось и все разошлись по домам.
Так оно и случилось. Очень скоренько все мы закруглились, оставшиеся мужики быстро разошлись, кроме Игоря Константиновича, который вроде бы дотошно приглядывал за эвакуацией пиршественного стола и сотрудников. Все вроде покинули помещение, только Констанция Михайловна тянула время: увязывала баночки с недоеденным продуктом, кусочки торта из двух коробок складывала в одну. Может быть, она еще один юбилей собирается где-нибудь проводить, подумал я. Собрала она все стаканы и тихо, мирно собралась идти мыть в туалет. Тут Игорь Константинович тоже — боком, боком — покинул поле битвы. А что делать мне? Не буду же я всем демонстрировать свои особые чувства к Констанции Михайловне? Вот и вышел вместе с Игорем Константиновичем из здания. Дошли до метро и там простились.
Но, оказывается, Констанция Михайловна просто так не ушла. Ей, видите ли, необходима любовь и популярность не только у дирекции, но и в производственных целях. Через десять минут после того как мы покинули помещение, там опять стоял дым коромыслом. Развязала Констанция Михайловна все баночки, из кусков двух тортов сделала один, вроде почти непочатый, все вина слила в бутылки, достала из стола спирт, развела его и в первый же короткий перерыв во второй смене покликала нужных людей из производственных цехов: двух девочек из ОТК, мастера реставрации, Марину Александровну — мастера-штамповщика, члена соцбытсектора месткома, фельдшерицу из медпункта, та тоже в пузырьке из-под микстуры принесла спиртику, и других позвала нужных людей из рабочего класса. Как и с первой партией, поостаканились, но тут Констанция Михайловна себя вроде бы за рабочий класс выдавала, за рабочую косточку, борца за справедливость, чуть ли не за потомственную фабричную девчонку. Потомственные-то выпили по наперсточку, съели деликатно по кусочку торта и удалились по своим рабочим местам — им план надо выполнять, а потом, знают, приди домой нетверезая, услышит запах мужик и не посмотрит, что член месткома, так врежет, неделю придется хвастаться подругам синяками: «Муж приласкал».
- Предыдущая
- 34/100
- Следующая
