Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/59
• Следующая

– Как все, его делать нельзя, – вдруг сказал Жонкинсон.

– Почему это еще?! – спросил Маркел.

– Потому что мне так было велено. Я его уже однажды таким сделал, и мне приказали его переделать. И я переделал.

– Кто приказал? – спросил Щелкалов.

– Я его не знаю, – сказал Жонкинсон. – Был человек от государя. Пришел, пересмотрел шахматы и сказал, что он ими всеми доволен, а вот белый цесарь не годится. У них в Кремле, он сказал, белыми всегда играет только государь, и поэтому белого цесаря надо переделать так, чтобы он был выше всех других фигур. Хорошо, сказал я, переделаю. Э, нет, сказал тот человек, зачем столько работы, белый цесарь всем хорош, ты только приделай ему что-нибудь на шапку, какое-нибудь украшение. Тогда я просверлил ему в шапке дырку и вставил туда золотое перо, вот такое коротенькое. И тот человек забрал те шахматы. Я и сейчас все также сделаю. Но, чтобы не ошибиться, ведь это было еще осенью, я мог же что-нибудь забыть, мне для примера нужен второй цесарь, черный. А сама работа займет не больше часа. Ну, и ремонт точила еще час.

– Что ты на это скажешь? – спросил Щелкалов у Маркела.

– Он дело говорит, – сказал Маркел. – Но мне тогда нужно сходить за черным цесарем.

– Это обязательно, – сказал Щелкалов. И позвал: – Мишка!

Пришел все тот же стрелец. Щелкалов велел ему увести Жонкинсона.

Когда Мишка и Жонкинсон вышли, Щелкалов негромко сказал:

– Ох, и нечистое же это дело… И еще вот что: чую я, что ты, Маркел, знаешь, кто это к Жонкинсону приходил. Ведь знаешь же?

– Откуда мне такое знать, – сказал Маркел. – Да я про эти шахматы вчера в первый раз услышал.

Щелкалов усмехнулся и сказал:

– Если будешь и дальше кривить, то будешь вместе с гентельманом Баусом сидеть здесь до Страшного суда!

– Так долго не получится, – сказал Маркел и тоже усмехнулся. – Те, которые меня сюда послали, обеспокоятся, что меня так долго нет, и придут глянуть, что же такое тут творится.

Щелкалова всего перекосило, и он очень сердито сказал:

– Смеешь грозить мне, пес?

– Ни в коем разе, боярин, – ответил Маркел. – Просто хочу за твое добро своим добром ответить. Ты мне позволил с Жонкинсоном переговорить, а я тебе хочу за это дать совет: отпусти меня Христа ради, век буду тебе благодарен. И те добрые люди, которые меня сюда послали, тоже будут тебе благодарны.

– Знаю я этих добрых людей!.. – сердито воскликнул Щелкалов. – За рубль задавятся, за пять рублей Москву сожгут, а за сто – весь белый свет. Отравили государя, ироды! Может, даже этим цесарем… И государь это чуял. А я, дурень, еще думал, голову ломал, чего это он вдруг за духовную взялся? И как ее всю искромсал! Я же когда ее тогда увидел, это когда он нас в среду к себе призвал, так не поверил даже: вся почеркана! А государь мне тихим голосом: «Ты это пока не читай. Пока что читай только старое». Ну, я так тогда и читал только старое.

– А что там было новое? – спросил Маркел.

– А тебе какое дело? – строго спросил Щелкалов. – Я этого даже боярам не сказывал, а тут тебе скажи! Придет время, всем скажу. Всем прочитаю! Я же знаю, где его духовная схоронена, в каком надо алтаре и за какой надо иконой. Да и кто это чужой в алтарь полезет? Это же какое святотатство! Это пять царей зарезать надо, чтобы… Тьфу! До чего договорился… Иди ты, Маркел, вон! Вместе с твоей шахматой, которую ты где-то спрятал или другие спрятали, а ты знаешь, где она лежит, может, даже у тебя за пазухой. Ну, перекрестись, если не так!

Маркел замялся. Щелкалов с улыбкой сказал:

– Вот то-то же. Но ладно, Бог с тобой, иди. И скажи тому, кто тебя сюда посылал, что я тебя по свой воле выпустил и шахмату при тебе оставил. А мог и шахмату отнять, и тебя здесь вместе с Баусом сгноить. Иди!

Маркел повернулся и вышел. А там сошел по лестнице и вышел на крыльцо.

С крыльца сразу было видно, что случилось что-то очень важное. Никого во дворе видно не было! Всех стрельцов как ветром сдуло, и все ворота, все двери стояли закрытые. Маркел подошел к въездным воротам. Из привратной будки выглянул стрелец и строгим голосом спросил:

– Куда лезешь? Не видишь, что заперто?

– Мне обратно надо, в Кремль, – сказал Маркел. – Сам Щелкалов велел. Дело государево! – и показал овчинку.

Тогда из будки выглянул еще один стрелец, быстро осмотрел Маркела, после вышел к нему и сказал:

– Шалят по городу. Нельзя на улицу ходить.

– А кто шалит? – спросил Маркел.

– Зарецкие, – сказал второй стрелец. – На Живом мосту недосмотрели, пропустили их на эту сторону. Два полка: Земцова и Поповича. Не все они прошли, конечно. А все равно не шути!

– Но мне очень срочно нужно! – продолжал Маркел. – Я из Разбойного приказа, мне наш боярин князь Семен голову снесет, если я припоздаю.

– А если ты сейчас выйдешь, так, может, совсем никуда не дойдешь. Зарецкие шли злые. Кричали: всех на бердыши поднимем!

– Бердыши так бердыши, – сказал Маркел, – а у меня служба.

Стрельцы, переглянувшись, стали открывать калитку. Маркел сразу проскользнул в нее и осмотрелся. На улице и в самом деле было пусто. Маркел вышел на середину мостовой, еще раз осмотрелся и опять никого не увидел. Тогда он прислушался. С одной, дальней стороны как будто били в походный набат. Но это могло и почудиться. Маркел поправил шапку, повернулся и пошел в сторону Кремля. Вокруг по-прежнему никого видно не было, все ворота стояли запертые. Даже собак слышно не было! Зашевелились замоскворецкие стрельцы, подумал Маркел, а их там девять полков, и все они за Годунова, а за Бельского только один Стремянный, вот Щелкалов и почуял слабину – и отпустил! А так бы держал в железах, как и Бауса. А что ему! Он и с боярами не шибко церемонится, а тут какой-то иноземец. Зато девять полков замоскворецких – это сила! Но их пока что не видно. Размышляя таким образом, Маркел прошел по Варварке и вышел к рядам, на площадь. Ряды стояли пустые, закрытые, проходы между ними были загорожены рогатками. Маркел прошел мимо рядов и возле Покровского собора (а там тоже было пусто) повернул вдоль рва…

И вдруг обернулся. И не зря – внизу, возле реки, рядом с Живым мостом, возле Спасских Водяных ворот стояли стрельцы в зеленых и синих шубных кафтанах. Стрельцов было немного, сотни две, но все они были с пищалями, а некоторые из них уже держали наготове бердыши. Но это что! А дальше, на той стороне реки, на Балчуге, были видны еще одни стрельцы, с полсотни, которые катили к мосту пушки. Пушек было три, и катились они быстро.

– Эй! Эй! – стали кричать Маркелу те стрельцы, которые стояли при Водяных воротах. – Стой! Ты куда?!

Маркел прибавил шагу. Снизу, от ворот, бабахнула пищаль. Маркел мельком оглянулся, увидел в одном месте густой дым – и сразу с шага перешел на рысь.

– Эй! – крикнули еще.

Маркел еще прибавил. Когда еще раз бабахнули, он был уже возле подъемного моста, ведущего к Фроловской башне. Пробегая по мосту, Маркел повторял, чтоб не забыть: Зарайск, Алексин, Алексин, Зарайск. Но когда он постучал в калитку, у него ничего не спросили, а просто калитка открылась, Маркела схватили за плечи и втащили в арку. Калитка сразу закрылась, а Маркела повели из башни.

Когда они вышли на свет, Маркела опять обступили стрельцы, но теперь все были в красных кафтанах, то есть Стремянного полка, кремлевские.

– Ну! – сказал старший из этих стрельцов. – Рассказывай! Ты кто такой?

– Маркел Косой из Разбойного, – назвал себя Маркел и показал овчинку. – Бегу с Варварки. С аглицкого подворья.

– Как там наши? Держатся? – спросил стрелец.

– Подай Бог как держатся! – гордо ответил Маркел. И даже прибавил: – Затворились они там. Эти сунулись, а наши не пустили!

– А что еще видел? Есть из них кто на Варварке?

– На Варварке нет, не видел. А внизу возле моста стоят. И пушки тащат.

– Это мы сами знаем, – сердито сказал стрелец. – Иди отсюда, не мешай!

Стрельцы расступились. Маркел прошел через их строй и пошел дальше, но уже не прямо, как раньше, а наискосок вдоль Чудова монастыря к двору князя Семена.

• Предыдущая
• 44/59
• Следующая