Проклятая игра - Баркер Клайв - Страница 37

• Предыдущая
• 37/104
• Следующая

– Ивонна... ты в порядке?

Она не ответила.

От ее лица, которое было в нескольких дюймах от его, продолжали исходить шелестящие звуки. Он потянулся к выключателю лампы, по-прежнему не сводя глаз с темной массы головы Ивонны. «Лучше сделать это побыстрее», – подумал он, – пока мое воображение не обогнало меня". Его пальцы нащупали выключатель, сжали его и включили свет.

В том, что он увидел перед собой на подушке, нельзя было узнать Ивонну.

Он бормотал ее имя, когда, карабкаясь, пятился с кровати, не в силах оторвать глаз от мерзости рядом с ним. Как это оказалось возможным, что она смогла спуститься с лестницы и лечь в кровать, прошептав ему «да»? Огромная глубина ее раны, несомненно, убила ее. Никто не может жить с ободранной кожей и вырванным мясом.

Она наполовину повернулась в кровати с закрытыми глазами, словно вращаясь во сне. Затем – ужасно! – она произнесла его имя. Ее губы не шевелились, как раньше, кровь замазала слово. Он не мог больше выносить этого зрелища, иначе он бы закричал, а это могло привлечь их – кто бы это ни сделал, – привлечь их с уже окровавленными скальпелями. Они, возможно, уже за дверью, но ничто не могло заставить его остаться в этой комнате. Только не с ней, медленно вращающейся в кровати и все еще произносящей его имя, пока она стягивала ночную рубашку.

Шатаясь, он вышел из спальни в коридор. К его удивлению никто не поджидал его там.

Наверху, на лестнице, он замешкался. Он не был слишком смелым, но и не был глупым. Завтра он будет оплакивать ее, но сейчас, когда она просто шла за ним, ничего нельзя было сделать – только предохранить себя от кого бы то ни было, кто сделал это. Кого бы то ни было! Почему он не позволяет себе назвать имя? Виноват был Мамулян – это был его почерк. И он не один. Европеец никогда не дотрагивается своими стиральными руками к человеческой плоти так, как кто-то сделал с Ивонной, – его брезгливость была легендарной. Но это был он – тот, кто дал ей эту полужизнь после того, как убийство было совершено. Только Мамулян был способен на это.

И сейчас он мог ждать внизу, на самом дне мира, под лестницей. Ждать, как он долго ждал, пока Той не притащится вниз, чтобы присоединиться к нему.

– Провались ты к Дьяволу, – прошептал Той темноте внизу и пошел (от ужаса он был готов бежать, но здравый смысл подсказывал ему иначе) по коридору к второй спальне. С каждым шагом он ожидал какого-нибудь движения врага, но ничего не последовало. Во всяком случае, пока он не достиг двери спальни.

Тогда, когда он взялся за ручку, он услышал голос Ивонны позади него:

– Вилли... – Слово было произнесено четче, чем до этого.

В какой-то момент он засомневался в своем рассудке. Если он сейчас обернется, будет ли она стоять в дверях спальни такая же обезображенная, как подсказывала память; или это просто лихорадочный сон?

– Ты куда? – потребовала ответа она.

Внизу кто-то шевельнулся.

– Вернись в постель.

Не поворачиваясь, чтобы отклонить ее приглашение. Той толкнул дверь второй спальни, и как только он это сделал, он услышал, как кто-то стал подниматься по лестнице сзади него. Шаги были тяжелыми, их обладатель спешил.

Не было ключа, чтобы, заперевшись, задержать преследователя, и не было времени баррикадировать мебелью дверь. Той пересек неосвещенную спальню в три прыжка, рывком распахнул французское окно и ступил на маленький, сваренный из железа балкон. Он крякнул под его весом. Он подозревал, что тот долго не выдержит.

Сад внизу под ним был в темноте, но, на счастье, он знал, где лежал цветочный газон, а где – дорожка, вымощенная камнем. Не колеблясь – шаги за спиной становились все громче – он перелез через перила. Его мускулы взвыли от напряжения и еще сильнее, когда он, примостившись на внешней стороне, повис на руках, хватка которых могла в любую секунду ослабнуть.

Шум в комнате, которую он оставил, привлек его внимание: его преследователь, обрюзгший головорез с окровавленными руками и яростными глазами, был там – подходил к окну, рыча от удовольствия. Той, как мог раскачался, надеясь не попасть на дорожку, которая, как он знал, проходила прямо под его обнаженными ступнями, и приземлиться на мягкую землю цветника. Было очень мало шансов хорошо выполнить маневр. Он отпустил перила, когда жирный подошел к балкону, и провалился назад в темноту; окно над ним удалялось, пока он не приземлился с повреждениями не большими, чем синяки, среди гераней, которые Ивонна посадила всего неделю назад.

Целый, но шатающийся, он с трудом поднялся на ноги и побежал по залитому лунным светом саду к задним воротам. Они были закрыты на замок, но ему сравнительно легко удалось перелезть через них – адреналин придал ему сил. Звуков дальнейшего преследования не было слышно и, когда он бросил взгляд назад, то увидел толстяка, все еще стоявшего у окна и наблюдавшего за его бегством, словно у того не хватало инициативы последовать за ним. Испытывая тошноту от внезапного возбуждения, он побежал по узкому переулку, который шел позади садов, заботясь только о том, чтобы увеличить расстояние между собой и домом.

И только когда он достиг улицы, лампы которой начинали гаснуть с рассветом, осторожно вползающим в город, только тогда он обнаружил, что он совершенно голый.

Марти отправился спать счастливым человеком. Хотя еще оставалось многое, чего он не мог понять, многое, связанное со стариком – несмотря на его обещания все объяснить – в конце концов, все это было не его дело. Если Папа решил секретничать, пусть. Марти был нанят, чтобы присматривать за ним, и все выглядело так, что его хозяин удовлетворен выполнением его обязанностей. Результатом были те сокровенные мысли, которые старик доверил ему, и тысяча фунтов под его подушкой.

От эйфории прошел сон – сердце Марти колотилось, казалось, в два раза быстрее, чем обычно. Он встал, влез в халат и попытался посмотреть что-нибудь по видео, чтобы изгнать из головы события дня, но боксерские ленты утомляли его, порнография тоже. Он побрел вниз в библиотеку, отыскал космическую пьесу с замусоленными страницами и проскользнул обратно в свою комнату, сделав крюк на кухню за пивом.

Когда он вернулся, Кэрис была в его комнате, одетая в свитер и джинсы и босиком. Она выглядела осунувшейся, старше своих девятнадцати лет. Улыбка, которой она встретила его, была слишком отрепетированной, чтобы убеждать.

– Ты не против? – спросила она, – я просто слышала, как ты ходил туда-сюда.

– Ты вообщеникогда не спишь?

– Не всегда.

– Хочешь пива?

– Нет, спасибо.

– Садись, – сказал он, сбрасывая кучу одежды с одинокого стула. Однако, она расположилась на кровати, оставив стул для Марти.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она.

Марти отложил выбранную книгу. На обложке обнаженная женщина с зеленой флюоресцирующей кожей вылуплялась из яйца на планете с двумя солнцами. Кэрис спросила:

– Ты знаешь, что происходит?

– Происходит? Ты о чем?

– Ты ничего странного не замечал в доме?

– Например?

Ее губы сложились в любимую комбинацию: уголки опустились вниз от раздражения.

– Я не знаю... трудно описать.

– Попытайся.

Она заколебалась, как ныряльщик на краю высокого обрыва, затем бросилась вниз.

– Ты знаешь, что такое чувствительность?

Он кивнул.

– Когда кто-то может ловить волны. Мысленные волны.

– Телепатия.

– В некотором роде.

Он бросил на нее взгляд.

– Это то, что ты можешь делать? – спросил он.

– Не делать.Я ничего не делаю.Скорее это делают со мной.

Марти откинулся на спинку стула, он был в затруднительном положении.

– Как будто все становится вялым. Я не могу сбросить это. Я слышу, как люди говорят, не шевеля губами. В основном, бессмыслица – просто бормотание.

– И это то, что они думают?

– Да.

Он не знал, что ответить, кроме того, что он сомневается в ее словах, но не это она хотела услышать. Она пришла сюда за помощью, разве нет?

• Предыдущая
• 37/104
• Следующая