Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/59
• Следующая

– Пыжов Трофим, – сказал Маркел. – Князя Семена человек. Он у тебя вчера был. И ты ему платок пожаловал.

– Какой еще платок?! – негромко, но очень сердито спросил Ададуров. – Да что ты мелешь, пес?!

– Я не мелю, – сказал Маркел. – Я только повторяю то, что мне дядя Трофим сказал.

– А чего он, этот твой дядя, сам за себя не скажет?!

– А он сказать уже не может.

Ададуров помолчал, а после с опаской спросил:

– Что с ним?

Маркел вместо ответа медленно перекрестился.

– А! – тихо воскликнул Ададуров и тоже перекрестился. И опять молчал.

– Что «а»?! – сказал Маркел. – Хочешь знать, что с тем платочком?

– Каким еще платочком, пес?! – очень сердито, но зато только чуть слышно спросил Ададуров и еще сделал знак, чтобы Маркел подошел к нему ближе.

Маркел подошел и тоже очень негромко продолжил:

– С тем самым платочком, боярин, который ты ему вчера пожаловал. Так вот пропал тот платочек! Я не знаю, где он. А если его вдруг кто найдет да развернет, ох, сколько разговоров после будет! Чей это платок, будут гадать. А если вдруг узнают? Он же вышивной был, я же видел!

– И что? – тихо спросил Ададуров.

– А вот что, – так же тихо ответил Маркел. – Пособи мне, боярин, найти тот платочек. Когда дядя Трофим домой вернулся, платочка при нем уже не было. Я сам смотрел! А он ничего уже не говорил. Он только успел сказать «Шапка!» и помер.

– Чего он вдруг помер? – спросил Ададуров.

– Не помер он, – сказал Маркел. – Зарезали его, вот что!

– Как это вдруг зарезали?

– А очень просто. У нас во дворе. Выскочил вдруг человек и ножом его вжик – и зарезал! И через тын к Бельскому.

– А! – хищно сказал Ададуров. – К нему! Я так и думал…

– Почему?

– Так, почему-то вдруг почуялось, – без всякой охоты сказал Ададуров. Потом еще сказал: – Караулил тот его.

– А раньше почему не караулили? – спросил Маркел.

– Ну, мало ли, – ответил Ададуров. – Может, такой нужды не было.

– И вдруг появилась! – воскликнул Маркел. – Только ты дал ему платок и только он сходил с ним на посад, так сразу появилась! Га! Я к нему кинулся, вот тут сразу залез, а там нет ничего. А он улыбается и говорит: «Шапка, Маркелушка, шапка!» И помер.

– Какая еще шапка?! – спросил Ададуров.

– Вот и я тоже хочу, узнать, какая, – ответил Маркел. – Но сперва я хочу узнать, куда пропал платок.

– Ну! – тихо сказал Ададуров. – Я-то откуда могу это знать?

– Но ты же знаешь, куда он ходил?! С тем платочком не ко всякому пойдешь, ведь так?

– Ну, может быть… – ответил Ададуров.

– И вот он пошел, – продолжил Маркел. – С твоим платком. Сам знаешь, для чего! А еще мне знающие люди говорили, что он пошел в Китай-город. А теперь скажи: кто в Китай-городе живет, кому бы он мог этот платок снести? А если даже бы и снес, то разве бы оставил там? Или, может, просто потерял и теперь этот платок валяется там где-нибудь под лавкой и вдруг его там кто найдет?

Ададуров молчал. Тогда Маркел продолжил:

– Если тот платок найдет недобрый человек, тогда быть беде. А вот если б я его нашел, то сразу бросил бы в печь. Пусть горит! А с нами крестная сила!

Сказав это, Маркел перекрестился. Ададуров помолчал, подумал, а потом заговорил – опять чуть слышно:

– Я думаю, что он, скорей всего, ходил к Домне Козлихе. И это уже не Китай-город, а еще дальше, за ним. На Кулишках, вот где это, за Николой Чудотворцем в Подкопаях, там все ее знают. Так и спрашивай: Домна Козлиха. А ей скажешь так: тебя Яремка плешивый прислал. Не Федька, а Яремка, понял?

– Какой еще Яремка? – спросил Маркел.

Ададуров ничего на это не ответил, а только приподнял шапку и немного склонил голову. На темени у него и в самом деле была небольшая плешь. Маркел молча кивнул. Ададуров надел шапку и прибавил:

– Но если тебя возьмут и ты станешь юлить и, паче того, на меня наговаривать, то я скажу, что платочек у меня украли, а то, что в платочке, отщипнул Трофим, когда государь еще не прибран был. Он же хотел отщипнуть, ты сам это слышал. Слышал, а не донес! И тебя за укрывательство на дыбу! И Ефрем там тебе не спустит! А Шкандыбин, который сюда прибегал и про лопаря выспрашивал, Ефрему еще и доплатит, чтобы тот тебя крепче сек. И засекут тебя! Так что не стой, Маркел, я помню, как тебя зовут, не стой, а беги в Подкопаево, к Домне, пока еще не поздно. Ну! – И он даже махнул рукой.

Маркел развернулся и пошел к двери.

– Вернешься, придешь и расскажешь, – сказал Ададуров.

Но Маркел на это даже головы не повернул, а как шел, так и вышел оттуда.

А дальше было так: тот самый жилец отвел Маркела вниз, к рундуку на первом этаже, и ждавший там Михайлушко повел Маркела обратно. Вначале было просто темно, а после опять стало душно, и Маркел подумал, что это они проходят мимо портомойни, значит, уже почти пришли. Так оно вскоре и случилось – Михайлушко остановился и вполголоса окликнул:

– Филя!

Филька не отозвался. Михайлушко еще немного подождал, а после гневно воскликнул:

– Ах, сучий сын!

И резко шагнул в сторону, толкнул невидимую дверь. Дверь отворилась. За ней горел свет. Михайлушко шагнул туда. Маркел вырвал нож из рукава, быстро шагнул за ним…

И увидел Фильку, который стоял возле открытого поставца и закрывал рот локтем. На поставце стояла чарка.

– Сучий сын! – еще раз сказал Михайлушко. – Разве так можно?!

– Это не я! – дерзко ответил Филька. – Я только что сюда зашел, а это уже здесь было.

– Тьфу на тебя! – сказал Михайлушко.

Филька, не глядя на него, спросил, обращаясь к Маркелу:

– Чего он лается?! Ему что, чарки жалко? Да я, знаешь, сколько своих чарок в него влил? И ни одной не жалко! А он эту пожалел… – И, опять повернувшись к Михайлушку, насмешливо прибавил: – Помирать тебе уже пора, а ты все за свое дрожишь!

– Я не дрожу… – начал было Михайлушко.

Но тут Маркел поднял руку и Михайлушко замолчал. А Маркел, глядя на Фильку, начал говорить:

– Нашел время, когда водку жрать. У нас, знаешь, сколько еще всяких дел сегодня? Нам еще надо на посад идти. Преспешно!

– На посад! – повторил Филька. – Какой сейчас посад?! Скоро ночь, ворота все уже закрыты. Да они с утра не открывались! Так, Михайлушко?

Михайлушко кивнул, что так.

– Вот и все, – сказал Филька. – А ты говоришь: дела!

И он опять потянулся за чаркой.

– Не тронь! – строго велел Маркел и поднял руку с ножом.

– Тьфу! – гневно воскликнул Филька, но чарки не взял.

Маркел опустил нож и сказал:

– Это не моя придумка. Это мне князь велел: пойти сегодня и узнать! А завтра прийти к нему и рассказать, где был дядя Трофим и что он там делал.

– Ну и?.. – спросил Филька.

– И я знаю, где он был! – не без гордости сказал Маркел.

– Где? – спросил Филька.

– Выйдем за ворота, там скажу.

– За ворота… – криво усмехнувшись, сказал Филька. – Михайлушко, да объясни ему, что это не Рославль, а это Москва, дубина! И это царев двор! И это царя хоронят. Да здесь, знаешь, сколько сейчас везде стрельцов понатыкано? Ты их здесь на воротах видел? И так по Кремлю сейчас и на стенах стоят, и на башнях! И пушки везде повыкатывали. Мышь теперь нигде не прошмыгнет, а ты «пойдем!», «пойдем!». Тьфу, деревенщина!

Маркел опять поднял нож и повернул его так, чтобы свет играл на лезвии. Филька презрительно сказал:

– Михайлушко, охолони его.

Михайлушко, повернувшись к Маркелу, сказал:

– Филя дело говорит: сейчас весь Стремянный полк не спит, а их полковой голова, как ошпаренный, туда-сюда бегает, приказы раздает. Я сам видел, как они одного подьячего остановили и, ничего не говоря, его сразу мордой в грязь и сапогами его, сапогами! Мимо шли люди, стали заступаться, спрашивать, тогда и их всех в грязь. И их тоже сапогами.

– Но дядя Трофим как-то вышел, – сказал Маркел.

– Так это когда было? Считай, прошлой ночью, – сказал Филька. – С того часа много чего изменилось. Да вот хоть бы Лука Иванович пропал.

• Предыдущая
• 22/59
• Следующая